Русский ас Александр Козаков, начальник 19-го корпусного авиаотряда. 1916 г.
Летчик Иван Смирнов (второй слева) среди своих сослуживцев по 19-му корпусному авиаотряду. Зима 1916–1917 гг.
Вагон был переполнен пассажирами, и их количество удвоилось. Однако не все из них смогли добраться до следующей станции. Сильный холод стал настоящим испытанием для тех, кто ехал на крыше и площадках. Примерзшие пальцы не отпускали железные поручни, и один за другим ослабевшие пассажиры падали вниз, на замерзшую насыпь. Там, в сугробах вдоль путей, они находили свою страшную смерть.
На протяжении всего маршрута мы видели трупы людей, которые упали с поездов, прошедших перед нами. Становилось все холоднее. Низко висящие телеграфные провода, прогнувшиеся под тяжестью наледи, шуршали по замерзшим телам на крыше вагона. Когда мы неожиданно въезжали в темные туннели, раздавались душераздирающие вопли. Многие больше никогда не увидели дневного света, оставшись там навсегда.
Для меня эта поездка превратилась в ночной кошмар. Мы, затерянные в людской массе, могли не беспокоиться о своих документах. Революционные патрули не смогли бы пробраться внутрь вагона, плотно набитого людьми, чтобы провести проверку. Кроме того, было бы крайне неразумно требовать документы у вооруженных дезертиров.
Чтобы сохранить за собой места, мы не выходили ни за водой, ни за продуктами, понимая, что, спустившись на платформу, больше никогда не догоним свой поезд. С нами ехали несколько солдат, которые прихватили с собой запас провизии. Они поделились с нами немного вяленым мясом и зачерствевшим хлебом.
Только после пересадки в Киеве нам наконец удалось вытянуть ноги. Мы добыли котелок горячей воды и сумели разжиться парой сухарей. И это все, что нам посчастливилось съесть за четыре дня, пока мы добирались от Киева до Москвы. Я и мои друзья, исхудавшие, туже затягивали ремни и от голода много спали. Слабые и очень грязные, мы жили мечтой об отдыхе и решили задержаться на несколько дней в Москве.
В городе происходили кровавые столкновения между офицерами, юнкерами и большевиками. Ни одна из воюющих сторон не собиралась сдаваться.
Хотя у нас закончились деньги, мы все же нашли возможность посетить оперу, где по-прежнему давали представления. Должен признаться, нам стало немного веселей по возвращении из театра. Смертельно уставшие, но довольные, мы заснули в маленькой спальне.
С утра пораньше нас решила проверить революционная милиция. Меня разбудил громкий стук, и я услышал грубый приказ немедленно открыть дверь. Мы выглядели довольно неопрятно и не отличались от тысяч заросших бородами окопных тружеников. Но комиссары все же решили посмотреть наши документы. Бумаги оказались в полном порядке, однако они потребовали предъявить и наш багаж. Видимо, мы не внушали доверия. К счастью, они не знали о зашитых за подкладками наших кожаных курток подлинных документах, которые мы там спрятали, собираясь позже ими воспользоваться. Положив револьверы на стол, мы спросили, что еще должны предъявить. Этот жест вернул их доверие к нам.
– Хотя я должен отобрать у вас оружие, – сказал один из них, – оставим все как есть. Возможно, оно вам пригодится.
Когда наконец они ушли, мы вздохнули с облегчением.
Оставаться в Москве было небезопасно. Улицы кишели солдатами. Напуганные горожане предпочитали сидеть за закрытыми дверями, забаррикадировавшись. Крайне неразумным поступком в то время являлось ношение погон и звездочек. Я видел, как на улице застрелили человека только за то, что он для важности одел браслет на запястье. В городе убивали и грабили, поджигали дома. Кругом царили панический страх и массовое отчаяние.
Ночью мы отправились дальше. Мне пришлось отказаться от посещения родителей во Владимире. Ситуация день ото дня становилась все хуже. Следовало как можно скорей выбираться из России, а Владимир находился в стороне от нашего маршрута. Пунктом назначения стала Пермь. Холода делали путешествие не слишком приятным, но, по крайней мере, на станциях, заплатив, можно было найти еду.
В Перми Липский решил переночевать у своих родителей, а мы нашли убежище в маленькой гостинице. Вечером к нам пришел младший брат Липского. Он хотел бросить учебу и отправиться с нами, но нам с трудом удалось его отговорить, так как его старая мать была очень больна. На следующий день мы покинули Пермь, направляясь к восточной границе.
Как же мы были рады, что захватили с собой кожаные куртки и шинели! В противном случае свирепая стужа сделала бы наше путешествие невыносимым. Температура продолжала падать. Начало декабря в этих краях всегда очень холодное, но в 1917 году зима выдалась особенно суровой. Казалось, нигде в мире не найти таких морозов. Снег стал твердым, как гранит, скотина замерзала в стойлах, птицы падали на лету, а тысячи беженцев замерзли насмерть.
Железная дорога была в ужасном состоянии. Мы долго ждали ремонта путей, теряя драгоценное время. Пока коммунисты искали в вагонах контрреволюционеров, шпионов и сторонников старого режима, нам приходилось показывать комиссарам свои бумаги. Однако, бросив на них лишь беглый взгляд, они уверяли нас, что все в порядке. В то время крестьяне и солдаты в России часто не умели ни читать, ни писать.
Эти задержки начинали раздражать пассажиров-солдат. Они требовали не останавливаться, даже если этого требовали коммунисты. Когда наш машинист в очередной раз остановил поезд, солдаты его убили.
В наших небритых, грязных лицах уже нельзя было различить офицерскую породу. Мы походили на разбойников чистейшей воды.
В Иркутске мы встретили нашего бывшего коллегу, который бежал несколькими месяцами ранее. Здесь тоже шли бои между красными и юнкерами. По его словам, такие столкновения проходили более кроваво, чем на фронте. Тогда мы решили добраться до Манчжурии. Красную лавину здесь сдерживали казаки под руководством атамана Семенова, который объявил военную диктатуру. Его люди охраняли границу и поддерживали повсюду порядок и дисциплину.
На станции Даурия мы получили приказ явиться к Семенову. Царь мог бы гордиться этим казачьим атаманом. Его хорошо вооруженное войско не имело только тяжелой артиллерии. Ружья, револьверы, ручные гранаты – все его было в достатке. В штабе около двухсот человек ожидало его появления. Атаман лично проверил документы у всех. Завершив изучение бумаг, он обратился к нам с краткой речью, в которой дал понять, что с радостью примет всех беженцев в свое войско. Однако я и мои товарищи отклонили это предложение. Было неясно, устоит ли он против надвигающихся красных, и, кроме того, существовало одно обстоятельство, заставлявшее нас отказаться – у Семенова отсутствовали самолеты, а мы были летчиками и хотели оставаться ими. Он крепко пожал нам руки и пожелал успеха.
В тот памятный день мы втроем перешли границу. Россия осталась позади.
Глава 10Скитания по Восточной Азии
Через несколько дней мы наконец-то добрались до Владивостока, миновав столицу Манчжурии Харбин. Там мы остановились в семье нашего товарища по бегству С. Мы были очень благодарны его родным за возможность привести себя в порядок, выспаться в чистой постели и прилично одеться.
Мы провели во Владивостоке около недели, но за это время обстановка не улучшилась, а, скорее, стала меняться к худшему. Было ясно, что вскоре большевистский режим захватит всю территорию нашего государства.
Посовещавшись, мы решили предложить свои услуги в качестве летчиков какой-нибудь стране. Зная, что Соединенные Штаты нуждаются в авиаторах, мы отправились к американскому консулу. Он выслушал нас с большим вниманием, но не смог ничего предложить. Во французском посольстве нам дали понять, что Франция не желает видеть русских ни в армии, ни в авиации.
Тогда наши взоры обратились к могущественному маленькому острову, именуемому Британией. Генеральный консул оказался очень доброжелательным и сказал, что, вероятно, нас могли бы принять в британскую армию, но записаться в ее ряды можно только непосредственно на территории Королевства. Он порекомендовал нам связаться с Шанхаем, который в то время имел статус Международного поселения[20].
Теперь нам предстояло перейти границу с Японией. Мы не знали ни японского, ни китайского, ни английского языка. Единственный язык, которым мы владели, – русский.
Японцы всегда подозрительны к иностранцам, а русских они расценивали как врагов. В гавани Дайрэна[21], ожидая корабль, который доставил бы нас в Шанхай, мы обнаружили, что постоянно находимся под неусыпным контролем группы японских агентов. Опасаясь, что они могут упрятать нас в тюрьму, а затем выдать Советам, мы вели себя безукоризненно и не возмущались, если замечали, что наш багаж в отеле бесцеремонно обыскивали. Я с большой радостью покидал Дайрэн, уходя из-под неусыпного взора тайной полиции Японии. Когда мы наконец-то поднялись на корабль, агенты дежурили на набережной. Мы высокомерно помахали им с палубы.
Море оказалось для меня новым испытанием. Мне, никогда его раньше не видевшему, разница между неизмеримым водным простором и бесконечными лесами России показалась чудом. К счастью, благодаря летному опыту, который приучил меня к качке, я не страдал от морской болезни. Путешествие в целом прошло спокойно.
Самой большой проблемой для нас стал недостаток финансовых средств. Мы покинули отряд, захватив лишь немного денег, которые к этому времени закончились. С. помог его отец, но у остальных такой поддержки не было. Когда мы наконец добрались до Шанхая, у нас не оставалось в кармане ни копейки. Трое русских в чужой стране, которые не только не знают ни одного слова на иностранном языке, но еще и не имеют денег! К счастью, С. захватил рекомендательное письмо от отца к другу в Шанхае. Этого человека нам удалось найти после долгого блуждания по городу. Он пригласил нас погостить несколько дней. Если бы такое предложение не поступило, пришлось бы напроситься самим, но тогда мы не могли бы рассчитывать на столь дружескую атмосферу.