Все эти качества только усилило пребывание Екатерины в доме вдовствующей герцогини Норфолк, мачехи Эдмунда. Тогда среди аристократов обычным делом было отправлять своих отпрысков в дома богатых и влиятельных родственников на воспитание. И получалось, надо признать, не всегда плохо. Только не в этом случае.
В своем большом доме герцогиня собрала девушек из знатных семей. Собрать-то она их собрала, но наладить дисциплину, установить строгое расписание занятий и контролировать то, чему и как воспитанницы обучаются, – не, это как-то слишком сложно. За тем, как они проводят свободное время, тоже почти не следили. Девчонки росли, как та придорожная трава. Покои, где они размещались, напоминали студенческую общагу. «У нас бабушка шутит, – говорили обитательницы дома. – С тех пор, как прибыли новые фрейлины, она наше поместье общежитием стала называть». И, как в любой среднестатистической общаге, там кипели нешуточные страсти. Дождавшись, когда герцогиня отправится спать, девочки устраивали ночные вечеринки с водкой и пельменями, приводили мальчиков и развлекались нередко по-взрослому. Нет, герцогиня, разумеется, как порядочный комендант, требовала соблюдать правила внутреннего распорядка – ну пыталась – и запирала помещение на ключ. Но девушки без труда решали эту проблему, сговорившись с горничными и другими слугами. Это надо было умудриться – не замечать творящегося в доме грандиозного бардака, в котором участвуют почти все воспитанницы и слуги. Хорошей хозяйкой и наставницей была герцогиня, что уж там. В сериале «Тюдоры» она вообще очень колоритная особа, сильно напоминающая хозяйку борделя. В реальности это было, конечно, не так. Дом ее претендовал прямо-таки на звание дома высокой культуры быта, пока не вскрылись похождения Екатерины, взлетевшей к тому времени так высоко, что больно падать было не только ей, но и всей ее семье.
Считается, что первым возлюбленным Екатерины (на тот момент ей было четырнадцать лет) стал учитель музыки Генри Мэннокс. Чего там эти деятели культуры вдвоем намузицировали, сказать с уверенностью трудно. Позднее Мэннокс свидетельствовал, что они с барышней Говард дошли только до совместного лежания в кровати одетыми и немногих ласк. Проводили время они таким образом чуть ли не год, пока их не спалила герцогиня. Безусловно, эта достойная дама вряд ли могла быть номинирована на премию «Бабушка года» или «Педагог года», но и навыки конспирации, проявляемые Екатериной, тоже оставляли желать лучшего. Бабуля решительно (хотя и несколько запоздало) прекратила эту связь, аннулировав пропуск музыканта в женское общежитие.
С другим поклонником, Фрэнсисом Деремом (угадайте, на какое слово автозамена постоянно норовит исправить его фамилию – где-то даже заслуженно), у Екатерины было все серьезно. То есть это была полноценная сексуальная связь. В отличие от Мэннокса, которого уж никак нельзя было считать ровней девушке из семейства Говардов, Дерем был довольно приличного происхождения (и приходился Екатерине дальним родственником) и не совсем бедным. Так что он вполне мог бы посвататься к Екатерине. Многие считали, что он так и сделал и молодые люди тайно обручились. Или по крайней мере надавали друг другу романтических клятв в надежде потом когда-нибудь узаконить отношения, а пока трахались в свое удовольствие. Бабуля-герцогиня не возражала. Возможно, и в самом деле надеялась сплавить внучку за Дерема, а может, как обычно, ничего не замечала, кошелка старая.
Так вот, воспитавшись таким образом и доведя до совершенства свои сексуальные навыки, Екатерина попала к королевскому двору. Дерем к тому моменту уехал – может, с намерениями вернуться к возлюбленной, которую якобы уже считал женой, а может, свинтил под благовидным предлогом, чтобы прекратить роман с надоевшей женщиной и не надевать ипотечный брачный хомут на шею. Нет свидетельств того, что Екатерина ужас как расстроилась и головой о стенку билась. Скорее всего, она положительно оценила перспективы, открывавшиеся перед ней в связи с должностью фрейлины новой королевы Анны Клевской.
Вряд ли герцог Норфолк (вдовствующей герцогине он приходился пасынком) специально пристроил племянницу в свиту, чтобы потом подсунуть в койку королю. Во-первых, нельзя было предугадать, что король на Екатерину клюнет: яркостью своей кузины Анны Болейн она и близко не обладала. Во-вторых, как раз дело Анны Болейн должно было отучить герцога бездумно подсовывать королю своих родственниц, потому что так и головы на плечах можно недосчитаться – ладно родственниц, а то ведь и своей собственной! Но то ли герцог решил, что один раз – не статистика, то ли действительно ничего не имел в виду, а просто руководствовался принципом «Больше при дворе Говардов – хороших и разных! А также таких, на которых клейма ставить негде, они тоже пригодятся». Как бы там ни было, Екатерина оказалась среди фрейлин королевы Анны и вскоре обратила на себя внимание короля.
Вообще, правильно король развелся с Анной Клевской. Если его устраивала в качестве королевы такая девушка, как Екатерина Говард, ему нечего было делать рядом с настоящей принцессой, какой была Анна, – умной, скромной, полной достоинства и благородства. Для Генриха имело значение только то, что Анна была совершенно неопытной в постели и непривлекательной для него сексуально. А Екатерина – совсем наоборот. Вот это несомненное достоинство – сексуальная привлекательность – и сделало ее королевой. В остальном она не была чем-то особо примечательна, сейчас в любом банке найдется множество операционисток такого типажа. (Ни в коем случае не хочу оскорбить банковских операционисток, многие из них компетентные и деятельные сотрудники, а если среди них есть не такие, то они вполне могут считать, что похожи на королеву Англии. Впрочем, некоторые их них, видимо, и без меня так считают.)
Королю, как говорили в фильме «Обыкновенное чудо», вожжа попала под мантию, и он срочно возжелал жениться на хорошенькой, живой и непосредственной фрейлине. И женился, предварительно разведясь с четвертой женой. Он бы хоть, доставая паспорт перед началом церемонии, пролистал его и освежил в памяти дату своего рождения, не говоря уже о медицинской карте размером с хороший кирпич. Но это мы такие умные, даем рекомендации из своего XXI века. А в XVI веке такие мелочи, как тридцатилетняя разница в возрасте и плохое состояние здоровья жениха, препятствием к браку не считались. И никакая мама не стала бы хвататься за декольте, симулируя сердечный приступ, лишь бы уберечь кровиночку от брака со старым пнем, если у пня деньги и высокий статус (хотя что я про XVI век, как будто сейчас так не бывает). Так что родственники Екатерины Говард ошалели от счастья и начали предвкушать новые фантастические преференции для своей семьи.
После свадьбы Генрих прямо помолодел. Он не выпускал молодую жену из объятий даже во время официальных приемов. Что происходило в спальне, этого мы знать в подробностях, конечно, не можем (да и не хотим, правда?), но, похоже, на новую королеву отзывалось не только сердце короля, другие части тела тоже участвовали. Все придворные заметили, как их грозный и капризный повелитель приободрился и почти стал похож на нормального человека. Прямо хотел «задрав штаны, бежать за комсомолом», как сказал Сергей Есенин по совершенно другому поводу.
При этом самомнение Генриха никуда не делось. Он искренне полагал, что его жена – «роза без шипов», как он ее ласково называл, – досталась ему невинной девушкой, а ее активность в постели объясняется бешеной страстью, которую он, престарелый муж, ей внушил. «А чаво?.. Мужик я видный и на ласку заводной!..» (Л. Филатов). В общем, Екатерина казалась Генриху идеальной женой. Да, без образования, да, разговор на серьезную тему поддержать не может. Ну и что, зато какая хорошенькая, а как радуется подаркам! Король, переживающий вторую молодость, завалил супругу драгоценностями, пожаловал ей земли. Ну и родственники ее не ушли обиженными. Скоро многие, видя жадную пасть и загребущие руки Говардов, начали со слезой умиления вспоминать казненного Томаса Кромвеля.
Екатерина относилась к Генриху с уважением – на свой лад. Обаяние власти, значительность королевской персоны, грозный вид короля – все это внушало ей благоговение. Но романтической любви и страсти она, конечно, к нему не испытывала. Тем более болезни стареющего короля отступили лишь ненадолго, а быть сиделкой Екатерина не испытывала желания. Да и сам король не хотел видеть свою романтическую возлюбленную суетящейся с тазиками возле постели, где он сам лежит в очень непрезентабельном виде, стеная от боли. Генриха мучили приступы: больше всего страданий ему доставляла язва на ноге – это не считая других недомоганий, виной которым была старая травма, полученная при крайне неудачном падении с лошади. В такие моменты Генрих молодую жену до себя не допускал. Ну она и заполняла пустые часы как могла – общением.
В желающих общаться недостатка у нее не было. Как только Екатерина стала королевой, к ее порогу уверенно потянулись знакомые из прошлой жизни, в частности обитатели дома вдовствующей герцогини. Обычно так и бывает: стоит вступить в выгодный брак или устроиться на денежную должность, тут же о тебе вспоминают родственники и знакомые, которые в последние годы и думать о тебе забыли. Вон, стоят у двери с копченой рыбой в бумаге и авоськой яблок. Мы, говорят, случайно мимо проезжали, пусти переночевать. А потом им и прописку в Лондоне, и работу во дворце… Екатерина своих бывших друзей привечала – то ли по доброте душевной, то ли потому, что они ее банально шантажировали информацией о ее свободном поведении в девичестве. Среди прочих и Дерем нарисовался – не сотрешь. Смертельно соскучился по своей любви, когда узнал, на кого именно она его променяла. До этого скучал не так смертельно. И Екатерина пристроила бывшего любовника на должность своего секретаря. И очень плохо сделала, потому что язык за зубами он держать не умел и все время намекал, что с королевой его связывает ооочень тесная дружба.