Записки исторической сплетницы. О жизни королевских особ и аристократов XII-XVIII вв. — страница 15 из 46

Я это все к чему? Не к тому, чтобы выяснять, кто прав, а кто виноват: там люди куда умнее и компетентнее меня мозги набекрень вывихнули. Я про то, что брак короля и королевы в юридическом и каноническом смысле действительно давал широкое поле для толкования. И вырулить можно было в любую сторону. И совершенно ясно было, что вырулит туда, куда ему надо, тот, кто сильнее. А кто более прав – это представляет чисто академический интерес для всяких там высоколобых теологов.

Я думаю, что права-то как раз была Екатерина. И аргументы, как мы видим, в ее пользу были убедительные, и действовала она всю жизнь, что называется, bona fides, то есть добросовестно, а это тоже важный показатель. То есть она жила с искренним убеждением, что не была женой Артура, а вот женой Генриха как раз была полноправной. Да, я думаю, правда была на ее стороне.

И вот ты такой правый в белоснежном пальто выходишь на железнодорожные пути. Ты хочешь остановить голыми руками мчащийся поезд. Не, ну а что? Ты прав. Значит, бог на твоей стороне. Значит, он поможет тебе остановить этот поезд. И тебе как-то не приходит в голову, что это именно бог в великой мудрости своей устроил мир именно таким образом, что, если стоять на пути поезда, он тебя снесет и размажет. И вряд ли бог вот прямо сейчас все бросит и начнет специально ради тебя менять физические и прочие законы. Это все немножко отдает гордыней, даже если ты в целом хороший человек.

Екатерина бы со мной не согласилась.

Сначала Генрих самоуверенно думал, что аннулирование брака не займет много времени, – верный советник кардинал Уолси добудет соответствующее папское разрешение в кратчайшие сроки и представит его пред ясны королевски очи на блюдечке с голубой каемочкой. А что, делал же он раньше все, что король попросит, вот и теперь пусть сделает. А всю правду ему с самого начала говорить необязательно. Пусть думает, что старается ради французской принцессы и, следовательно, ради англо-французского альянса, а не ради худородной выскочки Анны Болейн, которой тот же Уолси в прошлом запретил выходить замуж за Генри Перси, наследника графа Нортумберленда – как раз из-за ее худородности (автозамена все время исправляет на «худосочности»… Ну наверное, и этот параметр Уолси тоже учитывал). Уолси, конечно, практически сразу все узнал, но тут уж было не до его мнения, потому что «Великое дело короля» (так скоро стали называть дело о разводе) ощутимо запахло керосином.

Уолси как папскому легату не удалось самому вынести решение. Требовалось вмешательство папы римского. А поведение папы во всей этой долгой истории прекрасно описывается одной фразой из рассказа Зощенко: «Хозяин держится индифферентно – ваньку валяет». Для папы все это безобразие было совершенно некстати. Не ко времени.

Бывало, и нередко, что короли с женами разводились. Вон, что далеко ходить, собственная семья Генриха была не совсем благополучна в этом смысле, прямо хоть бери и всех на семейную терапию строем веди. Муж его сестры Марии, французский король Людовик XII, развелся с первой женой, в комплекте с которой и получил королевство. Или другая сестра Генриха, Маргарет (та самая, которая так неудачно лишилась первого мужа в битве при Флоддене), развелась со вторым мужем – и ничего. И Генриху можно было бы навстречу пойти, но момент, повторюсь, был крайне неудачный. Папе жутко не хотелось ссориться ни с Англией, ни со Священной Римской империей. А тут еще императорские войска захватили Рим, и папа оказался фактически пленником императора. И как-то не очень удобно действовать против родственников человека, который держит нож у твоего горла. Удобно, но не очень. А Екатерина приходилась родной теткой императору Карлу V.

Вот почему папа не рвался выносить решение в пользу Генриха. Правда, отправил в Англию специально для участия в бракоразводном процессе своего легата, кардинала Кампеджо, с отеческим напутствием: «Тяни время, гад!» А там, мол, или ишак сдохнет, или падишах, или я. Само как-нибудь рассосется.

Никто своевременно не сдох Само не рассосалось. В Англии начался суд под председательством Кампеджо, на который в качестве ответчицы явилась Екатерина и, опустившись перед королем на колени, заявила, что: а) она была ему верной и любящей женой; б) до брака с ним она была девственницей, так что свои измышления о ее свершившемся браке с Артуром пусть он засунет себе под мантию; в) «нет у тебя ничего на меня, начальник» против нее у короля и суда никаких доводов нет, вот когда они появятся, тогда и приходите. После чего встала и вышла. И больше на заседания не приходила, сколько повесток ей по почте ни отправляли. Она вообще юрисдикцию этого суда не признавала, а считала, что если какие-то вопросы возникают, они должны слушаться только в Риме.

Кампеджо тоже долго засиживаться не стал, даже чаю не попил. Дело, говорит, сложное, мне надо посоветоваться с товарищами в Риме. Нет, по скайпу не могу, его еще не изобрели. Мы посоветуемся, и наш уважаемый папа известит вас о принятом решении. Ариведерчи. Собрал наспех чемоданы и растворился в очереди на посадку на рейс «Лондон, Хитроу – Рим, Фьюмичино» в туманной дали. Больше его в Англии никто не видел. Как и папского разрешения на развод.

Следующие несколько лет король Генрих посвятил попыткам выцарапать у папы нужную бумагу и надавить на Екатерину, чтобы она в этом деле действовала с ним заодно: признала, что никакая она ему не жена. Или, в крайнем случае, ушла в монастырь. В ответ на все эти интересные предложения Екатерина вежливо, твердо, смиренно, в изысканных выражениях посылала царственного супруга непосредственно в пень.

Анна Болейн вышла из тени и постепенно начала вести себя как настоящая королева. Не в смысле «с королевским достоинством», с этим у нее как раз были большие проблемы, а просто много времени проводила с королем, занимала лучшие покои во дворцах, носила королевские драгоценности и собирала вокруг себя придворных, которые, конечно же, понимали, в какую сторону дует ветер. Екатерина на это все взирала с видимым спокойствием, не позволяла себе ни одного недоброго слова в адрес окончательно сбрендившего на своей идефикс (разводе) супруга даже ни разу его козлом не назвала и была неизменно вежлива со своей преемницей. Хотя мнение о ней, безусловно, имела.

Екатерина не только потеряла любовь мужа – это бы еще полбеды или совсем не беда – она начала терять свое королевское положение. У нее постепенно отнимали доходы, имущество, разлучили с единственной дочерью, а в один далеко не прекрасный день лишили и королевского титула. Генрих больше не мог терпеть неопределенность и выдерживать скандалы Анны. Семь лет тянулась эта волынка, сколько можно ждать милостей от природы папы, взять отобрать их у него – наша задача! «Слова Мичурина? Нет, мои! – заявил Генрих. – Потому что Мичурин сказал это про яблоки и груши, а я говорю про верховную власть над церковью!»

Генрих обвенчался с Анной (к тому моменту уже беременной), архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер объявил брак Генриха и Екатерины недействительным. Потом последовал Акт о супрематии, который объявлял короля верховным главой церкви на территории Англии. Вот так Англия вступила на путь Реформации. Наверное, самому Генриху это не слишком нравилось. Он в душе был правоверным католиком и очень не любил все эти протестантские штучки. А что поделать? Хотел Анну? Вот тебе Анна, уже даже беременная твоим наследником (ну все так думали). Только она идет в комплекте с религиозными реформами. Так себе комплект, честно говоря, но уж кто за что боролся.

У Екатерины отобрали королевский титул и стали именовать вдовствующей принцессой. Она в своем кругу продолжала называть себя королевой. Последние годы своей жизни Екатерина провела, переезжая по приказу Генриха из замка в замок. Слуг и приближенных рядом с ней осталось совсем мало: слугам нечем было платить, а посещения друзей и переписка с ними были фактически запрещены королем. Императорский посол Эсташ (Юстас) Шапюи как-то прорывался, да и сообщения ловко передавал. Он вообще много сделал, чтобы поддержать королеву и ее дочь, принцессу Марию, которая, кстати, в результате всех этих потрясений стала считаться незаконнорожденной. Шапюи даже вроде бы пытался организовать побег принцессы на континент и вообще защитить ее всеми возможными способами. Потому что существовала ненулевая вероятность, что любящий папаня под давлением новой жены может дочку укокошить, обвинив в измене. А чо она папеньку главой церкви не признает и не хочет называть брак своих родителей позорным кровосмешением, а себя незаконнорожденной? Странная какая-то, ей-богу.

В том числе за положение Марии билась королева Екатерина, когда отказывалась признавать свой брак незаконным. В качестве наказания ее с дочерью разлучили: даже когда Мария была серьезно больна, матери не позволили за ней ухаживать или хотя бы мельком ее увидеть. Здоровье самой Екатерины тоже сильно пошатнулось. Не укрепляло его и то, что она с ужасом была вынуждена наблюдать, как страна коллективно впадает в ересь. Для нее, дочери Католических королей, это был страшный кошмар и дно, ниже которого падать некуда. Все эти переживания ускорили кончину королевы. Впрочем, ходили упорные слухи, что ее поторопили в мир иной с помощью яда. Кто знает, как там было. Вроде уже и незачем было ни Генриху, ни Анне убивать Екатерину: если уж и делать это, то раньше. Если король и его вторая жена предпринимали что-то в смысле отравления неугодных, то получалось у них из рук вон плохо. Но далеко не факт, что предпринимали.

Что сказать про всю эту историю с королевским разводом? Встретились два упрямства, и ожидаемо победило упрямство того, кто держал в руках рычаги власти и не стеснялся эти рычаги использовать. У второй стороны шансы уцелеть и сохранить, хотя бы частично, свое положение были весьма невелики. Но, на мой взгляд, все же были. Дальше только мое предположение, соглашаться с ним совсем не обязательно, а конструктивно критиковать – можно и нужно.