Незадолго до авианалета я успел закончить строительство бомбоубежища в нашем погребе, и моя жена пряталась там вместе с прислугой. Я же, наоборот, во время бомбардировки не мог удержаться, чтобы не выйти на улицу, потому что мне всегда хотелось увидеть все своими глазами. Безусловно, это дурная привычка, и боюсь, что никогда не смогу от нее избавиться. С холма я наблюдал ужасную сцену, которая произвела на меня тягостное впечатление. Полный паралич нашей противовоздушной обороны и одиночные выстрелы зениток не смогли сорвать планы японцев. После всего случившегося наша прислуга в панике бежала, а мы, упаковав чемоданы, стояли на пороге нашего дома готовые к отъезду. Не было времени даже позвонить друзьям, чтобы попрощаться. Но мы и не смогли бы этого сделать, наш отъезд следовало хранить в тайне.
Когда я прибыл в Андир, мне приказали отправиться на авиабазу Кемаджоран под Батавией. Это место было мне хорошо знакомо – еще недавно здесь заканчивались наши перелеты из Амстердама в Ост-Индию. Но теперь все изменилось до неузнаваемости.
Меня окружали строгие и озабоченные лица. Телефон трезвонил без остановки. В центре этой нервной толпы, под кровожадную песню миллионов москитов, взвешивали пассажиров и багаж. Несколько самолетов уже были подготовлены к взлету. На них нам предстояло вывезти в Австралию очень ценных специалистов, которых нельзя было оставлять врагу. Самолеты должны были взлетать один за другим с десяти вечера с интервалом в час. Пункт назначения – маленький городок Брум на западном побережье Австралии – находился примерно в семи часах лета.
Неожиданно в девять вечера мне приказали отправиться в какое-то секретное место в пятидесяти километрах от Кемаджорана, чтобы принять находившийся там самолет. После двух часов блуждания на автомобиле в полной темноте мы наконец наткнулись на ограду и догадались, что это, видимо, и есть искомый аэродром.
При первой же попытке пройти на летное поле мы услышали крик: «Стой! Кто идет?» Солдаты-охранники преградили нам дорогу. Они категорически отказывались кого-либо пропускать и решились нарушить строгие инструкции лишь тогда, когда узнали прибывшего вместе с нами механика, который однажды уже бывал в этих местах. Не теряя времени, мы кинулись к самолету и завели моторы.
Вспоминая ту темную ночь, я до сих пор удивляюсь, как спокойно теперь воспринимается вся череда происходивших со мной событий. А ведь тогда я сильно волновался. Несмотря на то что длина взлетной полосы, освещаемой единственной маленькой лампочкой, не превышала сотни метров, мы все же сумели оторвать машину от земли.
Когда я добрался до Батавии, большинство самолетов уже покинуло аэродром. Зная, что должен отправляться последним, я успел быстро выпить чашечку кофе и проглотить пару бутербродов. Хотя я чувствовал страшную усталость, времени на отдых не оставалось, диспетчер настойчиво и встревоженно напоминал, что ждать более нельзя. В четыре часа ночи мы поднялись в воздух. Дождь лил как из ведра, сверкали молнии. Путь к конечной цели преграждали горы высотой более трех тысяч метров. Машину явно перегрузили. Полет в таких условиях казался мне безответственной затеей. Но столь же безответственно было бы не успеть вывезти специалистов.
«Не получится», – думал я, пытаясь обогнуть выросшее передо мной препятствие. «Ты сможешь!», – возражал мой внутренний голос. В итоге мне все же удалось перевалить через хребет, а вскоре и погода улучшилась, нас перестало болтать, как лодку в океане. Только сейчас у меня наконец появилась возможность внимательно осмотреть салон. Удивительно, как быстро пассажиры погрузились в глубокий сон, совершенно позабыв о страхах и волнениях последних дней. Вероятно, сказалось переутомление.
Меня подхватил водоворот мыслей. Теперь моя карьера пилота в Ост-Индии завершилась. Неужели я больше никогда не увижу своего дома в Бандунге? Придется ли хоть раз встретиться с оставшимися там друзьями? Переживут ли они японское нашествие? Во время долгих часов полета я пытался представить свое будущее. Впереди виднелась лишь черная ночь, без единого проблеска света. Мои переживания прервал показавшийся впереди австралийский берег.
По прилету в Брум мрачные мысли стали отступать, вновь появилась надежда. До бескрайних просторов этой страны, расположенной на краю Земли, грохот войны не докатывался. Аэродром в рыбацкой деревушке, впоследствии сыгравший столь важную роль в моей жизни, выглядел довольно мирно. Вскоре я узнал, что этот покой обманчив, жизнь здесь только казалась безмятежной. Австралию сковал страх неизбежного и неотвратимого нападения, которому, как им казалось, бессмысленно сопротивляться.
Мы выполнили необходимые формальности, наши документы подвергли тщательной проверке, обратив особое внимание на паспорта и медицинские свидетельства, подтверждавшие наличие прививок от тропических болезней. Выяснилось, что Брум, где располагался один из центральных эвакуационных пунктов, переполнен беженцами. Здесь буквально яблоку было негде упасть. Сюда вывезли не так уж много европейцев, проживавших в Нидерландской Индии, но, учитывая ограниченные возможности по их размещению, казалось, что в Бруме собралось огромное количество эмигрантов. Голландцы спали сидя на стульях или молча бродили группами по улицам. Наш экипаж и пассажиры тоже провели ночь в Бруме. С большой признательностью вспоминаю австралийцев, которые так много помогали нам тогда и сделали все от них зависящее, чтобы выручить нас в трудную минуту.
Ранним утром следующего дня мы отправились в путь. Наш маршрут пролегал через всю Австралию. Никогда прежде мне не доводилось видеть такого огромного континента, и я был поражен его бескрайними просторами. Никогда раньше пассажирский самолет не пересекал такие пустынные места.
Пилотам рекомендовали держаться прибрежной полосы и сделать промежуточную посадку в Перте[120] перед Сиднеем[121]. Однако нам поставили задачу следовать по другому маршруту. Пять голландских самолетов, ориентируясь по карте, взяли курс на Алис-Спрингс[122], расположенный в самом сердце этого бескрайнего государства.
Иван Смирнов в форме капитана ВВС Голландской Ост-Индии. 1941 г.
Мы сели на аэродроме, и я был неприятно поражен нашествием мух. Они плотными роями покрывали все предметы, пытаясь найти спасительную тень. Стоило повернуться спиной к ветру, как за тридцать секунд грудь и лицо покрывались тучей этих насекомых.
Здесь, как и в Бруме, я заметил, насколько глубоко в сердца австралийцев проник страх перед нашествием. Японская пропаганда успешно вселила панику в души доверчивых жителей Алис-Спрингса. В своих радиосообщениях японцы регулярно пугали местных жителей бомбардировками. Вместо того чтобы задуматься над абсурдностью этих угроз, горожане каждую ночь искали укрытия в чистом поле. И это при том, что Алис-Спрингс находился в глубине континента, в сотнях километров от побережья.
Трепет обывателей перед нападением врага частично объяснялся наличием здесь двух аэродромов. Население считало, что командование намерено превратить Алис-Спрингс в центр обороны. Я вздохнул с облегчением, когда утром смог покинуть это невероятное место на краю пустыни, раздираемое ночными призрачными страхами.
Добравшись до Сиднея, мы с женой наслаждались великолепной панорамой. Немногие города могут с ним сравниться. Нас окружила роскошь торговых улиц, а гостиница предлагала давно забытый комфорт. Однако отбросить тяжелые мысли было непросто. В Бандунге остались друзья, которым сейчас очень нелегко. Тысячи жителей многонациональной Нидерландской Индии, в том числе находившиеся там европейцы, страдали от вероломного японского нападения.
Что же будет с Австралией? Насколько далеко сумеют продвинуться японцы? Мы мучительно искали ответы на эти бесчисленные вопросы. Но самое главное, чего мы не могли понять, – что же будет с нами дальше? Наш самолет достиг предельно возможной границы своего полета. Но если японцы нападут на Австралию, они не пойдут через пустыню, где нет ни воды, ни пищи, а станут быстро продвигаться вдоль побережья. Никакой системы обороны здесь не существовало и в помине. Японцам хватило бы горстки кораблей, чтобы оккупировать эти огромные территории.
Беседуя с товарищем, я в приступе малодушия заявил, что Австралия в течение четырех недель склонит голову перед завоевателями. «Спорим, что нет?» – ответил он решительно. Мы ударили по рукам, и никогда еще я так не радовался, выплачивая свой проигрыш, когда через много лет мы вновь встретились в Австралии.
Захватив Нидерландскую Индию, японцы приобрели богатый источник топлива и еды. Кроме того, островное королевство позволило их кораблям господствовать на просторах Тихого океана.
Мне довелось увидеть Яву еще раз незадолго до того, как она полностью оказалась в руках врага. В Сиднее меня ожидал приказ возвратиться в Батавию с грузом боеприпасов и пулеметов. Кстати, тогда же произошло сражение в Яванском море[123]. К сожалению, многие забыли об этой битве. А ведь контр-адмирал Доорман[124], принесший себя в жертву, пытался спасти от страшной судьбы не только Ост-Индию, но и другие страны, в том числе Австралию.
Глава 29История «алмазного» «Дугласа»
1 марта 1942 года, примерно в 23 часа, я успешно доставил груз в Бандунг и ожидал дальнейших распоряжений генерала Ван Ойена на территории авиабазы. В это время на Яве, словно муравьи, передвигались японские отряды, и ситуация для защитников становилась все более сложной. Города подвергались беспощадным бомбардировкам, а противник часто совершал налеты на аэродром в Бандунге.
Через сутки я получил приказ перегнать один из наших самолетов в Тасикмалаю