Нам следовало бороться за свою жизнь, пока жива надежда на спасение. Было решено отправить в разведку радиста Мюллера, второго пилота Хофмана и одного из пассажиров, выдав им в дорогу несколько банок консервов и немного драгоценной воды. Я настоятельно рекомендовал им передвигаться только вечером до наступления темноты, а затем в ранние утренние часы, но ни в коем случае не тогда, когда солнце стояло в зените. За час до захода они отправились искать помощь.
Мои руки и ноги одеревенели, и малейшее движение причиняло сильнейшую боль. Так как я не мог передвигаться, пассажиры постоянно держали меня в курсе событий, рассказывая о том, что происходило. Один из пассажиров принес печальное известие: госпожа Ван Тейн умерла, так и не приходя в сознание. Я распорядился похоронить и ее. Состояние механика Блау и мальчика становилось все хуже. Было очень тяжело слышать жалобный голосок ребенка, просившего воды. Мы, взрослые мужчины, не могли ответить на его мольбы.
Вечером в лагерь в полном унынии вернулись радист Мюллер и пассажир. Они не обнаружили поблизости никаких признаков жизни. Второй пилот Хофман не вернулся. По их словам, несмотря на предупреждение не ходить по раскаленному песку босиком, он отправился в разведку без обуви и в пути сильно обжег ноги. К тому же он совершенно обессилел от жажды, поэтому решил остаться на маршруте их следования. Когда прибывшие закончили свой рассказ, наступила тяжелая, гнетущая тишина.
Но мы не хотели так легко сдаваться. Сержант Герритс предложил отправиться на юг, где, по моим расчетам, находился Брум. Он взял несколько банок с едой и полевую флягу воды. Опасность заблудиться ему не угрожала, на небе в полную силу сияла луна. Я одобрил этот план, и Герритс пустился в путь. Его вызвался сопровождать Ван Ромондт. Оставшиеся растянулись на земле и попытались уснуть. Все молчали. Но я знал, что никто не спит. Ночью наше будущее представлялось еще более мрачным, чем днем.
Ранним утром в лагерь приковылял Хофман. Он встретил членов второй экспедиции, которые напоили его водой, после чего он почувствовал в себе силы самостоятельно возвратиться в лагерь.
Радист Мюллер с тревогой занимался своими неисправными приборами на борту «Дугласа». Если бы ему удалось починить рацию, мы могли бы передать сообщение. Он постоянно запрашивал связь и проверял аккумуляторы, и с каждой минутой его лицо становилось все более озабоченным. «Слабое напряжение, – бормотал он, – слишком слабое».
Наконец Мюллеру удалось вернуть к жизни аппарат, и наступил великий момент, когда наша маленькая группа, затерянная на безлюдном австралийском побережье, отправила в эфир сообщение. Четкая последовательность точек и тире сложилась в короткую, но многозначительную фразу SOS: «Спасите наши души!» Вместе с призывом о помощи Мюллер передал наши приблизительные координаты – данные о последнем известном нам местоположении самолета перед японской атакой.
«Спаси, Господи», – сказал Мюллер, завершая сеанс, который продолжался всего две минуты. После этого передатчик вновь замолчал – окончательно сели аккумуляторы. Нам оставалось только ждать.
Состояние наших тяжелораненых ухудшалось с каждой минутой. Я и сам страдал от невыносимой боли. Всех мучила жажда, которую лишь немного утоляла жидкость из банок со спаржей и фруктами. Днем прошел дождь, и те, кто мог, старались наполнить банки и импровизированные паруса драгоценной дождевой водой. Мы гадали, услышана ли наша радиограмма.
Как оказалось, ее услышали, но не друзья, а враги. Через полчаса после того, как мы отправили сигнал SOS, в небе раздался многообещающий звук. Мы поднялись, несмотря на раны и усталость. Рокот становился все громче, и вот появившаяся в сине-стальном небе над морем черная точка выросла в приближающийся к нам четырехмоторный гидроплан. Я сразу понял, что это японец, и приказал всем немедленно спрятаться в укрытие.
Рев моторов перешел в жуткое крещендо, и вниз со свистом полетели бомбы. Один за другим на берегу прогремели пять взрывов, поднявших песчаные фонтаны. Атака была направлена на «Дуглас». Цель хорошо просматривалась с высоты. Я помню, как моя ненависть к подлым врагам сменилась чувством презрения: японские летчики продемонстрировали полное отсутствие профессионализма. Ни один снаряд не попал по самолету. К счастью, никого из нашей группы не задело осколками. Ослепительно-белый тент, который мы смастерили из парашюта, также не привлек внимания врага. Гидроплан исчез вдали.
Я вновь вспомнил о пакете и о словах господина Виссе, которые прозвучали в тот вечер в кабине: «Береги его, Иван!» Что хранилось в тщательно заклеенном свертке с печатями? Меня мучил этот вопрос, но я утешал себя мыслью, что пакет не должен пропасть. Если он упал в море, его выбросит на берег прибоем. Я решил на следующий день сходить поискать его, если мне позволит мое состояние.
Все мы выглядели крайне плохо. Густая щетина покрывала серые лица с ввалившимися от жажды и усталости глазами. И это было только начало. Я убеждал людей как можно меньше находиться на солнце, потому что многие из нас уже пострадали от ожогов. Те, кто был здоров, утром и вечером купались в море, и это приносило им неземное наслаждение.
Мы не смогли спасти моего верного бортмеханика Блау. Он упокоился вместе с другими погибшими в австралийской земле, недалеко от белой, пенной полосы прибоя.
Вновь пришел вечер. Небо осветилось множеством сверкающих звезд. Вдруг зазвучали голоса. Это Герритс и Ван Ромондт вернулись из своего похода, оказавшегося бесполезным. Стало ясно, что нам необходимо изменить направление поиска. Мы решили, что в ходе следующей разведки часть пути следует пройти вдоль берега, воспользовавшись низким уровнем воды во время отлива.
Утренний свет разбудил в наших сердцах новую надежду. Я попытался ходить. Хотя у меня получилось лишь, неуверенно шатаясь, медленно ковылять по песку, все же мое состояние в целом несколько улучшилось. Мы вновь отправили разведгруппу на юг. Искупавшись и без особого аппетита позавтракав, мы спрятались в тень. Солнце поднималось все выше и выше, все ярче и ярче сияли его лучи. Медленно и бесконечно тянулись часы. Нас терзала жажда. Именно в этом сейчас скрывалась самая страшная опасность. Хотя банок с едой оставалось еще достаточно, недостаток питья прогонял прочь чувство голода. Неужели нас ждет мучительная смерть?
Изданы десятки романов о приключениях людей, потерпевших кораблекрушение и оказавшихся на необитаемых островах. Кто из нас их не читал? Но мы, перелистывая страницы, лишь скептически улыбались, не веря, что сами можем когда-либо очутиться в подобной ситуации. И вот то, что казалось нам таким неправдоподобным, стало реальностью. Я вспомнил книгу знаменитого летчика Кингсфорда-Смита[130], которому тоже пришлось как-то раз совершить вынужденную посадку на австралийском побережье, приблизительно в том же месте, где теперь находились и мы. Перед глазами четко всплыло описание его страданий от жажды, которое легко могло перейти в безумие.
Проходили часы, но мое настроение не улучшалось. Меня угнетало чувство ответственности за пассажиров и экипаж. Сможем ли мы сохранить дисциплину и порядок? Не опустимся ли до той примитивной стадии, когда действует только право сильнейшего? Мой долг – поддерживать веру в наше спасение, но я понимал, что если не произойдет чудо, помощь может прийти слишком поздно.
Когда я сидел, погруженный в свои мрачные мысли, неожиданно прибежал радостный Ван Ромондт. Его лицо светилось от счастья. Он забрался в самолет и принес оттуда несколько деталей, которые с энтузиазмом показал нам. «Вода», – сказал он. Мы не сразу поняли, но когда он, горя от нетерпения, все объяснил, нам тоже передалось его возбуждение.
Он собирался при помощи найденных в «Дугласе» агрегатов собрать дистиллятор, и мы смогли бы получать пресную воду из морской. Проблемы с кипячением не было – в разбитом самолете оставалось достаточно топлива. Ван Ромондт немедленно принялся за дело и великолепно реализовал свою идею. Ужасный призрак смерти от жажды на некоторое время отступил.
Нас захлестнул новый поток энергии. За работу! Оставаться на берегу – равносильно самоубийству. Нам следовало сформировать небольшую команду и теперь, пока начался отлив, предпринять еще один поход на юг. Совместными усилиями мы составили план экспедиции. Вскоре в путь отправилась группа в составе Крамеруса, Бринкмана, Мюллера и Ван Ромондта. Мы отдали им всю имеющуюся у нас воду и значительную часть продуктов. Перед нелегким расставанием я собрал их для серьезного разговора.
Возвращение разведчиков в лагерь в случае провала миссии я считал бессмысленным. Ведь, вернувшись, они обнаружат здесь лишь ослабевших товарищей и истощившиеся запасы продуктов. После моих слов наступила тишина, каждый понял их глубокое значение. Мы расстались, крепко пожав друг другу руки.
Когда группа скрылась из виду, я решил поискать исчезнувший пакет. Следовало хоть чем-нибудь заняться. Даже если они найдут обитаемый мир и сумеют привести долгожданную помощь, пройдет не менее трех дней. Я побрел вдоль влажной полоски отлива, разделявшей кромку воды и сухой песок. Клочья пены, большие крабы и другие морские обитатели причудливой формы во множестве лежали на берегу. Неожиданно на некотором удалении я заметил темный предмет. Подойдя ближе, я обнаружил свой собственный бинокль, выпавший из самолета. В нескольких сотнях метров в непрерывно набегавших волнах покачивался ящик. Морская вода смыла надпись, но я сразу узнал часть моего груза – в этом ящике хранились запасные части от рации. Многочасовой поиск не принес желаемого результата, я не нашел пакета с якобы «драгоценным» содержимым. От него не осталось и следа. Вконец измученный, я возвратился в лесок, чтобы отдохнуть. Благодаря блестящей идее Ван Ромондта я смог умерить жажду, его дистиллятор работал в полную силу.
Село солнце, закат принес благодатную прохладу. Люди, как обычно, отправились купаться, а затем, возвратившись, стали готовиться ко сну. Наступила еще одна ночь, которую мы вновь провели под открытым небом. Спалось плохо. Последние иллюзии относительно нашего положения рассеялись. Понимая, что ухудшение настроения опасно в нашем нынешнем положении, мне следовало хоть как-то отвлечь раздраженных людей от тяжких мыслей. Когда наступило утро, я, используя свой авторитет, придумал для каждого занятие. Только работа могла заставить всех ненадолго забыться и не думать о том, что нам предстояло пассивно ожидать помощи. Для ушедшей экспедиции шанс найти местное население был невероятно мал. Да и жизнь самой этой четверки тоже целиком зависела от успеха этого поиска.