В большом фаворе Роберт Дадли оказался с восхождением на трон королевы Елизаветы. Она назначила его начальником транспортного цеха своим конюшим. Должность эта была почетной и предполагала постоянное присутствие при дворе и тесный контакт с королевой. Нет, ну ТАКОГО тесного контакта, который получился у Елизаветы и Дадли, должность, конечно, не подразумевала. Как поет Татьяна Зыкина, «и меня накрывает, несмотря на твой статус семейный». Елизавету, видимо, действительно крепко нахлобучило, раз она со всем свойственным ей здравомыслием не понимала, как выглядит со стороны ее особое внимание к Дадли и какие оно может иметь последствия. Ее советники надеялись, что она выберет себе достойного мужа и родит наследников, но Елизавета к политически выгодному браку не стремилась, потому что на самом деле была мужчиной, предпочитая флирт со своим фаворитом. Тут же поползли слухи, что Дадли – любовник королевы и будущий муж. Это уже само по себе не всем нравилось (Уильям Сесил так просто из себя выходил), а усугублялась ситуация тем, что претендент был женат. Роберт наверняка в то время уже рассматривал Эми как препятствие к своему счастью, потому что кто ж отказался бы стать королем-консортом… ну ладно, принцем-консортом, тоже неплохо. Да и чувства к Елизавете у него, похоже, были искренними, как показали дальнейшие события: все-таки притворяться десятилетиями трудновато.
В общем, придворные сплетничали, иностранные дипломаты краснели как маков цвет, когда садились писать донесения о событиях при английском дворе, народ посмеивался, а Елизавета купалась в своем счастье. Вправить ей мозги попыталась ее бывшая воспитательница, а к описываемому моменту старшая фрейлина, Кэт Эшли. Она, помня историю с Томасом Сеймуром и отсидев по этому делу в Тауэре, почему-то не желала повторения чего-то подобного, а то и чего похуже. Поэтому по поводу отношений с Робертом Дадли она не стала говорить фраз вроде: «Женщина ничего никому не должна» и «Надо себя любить и баловать, ведь ты этого достойна». Нет, как самый натуральный токсичный абьюзер (не уверена, что правильно применяю термин) Кэт сказала своей царственной госпоже: «Ты что ж это, паразитка, делаешь? Я тебя зачем воспитывала, ночей не спала – чтобы ты с трона из-за своей безмозглости слетела? Вместо того чтобы выйти замуж за ровню, ты тут хвостом крутишь перед придворными прощелыгами, не будем пальцем показывать, хотя фамилия этого прощелыги слишком известна, чтобы ее называть. Да подданные от тебя отвернутся, а потом начнется схватка за трон, никому мало не покажется. Да лучше бы я тебя в колыбели задушила, честное слово, чем вот это все наблюдать своими глазами».
Елизавета не очень сильно обиделась и даже слова про удушение в колыбели приняла довольно спокойно, потому что в те темные времена родителям и воспитателям и не такое прощали. Ответила она довольно противоречиво. Я, говорит, себя нормально веду, а если завистники и хейтеры на меня клевещут и всякие непотребства выдумывают, так на то они завистники и хейтеры. Но! Я испытала в этой жизни так мало радости! Если и были какие-то непотребства с моей стороны, так я ведь заслуживаю счастья! И если бы я во всяком разврате находила удовольствие (боже сохрани!), то нет человека, который мог бы запретить мне это.
То есть вправление мозгов результатов не принесло. Ну может, Елизавета стала чуток осторожней, но не слишком. Она пожаловала своему драгоценному Роберту орден Подвязки, отодвинув в сторону графа Бедфорда, который сам мечтал этот орден получить и имел на то больше оснований. Также Дадли получил недвижимость, плюс лицензии на ведение доходных коммерческих дел, плюс солидную сумму денег на «покрытие расходов».
А покрывать было что: хоть Роберт теперь и был восстановлен в имущественных правах и осыпан королевскими милостями, все равно его расходы были значительными, и денег хватало не на все. Жизнь при дворе была дорогая, а ему и вовсе приходилось соответствовать статусу королевского фаворита, у которого не может не быть айфона последней модели. К тому же надо было делать подарки Елизавете, которая это дело очень любила. С чахлой гвоздичкой и дешевой шоколадкой к королеве не попрешься, так что на подарки уходили большие суммы.
Эми все это время жила в провинции, причем не в собственном доме, а у друзей. Ну не мог могущественный фаворит своей жене нормальные жилищные условия обеспечить. С мужем она виделась крайне редко: то он заедет на пару дней, то она приедет, например, на церемонию вручения ордена Подвязки, и задержится в Лондоне. Лишь изредка Роберт отправлял жене подарки (далеко не такие роскошные, как Елизавете – только чтобы откупиться и совсем бесчувственной скотиной не прослыть в глазах общественности) и оплачивал расходы на шопинг обновление гардероба. При дворе ее не привечали, и об этом ходило множество слухов: в частности, говорили, что она серьезно больна, поэтому не может составить компанию мужу. Настоящая причина была, конечно, в другом: Елизавета совсем не жаждала видеть рядом жену своего возлюбленного. Говорили о грядущем разводе четы Дадли, а также о том, что фаворит может расчистить себе дорогу и другим способом: испанский и императорский посол в переписке упоминали, что Роберт, наверное, замыслил отравить жену медленным ядом, чтобы после ее смерти жениться на королеве. Уильям Сесил вслух выражал надежду, что Дадли воздержится от совершения убийства.
В общем, Эми, скромно живущая в провинции, в деревне Камнор-Плейс среди чужих людей, была очень интересна сильным мира сего. Иностранные правители, послы, придворные аристократы делали ставки: что же с ней будет? Должна же эта ситуация как-то разрешиться! И разрешилась.
В один непрекрасный день тело Эми нашли у подножия лестницы в доме, где она жила, со сломанной шеей и двумя ранами на голове. Кстати, произошло это восьмого сентября – кто-то преподнес хорошенький подарочек на день рождения королеве Елизавете (седьмое сентября). Или не кто-то, а так случайно вышло? В любом случае всем участникам событий как-то сразу стало не до смеха. Комедия про любовный треугольник закончилась. Началась, извините, драма.
Значит, действующие лица драмы следующие: Эми (уже мертвая), Роберт Дадли (спасибо, что живой), королева Елизавета как коварная разлучница, Уильям Сесил как второстепенный персонаж – хитрый советник, роль которого не совсем ясна, но который крутится рядом по ходу действия и одной своей фразой способен круто развернуть сюжет. Исполнители… нет, не ролей, а убийства – какие-то темные личности, существование которых под большим вопросом, но все же очень вероятно. Ну еще, конечно, Рок, Судьба, вот эти отвлеченные понятия, которые могут пригодиться как альтернатива именам исполнителей за неимением таковых. То есть когда виноватых нет, а мертвое тело, наоборот, почему-то есть.
В зрительном зале – иностранные монархи, в частности Мария Стюарт, которая ядовито прошипела что-то насчет того, что Елизавета теперь выйдет замуж за своего конюшего, убившего свою жену (кто бы говорил, ага), придворные, дипломаты. На галерке – народ, который тоже любит такие зрелища в стиле не совсем интеллектуальных, зато захватывающих телешоу. Вооружившись ведрами попкорна, зрители с удовольствием – хотя притворялись, что с ужасом – следили за развитием сюжета. Никому, разумеется, не было дела до самой Эми, да и супруг ее тоже не самый значимый персонаж. Все хотели знать, как поведет себя власть и удастся ли королеве, которая эту самую власть воплощала, выйти сухой из воды и сохранить свой авторитет, а то и корону. Да, вопрос стоял примерно так.
Общественный резонанс в связи со смертью Эми вышел нешуточный. До флэшмоба «МыЭмиДадли», конечно, не дошло, но замять дело не получилось бы в любом случае. Во время убийства Роберт находился в Виндзоре с королевой – правильно, где же ему еще быть? Узнав о происшедшем, он немедленно отправил своего управляющего Томаса Блаунта в Камнор-Плейс, чтобы тот посмотрел, как там и что, и проследил за ходом расследования и подкупил кого надо. Блаунт побеседовал с обитателями дома, ознакомился с составом коллегии присяжных, которая должна была выносить вердикт по этому делу, и отправил своему господину отчет, где успокоил его насчет объективности присяжных (не все они знакомые хозяина дома, где жила Эми, так что скрывать в его пользу ничего не должны). А также уточнил, что в самоубийство здесь не верят, но состояние покойной в последнее время было угнетенным: уныние, слезы, бесконечные молитвы. Странно, конечно. Обычно, когда муж бросает жену в провинции на съемной квартире с тремя копейками денег, а сам развлекается в столице с любовницей на, в том числе, семейные доходы и уже год как не показывается дома, это повод для веселья и радости. А Эми впала в депрессию. Необъяснимый факт.
Следствие вел коронер[27], а вердикт выносила коллегия из пятнадцати присяжных. Обычно присяжными были люди уважаемые, но незнатные: торговцы там, ремесленники, мелкие землевладельцы – в общем, те, которые стояли «подальше от начальства, поближе к кухне», то есть жили и работали, не ожидая каких-нибудь титулов и государственных/придворных должностей. Это позволяло надеяться, что судить они будут объективно. Но среди присяжных, выносивших решение по делу Эми Дадли, были джентльмены, то есть люди, по своему общественному положению стоявшие выше своих коллег. Может, благородными господами разбавили коллегию для того, чтобы придать ей авторитета в глазах публики, а может, чтобы легче было влиять на мнение присяжных. Вердикт выносили долго, почти год. В течение этого времени глава присяжных писал Роберту и заверял его, что все указывает на несчастный случай. Хорошенькая такая объективность – вести переписку с первым подозреваемым и сообщать ему информацию о расследовании. Роберт, похоже, всю дорогу держал руку на пульсе. Он даже приказал от себя лично провести еще одно расследование, и сделать это должны были близкие люди Эми – ее братья Артур Робсарт и Джон Эпплъярд. С этим Эпплъярдом потом одни проблемы были. Он получал выплаты от Роберта Дадли, а через несколько лет после смерти сестры его пытались втянуть в заговор, чтобы того Дадли свалить: от него требовалось обвинить своего бывшего родственника в убийстве жены за вознаграждение. Эпплъярд отказался, но к тому моменту он уже сам был убежден, что Эми была убита, и просил Дадли возобновить расследование. Дадли закономерно ответил, что дело закрыто, сдано в архив и не надо тут всякими висяками резко снижать показатели раскрываемости. Посидев в тюрьме в связи с несостоявшимся заговором, Эпплъярд отрекся от своих соображений по поводу убийства, но это тот случай, когда ложечки находятся, а осадок остается.