Все снова насторожились, и когда эта тепловая и взрывная волна дошла до нас, то опять у многих полетели фуражки с головы, и обдало палящим жаром, словно мы попали в 50° жару. Вот и все.
Следовательно, после взрыва атомной бомбы вначале мы видим ярчайший свет (световая волна), затем сильный звук (звуковая волна), затем взрывная и тепловые волны. Скорость их распространения разная.
Через полчаса, когда радиометристы сказали, что на месте взрыва радиоактивность незначительная, мы поехали на осмотр местности, над которой был взрыв. Могу только сказать, что впечатление ужасное от разрушений. Там, где рос дубовый лес, остались только пеньки, а стволы все разбросало, даже близко ничего не было, ну, а дальше мы смотрели бывшие окопы, бывшую технику и т. д., о чем не следует говорить. В окопах были лошади, коровы, некоторые убиты, другие опалены и ослепли.
Одним словом, впечатление страшное. Когда мы приехали обедать, то доложили, что в соседних деревнях, расположенных за 30–40 км, побило стекла.
Надо, чтобы все это посмотрели подлецы из Пентагона, которые пропагандируют войну, тогда бы не захотели воевать, да особенно, если бы дошло до их сознания, что и они, и их семьи будут в случае войны подвергнуты такому разрушительному удару. Тогда, может быть, и образумились <бы>. Правда, и нас бы ждала такая же участь.
Визит в Китай
Через несколько дней вылетели в Китай. Вернулись из Китая. Там не было возможности писать, а только делал заметки, которые могу сейчас расширить[498].
Вылетели из Москвы 28 сентября 1954 года на двух (ИЛ-14) самолетах, по маршруту Москва-Иркутск-Улан-Батор-Пекин. В Иркутске ночевка, еле разместились, да к тому же члены партийно-правительственной комиссии попались капризные, вроде <Фурцевой>* Михайлова*, увидели меня и давай гундосить: «А почему меня плохо разместили?» Шепилов*тоже ко мне с претензией. Ну, я сказал, что надо не ко мне обращаться, так как я такой же член комиссии, как и вы. Надо сказать секретарю обкома, он встречает, он и размещает.
Ну, в общем, утряслось после того, как плотно «поужинали», где было выпито изрядно. Это тоже плохо, ведь не молодые люди, Булганину 59-й год, Хрущеву уже 60 стукнуло, Анастасу Ивановичу <Микояну> тоже под 60 лет. Я Анастасу Ивановичу сказал об этом, он улыбнулся и говорит: «Ну, это мы с радости, а потом ты нас придерживай». Ну, посмотрим, как будут слушаться… Надо учесть следующее обстоятельство. При жизни Сталина никто из членов правительства не мог никуда за границу летать или ездить, так как он сам не ездил. Ну, а теперь сами власть, да и тем более, приглашены Мао Цзедуном* (правильно: Мао Цзэдун — Прим. ред.), поэтому приятно, что более активные будут контакты, если умело будут использованы…
На аэродроме нас встретил Чжоу Эн Лай* (правильно: Чжоу Эньлай. — Прим. ред.) и другие государственные и партийные деятели. Сразу повезли нас в загородные особняки, где и разместили в разных домах. Михайлов и Фурцева опять в претензии, почему их не поместили в том же доме, где Хрущев, Булганин и Микоян.
Я опять ответил, что размещали китайские товарищи, а мне неудобно вмешиваться, но видно было, что грудастый Михайлов уже успел что-то проговорить с Хрущевым, который косо на меня посматривал.
На следующий день утром все вместе поехали с визитом к Мао Цзедуну. За нами приехал Министр общественной безопасности Ло Жуйцин*, это в прошлом командир дивизии или корпуса, где Мао Цзедун <служил> комиссаром[499].
ЦК КПК и Мао Цзедун размещаются в Пекине, в районе, где очевидно в прошлом жили какие-то царственные фамилии, потому что пока добрались до Мао, то мы пересекли вначале каменную стену, затем водяной ров, потом еще каменную стену и ворота, затем поехали вдоль озера примерно 1 км х 1 км, затем каменная стена, где машины остановились…
Я тщательно присматривался к Мао. Я первый раз видел его в Москве, когда он приезжал на 70-летие Сталина. Здесь же я увидел его ближе. И вот, я все более, более приходил к заключению, что он в движениях, в разговоре, в поведении, в походке, в одежде копирует Сталина, а <иногда> у него в этих привычках полное сходство со Сталиным. Такие же медленные движения и походка, так же одет, как Сталин, так же складывает руки на животе, такая же непродолжительная улыбка и смех, ну, одним словом, сходство большое…
После визита мы вернулись к себе. Хрущев, видимо, был недоволен приемом у Мао Цзедуна. Угощения были только зеленым чаем. Ужинали дома. У нас там же была своя китайская кухня. Повар хороший, но кушанья — половина нам незнакомые.
Например, плавники акулы, креветки, рыбные блюда — это все приемлемо для нас, картофель сладкий, разные специи, это тоже приемлемо. А, скажем, яйца по-китайски — это яйца, лежавшие в земле ряд лет, после чего белок становится янтарем, а желток неизвестно чем, — это для нас неприемлемо. Или какие-то улитки, слизняки всякие и прочее. Это только пробовал А. И. Микоян, да и то после того, как выпивал коньяку…
В тот вечер все сильно набрались. Микоян с Булганиным сильно поссорились. Когда я услышал крики в туалете, то выскочил их разнимать. Булганин, взяв за ворот А. И., кричал: «Ты и Берия не хотел сразу арестовывать, а просил разобраться. Ты у Сталина любимчик был».
Ну, последнее я знаю, что это не так. Все прислуживали Сталину активно, безоговорочно, кто как умел.
Ну, я их разнял и Булганина повел спать, он по дороге начал целовать меня и продолжал всячески ругать А. И. «Ваня, он б…, сука и т. д.» Я ему говорю: «Николай, успокойся, завтра разберемся» и уложил.
Вот их и сдерживай. Кажется, не малолетки, а ведут себя неважно. Хорошо, что нет вместе с нами Михайлова, Шепилова и других. Пошли бы разговоры и т. д.
Справляли в Пекине пятилетие Китайской народной республики. В начале торжества все собрались во дворце перед площадью, там были накрыты столы с закусками и фруктами. Затем прошли на балкон, оттуда открывался вид на площадь. Балкон был огражден каменными стенами, двумя рвами с водой.
Перед собравшимися выступили Мао Цзедун и т. Хрущев. Затем пошли войска, и когда кончился парад, то пошли демонстранты. Настроение у народа хорошее. Некоторые костюмы украшены были драконами и змеями и другими страшными существами, длиной 10–15 метров.
Авторитет Мао велик. Достаточно привести такой пример, что когда он появлялся на балконе (стояли долго 3–4 часа) и уходили в комнату отдохнуть, покушать, то все демонстранты оставались, замирали, а затем на месте начинали хлопать и кричать: «Мао, Мао!!!»
Или так. Идет колонна, Мао стоит и разговаривает с нашими, затем механически делает полуоборот к демонстрантам и поднимает руку, не глядя на них. Этого достаточно, чтобы все движение остановилось и заплясало на месте. Возможно, я ошибаюсь, так как это у них привычка, но спросить эту деталь мне было неудобно.
На следующий день мы, согласно расписанию, выехали по стране, в город Нанкин. Там мы были приняты мэром города (у них он так называется), а затем переехали в Шанхай. Это громадный город, порт, расположенный на берегу Восточно-Китайского моря…
Подлетая к Кантону, уже мы почувствовали жару, хотя был октябрь месяц. На аэродроме нас встретили в одних легких рубашках, и нам пришлось также снять пиджаки. Для начальства была подана американская машина «кадиллак» с опускаемым верхом. Достаточно было нажать кнопку, как весь верх опускался в течение минуты. Т. Хрущев сказал: «Неплохо бы подсказать нашему заводу имени Сталина делать такие машины».
Проехали по городу, осмотрели его. Со мной ехал Ло Жуйцин, министр общественной безопасности КНР, и я мог спрашивать у него интересующие меня вопросы.
Увидев небольшую очередь, я поинтересовался, что они хотят купить? Он посмотрел иероглифы, написанные на бумаге, на дверцах, и сказал: «Имеется в магазине 40 порций удава, вот и стоят 40 человек».
Вот это здорово. За удавом стоят, как у нас за каким-нибудь деликатесом. Нужно сказать, что китайцы довольно дисциплинированный народ. Если сказали на 40 человек, то 41 не встанет в очередь.
Далее, когда мы ехали по городу, я увидел грузовую автомашину, на которой было два китайца со связанными руками и два с винтовками. На бортах машины длинная надпись. Я спрашиваю Ло Жуйцина: «Что это?» Он, видимо, уже знал об этом и говорит: «Это два осужденных шпиона, пришедших из Гонконга, а вернее из Тайваня от Чанкайши* (правильно: Чан Кайши. — Прим. ред.). Их осудили к расстрелу и сейчас везут на расстрел, чтобы все люди видели это, их везут открыто, и на бортах надпись, что они шпионы». Тоже неплохо, если действительно шпионы[500].
Когда приехали в резиденцию, то там после освещения погуляли по саду и заинтересовались денежным деревом. Дерево с большими листьями, высотой 6–7 метров, ствол гладкий, наверху крона, и там висят дыни. Когда мы улетали, я взял с собой 2 штуки и в самолете разрезал их и дал попробовать начальству. Вкус не особенно приятный, похоже на репу и дыню. Внутри много семян. В общем, не понравилось, а по сему случаю стали запивать коньяком. Вот тебе и удерживай нас!
Вечером того же дня мэр города Кантон устроил прием в доме на той же территории, где мы жили. Вначале все хорошо шло, пока подавали закуски. Затем Ло Жуйцин подсказал мне, что сейчас подадут на первое кушанье, которое в Китае шутя называют «бой дракона с дьяволом». Дракон — это змея или удав, а дьявол — кошка.
То есть суп из кошки и змеи. Я на всякий случай сказал Хрущеву и Булганину, что блюдо такое. Оба они сказали, что учтут, есть не будут. Другим не говорить. Со мной сидели рядом А. И. Микоян и Шверник. Я им тоже сказал. А. И. говорит: «Я буду есть», Шверник тоже. Потом, когда они попробовали, Шверник мне подвинул чашку и говорит: «Понюхай И. А., пахнет курицей». Затем он зачерпнул со дна ложкой, и там я увидел мелко нарезанные ломтики удава серовато-пестрого цвета, ну, а кошачье мясо как мясо. Ну, я говорю: «Доедай, если начал».