Но вернемся к «Странной войне» 1939 года. Временами Нидерланды вздрагивали от страха, когда слышали о торпедировании одного из своих кораблей или о разразившемся шпионском скандале. Однако в целом новости об этой вялотекущей войне казались голландцам неинтересными. В стране одна за другой проводились призывные кампании, которые вызывали определенное напряжение в обществе. Всем казалось, что действия руководства абсолютно немотивированны. Никто не осознавал реальной опасности и не верил, что Голландия может оказаться втянутой в реальные боевые действия.
Однако для летчиков и тех, кто регулярно бывал за границей, пожар войны в Европе становился все более заметным. В сентябре 1939 года голландская гражданская авиация столкнулась с серьезными проблемами, усложнившими осуществление полетов. И все же было решено продолжать выполнение регулярных рейсов до тех пор, пока это позволят обстоятельства.
Воюющие стороны не чинили нам серьезных препятствий, но выдвинули жесткие требования к авиакомпаниям. Тем, кто отказывался их выполнять, угрожала смертельная опасность – по таким самолетам без промедления открывали огонь. Даже если все условия соблюдались, не было полной уверенности, что вернешься домой невредимым.
Все английское побережье объявили зоной, запретной для полетов. Над Ла-Маншем оставался лишь один свободный коридор, по которому разрешалось следовать самолетам гражданской авиации. Точку возле города Брайтон обозначили как единственное место входа в воздушное пространство Великобритании.
Экипаж «Пеликана» (слева направо): командир И.В. Смирнов, второй пилот П. Соер, механик Й.Х.М. Гросфельд и радист К.Г. ван Бекеринг; за ними самолет Fokker F.XX PH-AIZ „Zilvermeeuw” («Серебристая чайка»), построенный в единственном экземпляре для побития рекорда скорости перелета в Голландскую Ост-Индию. Из-за проблем с двигателями перед взлетом был заменен «Пеликаном». Декабрь 1933 г.
Иван Смирнов – герой только что триумфально завершившегося перелета на «Пеликане» – у постели больной жены в новогодние праздники. Конец декабря 1933 – начало января 1934 г.
Голландские машины, по-прежнему летавшие в большинство европейских столиц, перекрасили в оранжевый цвет, а на крылья и хвост нанесли четкие отличительные знаки. Но очень часто, несмотря на все предосторожности, при приближении французских, английских или немецких истребителей нас охватывало сильнейшее волнение, перераставшее в ужас. Опознают ли они самолет нейтральной страны? В те дни небо представляло опасность даже для пассажирских самолетов нейтральных государств, строго соблюдавших все предписания.
Так, например, однажды произошло с машиной KLM, направлявшейся в Скандинавию. Над Северным морем ее обстрелял немецкий истребитель. Пулеметная очередь прошила фюзеляж. После посадки в шведском городе Мальме одного из пассажиров вынесли из самолета бездыханным.
Наиболее сложным для нас в новых условиях оказалось осуществление регулярных рейсов в Голландскую Индию. Ранее мы обычно следовали в Афины или Неаполь, где совершали первую посадку на долгом пути в Батавию. Но теперь по обоим берегам Рейна выросли мощные фортификационные укрепления Западного вала[90] и линии Мажино[91]. В этой связи самолетам, в том числе нейтральных стран, пришлось исключить данный отрезок пути. Официальным начальным пунктом маршрута в Батавию стал Неаполь. Таким образом, команде и пассажирам, желавшим сесть на рейс в Голландскую Индию, следовало сначала через Берлин или Париж каким-либо транспортом добраться в Италию.
Для тех, кто большую часть жизни провел в небе, путешествие на поезде может показаться не самым приятным опытом. Особенно если это было в военное время, когда поездки становились еще сложнее.
Наша команда, состоящая из командира экипажа, пяти членов команды, пассажиров и почтового груза, отправлялась из Амстердама по железной дороге. Командир отвечал за все: оплачивал счета в отелях, заботился о комфорте пассажиров и общался с иностранными представителями.
Поездка была долгой и утомительной. На границе нас бесконечно проверяли, так как в то время въезд в любую страну сопровождался жестким контролем. Каждый из нас вызывал подозрения. Наконец поезд прибыл в Берлин. Это было очень поздно.
В Берлине, где действовали строгие предписания, нам предстояло провести первую ночь. Вся группа отправилась в заранее забронированный отель. Такси нигде не было, поэтому нам пришлось идти пешком по темным улицам. В отеле те, кто проголодался, вызывали официанта. Его первый вопрос был: «Боны?» У нас их не было, но мы были готовы заплатить любую сумму, лишь бы поесть. Официант понимающе кивал и обещал что-нибудь придумать: «Яйца с ветчиной? Или бифштекс?» Он исчезал, и мы долго ждали. Наконец он возвращался: «Сожалею, но кухня уже закрыта». Сервис оставался безупречным, но кухня всегда была закрыта. Если нам все же приносили еду, то очень скудную.
Далее мы отправлялись в Мюнхен. В вагоне рядом с нами всегда находился разговорчивый немец, который приставал с расспросами о Голландии и часто знал конечную цель нашего путешествия. Он крутился возле нас полчаса, пока поезд стоял на вокзале, ожидая отправления. Этот спектакль повторялся каждый раз.
Однажды я зашел в станционный ресторан в поисках съестного. Услышав мой вопрос, толстый немец посмотрел мне прямо в глаза: «Ветчина? Мы здесь забыли, как она выглядит!»
Мы становились зрителями хорошо подготовленного спектакля, который национал-социалисты пытались разыграть перед нами. Ложь сразу бросалась в глаза. Например, на берлинском вокзале все еще висели расклеенные сообщения о том, что «скорый поезд из Варшавы приходит точно по расписанию». Создавалось впечатление, что после недавнего нападения на Польшу сообщение с Варшавой восстановлено и действует безукоризненно.
Командиру экипажа приходилось также отвечать за дипломатическую почту. Это было очень важное поручение! При этих словах необходимо было сделать серьезное лицо и с уважением снять фуражку. Дипломатическая почта! Это серьезнее, чем тысячи пассажиров и тысячи членов команды вместе взятые! Командир лично доставлял чемоданы в Рим или Гаагу, а в его инструкциях указывалось, что он не может ни на минуту оставить груз без присмотра. Ночью полагалось запирать почту в сейфе отеля, а еще лучше – прятать ее под матрац собственной кровати. Однажды я ехал поездом из Неаполя в Нидерланды, и мне пришлось остановиться на ночь в Кельне. Весь день я ни на минуту не выпускал из рук надоевший чемодан. Вшестером мы отправились в уютный ресторан. Выпили пива. Потом немного перекусили и опять выпили. В конце концов я с пятью приятелями перебрался в ночной бар неподалеку от нашего отеля. Друзья подшучивали над моим чемоданом. Когда около двух часов ночи мы возвратились в гостиницу, я вдруг обнаружил, что дипломатической почты при мне нет! Я страшно испугался. Никогда в жизни я еще не испытывал такого ужаса. Мои товарищи поняли меня без слов, и мы вместе побежали обратно. По дороге я представлял себе картины одну страшнее другой. Конечно, чемодан со всем содержимым уже попал в лапы гестапо! Об этом уже предупредили Берлин! Кто знает, какие политические сложности ожидают теперь Нидерланды? Я даже не осмеливался представить, что станет со мной, если я явлюсь без диппочты. Вихрем мы влетели в бар. Под столом спокойно стоял мой злополучный, такой дорогой чемоданчик!
Швейцария – вторая остановка на пути в Неаполь. Покинув Германию, где всех крестьян поставили под ружье, и поля казались опустевшими, мы попадали в райское изобилие. После мрачной, печальной страны здесь повсюду горел яркий свет; на прилавках – еда и товары; в отеле – хрустящие простыни и покой. Подлинный оазис!
Переход через следующую границу оказался немного проще, и разница между соседними государствами уже не казалась такой разительной. Тем не менее мы столкнулись с теми же трудностями: контролеры, многочасовое ожидание, проблемы с валютой, подозрения в политической неблагонадежности и попытки выявить спекулянтов.
Меня всегда удивляли надежды пограничников на то, что они смогут добиться успеха с помощью опросов и досмотров. На мой взгляд, они были слишком оптимистичны. За свою жизнь я часто пересекал границы и убедился, что в большинстве случаев преимущество на стороне того, кто проявляет инициативу. Я неоднократно становился свидетелем того, как путешественники успешно использовали принцип «лучшая защита – это нападение».
Некоторые из этих историй были настолько интересными, что я хотел бы рассказать о них подробнее.
Однажды, когда я ехал из Германии в Нидерланды, в нашем купе оказались двое голландских торговцев. При пересечении границы пограничники спросили их, сколько марок они везут.
Один из торговцев ответил: «Двадцать пять».
Другой сказал: «Тридцать».
Немец потребовал предъявить деньги.
В то время максимально разрешенная сумма для провоза из Германии в Нидерланды составляла двадцать марок. Начался спор, который вскоре перерос в серьезный скандал. Обе стороны нападали друг на друга с грубыми обвинениями, не стесняясь в выражениях, произносимых на ужасном диалекте. Голландцы не пытались сдерживаться. Белые от ярости, они в конце концов швырнули деньги в лицо таможеннику.
– Получи! – кричали они.
Поезд тронулся дальше. Выражения лиц моих попутчиков немедленно изменились. С трудом переведя дух, торговцы удовлетворенно хмыкнули:
– Опять сработало!
Оказалось, что, разыграв эту комедию, мои соседи по купе смогли сберечь от досмотра и конфискации очень крупную сумму денег. Они показали мне без малого семьдесят пять тысяч рейхсмарок!
Однажды я стал свидетелем того, как в один из банков Роттердама вбежал еврей-эмигрант из Германии и попросил ключ от сейфа. Он хотел засунуть в сейф старую грязную табличку с автомобильным номером. Служащий, удивившись, ответил, что банковские ячейки не предназначены для таких вещей. Все крайне изумились, когда стало ясно, что табличка сделана из платины.