[113] лишь узкой полоской моря. Мы мало как могли повлиять на неумолимый ход событий. К сожалению, подготовку к обороне пришлось начать с эвакуации женщин и детей из Медана.
Под покровом ночи мы вылетели в город, который уже практически находился на осадном положении. О том, чтобы провести такую операцию в дневное время, не могло быть и речи. Воздушное пространство полностью контролировали стаи японских истребителей. В темноте мы прибыли на аэродром, где нас ожидали пассажиры. В каждую машину посадили по тридцать-сорок женщин и детей. Мы стали свидетелями душераздирающих сцен. Отцы и старшие братья оставались защищать страну от агрессора. Приказ начать эвакуацию пришел слишком поздно, и времени на то, чтобы вывезти все население воздушным транспортом в безопасное место, совершая полеты только по ночам, уже явно не хватало. Часть жителей пыталась покинуть город на автомобилях. По дороге на юго-восток Суматры немало машин застряло в девственных лесах из-за поломок или отсутствия бензина.
Совершая один из таких ночных полетов в Медан, я получил сообщение, что летное поле полностью уничтожено бомбардировкой. У меня на борту находилось несколько человек, чье присутствие в Медане было крайне необходимо, и я принял решение лететь в самую северную точку острова Суматра, в город Кутараджа[114]. Сгустилась кромешная тьма. Мы чувствовали себя затерянными где-то между небом и землей. Приходилось ориентироваться по приборам. Через три четверти часа впереди наконец засветилась тонкая ниточка огней. Следовало предположить, что это ночное освещение взлетно-посадочной полосы в Кутарадже. Но проверить наши догадки мы не могли. Задействовать рацию было бессмысленно. Во-первых, этот аэродром не был оборудован радиосвязью. Во-вторых, каждый выход в эфир мог быть перехвачен в японском штабе, и враг получил бы тогда точные разведданные. Мне удалось совершить безаварийную посадку. Пассажиры, следовавшие в Медан, попрощались с нами. Они рассчитывали продолжить путь на автомобиле, на это у них должно было уйти не менее трех дней.
В Медане был оставлен небольшой военный отряд, которому было поручено уничтожить все, что могло бы попасть в руки врага в случае захвата города японцами. Однако у отряда не было ни оружия, ни динамита, и обеспечение его всем необходимым легло на плечи пилотов.
Я неоднократно летал из Батавии в Медан с этим грузом, забивая кабину и багажное отделение бесчисленными ящиками. За один рейс мы доставляли по две тонны взрывчатых веществ. На борту обычно находились три человека: пилот, радист и механик. Многочасовые перелеты проходили ночью, когда ни небо, ни земля не были различимы, и машина словно застывала над девственными лесами Суматры. Казалось, что за черной стеной тьмы, окружающей нас, скрывается какая-то тайна. Малейшая ошибка при взлете или посадке в условиях ограниченной видимости могла иметь серьезные последствия. Затемненные аэродромы были очень опасны, и мы старались не думать об этом.
Однако существовала еще одна, не менее реальная угроза. Шпионская сеть противника работала в полную силу. Несмотря на все предупредительные меры, японцы точно знали, какой самолет и в каком направлении вылетает из Батавии. Иногда, прибыв с некоторым опозданием в Пеканбару[115], где нам часто приходилось садиться на дозаправку, пилот с удивлением узнавал, что именно в тот момент, когда он должен был по расписанию появиться на аэродроме в сердце Суматры, здесь кружили несколько японских истребителей. Без сомнения, они поджидали его самолет, и только счастливая случайность в виде задержки на маршруте спасла нас от неминуемой опасности. Мы отмечали такие совпадения практически при каждом вылете. И не всегда японцы появлялись слишком рано или голландцы запаздывали.
В конце концов мы выработали собственную тактику, позволявшую обмануть врага. Взлетев с авиабазы Кемаджоран под Батавией, мы, следуя на Пеканбару, специально делали крюк в Бейтензорг[116], где садились на часок, а затем вновь отправлялись в путь. Позже оказывалось, что японцы, рассчитав расписание следования по прямому маршруту без промежуточных посадок, тщетно поджидали нас в Паканбару. Узнавая, что нам в очередной раз удалось избежать смертельной опасности, мы радостно смеялись, пожимая друг другу руки.
Медан и другие города Нидерландской Индии почти ежедневно навещали японские бомбардировщики. Приготовления Токио к захвату голландской колонии находились уже в завершающей стадии. И вот наступил тот черный день, когда наши мрачные ожидания оправдались. Японские транспортные суда под защитой боевых кораблей высадили на побережье Суматры тысячи солдат. Наши отряды подрывников перешли к решительным действиям. Им следовало приложить все силы, чтобы в руки врага не попало ничего, что могло бы стать ценным для японской военной экономики. Вероятно, руководству страны стоило больших усилий отдать приказ об уничтожении прекрасных нефтеперегонных заводов, таких, например, как в Пладью[117].
Мне никогда не забыть тот безумный пожар, который я видел, пролетая над этим дьявольским пеклом. Языки пламени высотой в сотни метров били вверх, словно фонтаны, черные кипящие клубы дыма заволокли почти все небо над островом, а ярко-алые отблески света бесновались еще долгие дни. Мы, летчики транспортной авиации, поднимались выше опасных дымовых туч до высоты тысяча метров, чтобы обойти это огнедышащее море.
После подобных акций уверенность нашего народа в победе над захватчиками не стала крепче. Многие из тех, с кем я говорил, почему-то демонстрировали пораженческие настроения. Позже мне рассказывали, что пожар в амстердамской гавани, уничтоживший нефтяные запасы, вызывал у свидетелей этого происшествия такое же чувство беспомощности.
Но вдруг впереди забрезжила новая надежда! Британский генерал Уэйвелл[118], возглавивший объединенное командование вооруженными силами союзников на этом театре боевых действий, разместил свой штаб в Бандунге. «Вот видите? – говорили все. – Ява не будет сдана! Они этого не допустят, раз ставят здесь свой штаб!» Волна воодушевления вновь всколыхнула Нидерландскую Индию. Сражаться! Выступить с оружием в руках против врага, которому до сих пор никто не дал должного отпора! Казалось, кто-то вдохнул в народ новые силы.
Яву тем временем наводнили высокопоставленные офицеры в красивой английской и американской военной форме. Они отличались завидной самоуверенностью и полным душевным равновесием, и даже находили время периодически организовывать вечеринки с коктейлями. Маленький горный отель в городке Лембанг близ Бандунга превратился в главный штаб союзников. Это несколько успокоило коренных жителей и многочисленных беженцев, эвакуированных в Бандунг и Батавию из различных уголков архипелага. Стала меньше проявляться прежде царившая среди них нервозность, связанная прежде всего с тем, что беженцам категорически запрещали вступать в контакт со своими родственниками и друзьями, оставшимися на оккупированной территории.
Также нас вдохновляли и другие положительные моменты. С завидной регулярностью мы получали сообщения о потопленных вражеских кораблях, главным образом благодаря действиям союзнических сил, особенно голландских подводных лодок. Кроме того, согласно последним данным, в нашем регионе значительно увеличилось количество «Летающих крепостей»[119]. Множество этих бомбардировщиков было переброшено в эту часть Тихого океана.
Однако вскоре наша вера в собственные силы была подвергнута серьезному испытанию. Это произошло 16 февраля, когда японцы совершили свой первый массированный воздушный налет на Бандунг. Стоял ясный солнечный день, и ослепительный свет отражался от белых стен домов. Но в этой мирной тишине раздался пронзительный рев сирен, напомнив нам об ужасах войны. В небесном просторе черными каплями возникли вражеские самолеты. Двенадцать японских бомбардировщиков стремительно приближались к городу, сопровождаемые двенадцатью истребителями. Хорошая погода позволяла пилотам отчетливо видеть город и окрестности с высоты полета, как на карте.
Четыре голландских истребителя немедленно поднялись в воздух и направились навстречу превосходящим силам противника. Наши ребята действовали смело и решительно, отчаянно пытаясь решить заведомо невыполнимую задачу. Один за другим ост-индийские самолеты падали, сбитые врагом. В это же время бомбардировщики, опустившись на очень малую высоту, пытались сравнять с землей авиабазу Андир. Зенитки почему-то молчали, и огромные столбы дыма поднялись в районе аэродрома. После того как японский отряд улетел, выяснилось, что повреждения, нанесенные во время атаки, были не столь значительными.
С этого момента японцы больше не оставляли нас в покое. Вскоре они появились в небе над Лембангом. Не требовалось большого воображения, чтобы понять, что цель этой атаки – горный отель, в котором размещался штаб генерала Уэйвелла. За несколько минут целый комплекс павильонов вспыхнул ярким пламенем и сгорел дотла. Японцам удалось добиться того, чего они хотели: с Явы немедленно убрали главный штаб Объединенных союзных вооруженных сил в Юго-Восточной Азии.
Нам приказали безотлагательно подготовить машины KNILM и перешедшие в ее распоряжение самолеты KLM. Одновременно мне поступило указание срочно прибыть с женой в Андир, имея при себе не более двадцати килограммов багажа. Нам предстояла эвакуация в Австралию. Выполнить такое распоряжение оказалось непросто. И не потому, что мы не знали, какие вещи стоит взять с собой. Нет, к спешным переездам мы давно привыкли. Внезапно мы почувствовали, как тяжело бросать единственное гнездо в этом большом окружающем нас мире.