В «логове» Тито
После праздника мне Хрущев сказал, что послы договорились с Тито встретиться и обменяться мнениями по партийным и государственным вопросам.
Мы в течение восьми лет поливали грязью Тито, Ранковича*и других. Называли их фашистами и бандитами и так далее. Когда обсуждали на президиуме этот вопрос, то Каганович, выступая, говорил обращение ко мне: «Товарищ Серов, гляди в оба, возьми больше охраны, ничего не кушайте ихнего, только свое», и так далее. В. М. Молотов тоже высказал опасения, что устроят гадость. Одним словом, у некоторых по-прежнему сохранилось о Югославии понятие как о логове фашизма[509].
Видя такое настроение, я внес предложение. «Я завтра договорюсь с МИДом, чтобы югославы дали мне визу, и я с переводчиком вылечу в Белград на два-три дня, договорюсь о порядке встречи и увижу, как меня примут, затем доложу вам, и тогда будет виднее». Все согласились, но опять Шверник, Каганович начали настраивать меня, чтобы я опасался, взял с собой побольше людей и так далее.
Через день я вылетел в Белград[510], взял с собой только генерала Добросердова*.
На аэродроме было много любопытных, но встречал госсекретарь безопасности Стефанович*. Первое знакомство было довольно скованным, но я решил вести себя свободно, и тем более что Стефанович неплохо говорил по-русски.
Приехали в Министерство Госбезопасности, стали говорить о порядке охраны и так далее. Стефанович, зная охрану, существовавшую при Сталине, сразу предложил мне взять всю охрану на себя, а органы внутренней безопасности Югославии будут помогать и наводить порядок в городах, куда мы будем прилетать. Я быстро сообразил, что в незнакомом месте «в лагере фашизма» брать на себя такие обязанности я не могу. К тому же, что случится, югославы в стороне останутся.
Я, улыбнувшись, говорю Стефановичу: «Добрый друг (я не знал, как звать: товарищ, господин, он тоже остерегался), у нас, у русских, есть хорошая поговорка: „Со своим уставом в чужой монастырь не лезь“. Вы здесь хозяева, мы гости, вот вы и будьте добры, обеспечьте охрану гостей». Стефанович просиял и говорит: «Я тоже так думал, но не смел этого вам высказать, товарищ Серов». Лед тронулся.
Дальше и я его стал называть товарищем. Все пошло гладко, обо всем договорились.
Тут же появился официант с выпивками и закусками. Условились на следующий день осмотреть дворцы царя Павла, где будет размещаться <советская делегация>, и я уехал в посольство, где и ночевал.
Наутро за мной приехал Стефанович, весьма любезный, и мы все осмотрели. У меня не было никаких замечаний, все у них делается на буржуазный лад. <Президентский> дворец Тито охраняет гвардейская дивизия президента. Разодеты как фазаны красные, голубые, алые, желтые — все перемешалось. В президентскую гвардию подобраны молодые ребята в возрасте 20–23 года, красавцы, высокие, стройные.
После того как я все утряс, вылетел в Москву. В Москве доложил подробно Хрущеву и сказал, что никакого фашизма я не видел. Он тоже остался доволен и сказал, что он расскажет все президиуму.
26 мая вылетели в Белград. Члены президиума, провожая на аэродроме, опять повторили мне: «Гляди в оба». Когда прилетели в Белград, там уже ждал почетный караул, выстроены были члены правительства, Тито и диктатура. Когда исполнили все формальности, сели в машину Тито, Хрущев, Булганин и поехали по городу, где жители скандировали: «Тито-Тито», иногда раздавались голоса: «Дружба», но не более.
Разместились во дворце, а разговаривать между собой выходили в сад, да и то напуганные товарищи спрашивали у меня: «Может ли быть микрофон на дереве?» Я говорю: «Может быть». А сам улыбаюсь. И тогда шли гулять, В тот же день Тито дал прием в честь нашей делегации, присутствовало много дипломатов, Тито и Булганин обменялись речами.
На следующий день состоялось первое заседание по деловым вопросам. На заседание наши шли, ступая, словно в темноте, не зная, как себя вести. Наметили план вопросов, которые надо обсудить, и составили короткое коммюнике о пребывании.
Тут вмешался от югославов молодой парень без ноги (потерял в боях с немцами) и по ряду формулировок стал возражать. Тито спокойно на это реагировал, улыбаясь. Потом мы узнали, что его кличка подпольная, партийная «Темпо», то есть быстрый, и фамилия Вукманович*. Тито его звал «товарищ Темпо».
Но потом всё урегулировали. В перерыве Хрущёв подошёл к нему и говорит: «Не зря вас прозвали „Темпо“, горячий Вы», а он даже не улыбнулся…
Основная резиденция Тито расположена в живописном месте на берегу Адриатики. куда нас он пригласил на следующее утро[511]. Туда мы дважды ездили на переговоры. В общем, дело пошло удовлетворительно, но больше по государственной линии. По партийной линии разговоры начинались и прерывались, так как Тито довольно смело высказывался против неправильной позиции Сталина.
Ну, а наши товарищи считают, что сразу нам критиковать Сталина не пристало, поэтому ограничивались общими фразами, что, мол, он, действительно, не совсем был прав по Югославии, но и вы, товарищи, неправильно себя вели, и приводили примеры. В общем, на Брионах распрощались с ними, они дали нам сопровождающим Ранковича, и вечером все вместе на яхте выехали в г. Пула, с тем чтобы оттуда съездить в г. Риека (это около Триесты); (правильно: около Триеста. — Прим. ред.), затем — в Загреб и затем вернуться в Белград.
Ночью на море поднялся шторм, который доходил, говорят, до 7 баллов. Я, правда, спал. Утром меня разбудил Хрущёв и начал смеяться, как, мол, самочувствие. Я ещё лежал, вроде неплохо, а потом, когда встал и стал ходить, чувствую, качает, и довольно неприятно. Качка была не боковая, а с кормы на нос. Моряки говорят, она самая неприятная. Хрущёв говорит: «А вы посмотрите на своих подчинённых».
Я, одевшись, вышел и вижу: один сидит — за живот держится, другой в угол прижался, его тошнит, третий бледный сидит, многих уже стошнило. Когда узнал у штурмана, что мы штормовую полосу миновали и через сорок минут будем у берега Пулы, я успокоился…
Вернулись в Белград. По пути мы осмотрели г. Блед, Боскопну (города с таким названием в Югославии не было. — Прим. ред.), Любляну и Загреб. В Загребе был большой приём, и после приёма — в поезд и на Белград.
В Белграде ещё раз встречались с югославами, затем был устроен приём большой, и мы 3 июня вылетели в Софию. В Болгарии осмотрели достопримечательности города и 4 июня вылетели в Бухарест. Там был большой митинг Дружбы, затем вечером — приём. На следующий день уже были в Москве[512].
В общем, прошло благополучно, кроме одного случая, когда прикрепленный Столяров, который работает с Хрущёвым десятки лет, в Болгарии лишнего выпил, и Хрущёв мне предъявил претензии, почему ваши сотрудники пьют. Ну, я думаю, что Столяров не у меня научился пить, а там, где работает.
Женевское совещание
В середине июля 1955 г. договорились главы 4-х держав встретиться в Женеве для того, чтобы обсудить вопросы разрядки международной напряженности. На совещании будут от СССР: председатель Совета Министров Булганин, член президиума Верховного Совета СССР Хрущёв и Министр обороны Жуков, Молотов и Громыко*.
13 июля я для предварительной подготовки размещения вылетел в Женеву. Там разобрался, кого где разместить, посмотрел дворец Наций, где будут заседать, дал все необходимые указания работникам посольства и своим, как лучше обеспечить пребывание нашей делегации, затем вечером с Коротковым А. М. осмотрели Женеву, Женевское озеро, а затем по-швейцарски поужинали.
Между прочим, в Женеве многие жители дома не <едят>, а кушают в ресторанах и столовых и т. д. Кормят неплохо. Ужин — обычно сыр, хлеб, бутылка вина, но всё это довольно вкусное. Мы так же сделали и на следующий день вернулись в Москву.
Через два дня вылетели в составе делегации в Женеву с дозаправкой в Берлине[513]. В первый день встретились в Зале Заседаний Наций, где были президент Эйзенхауэр — от США, Иден* — от Англии, Фор* — от Франции, и соответствующие министры иностранных дел, а также мидовские конторщики и журналисты.
Возлагали на это совещание большие надежды, а по существу было прощупывание друг друга, так как западники не знали, кто такой Булганин, новый глава Правительства. Ну, конечно, практически мало что решили, так как они и не были готовы к этому. Это вполне понятно. Годами нагнетали холодную атмосферу и, естественно, сразу согреть её невозможно[514].
P. S. Сначала не хотел детали описывать, но потом, подумав, решил добавить.
Возле советской делегации вертелись наши журналисты, корреспонденты и фотографы. Всякий норовил услужить. Ввиду того, что некоторые ушлые выпросились заранее вылететь в Женеву, то с приездом нас туда уже нашлись мидовские «специалисты» по международным вопросам, которые якобы узнали у своих западных коллег, с чем приехали бывшие союзники и какие вопросы будут обсуждаться на Женевской конференции.
Прорвались они к Булганину, который представил Хрущёву и Молотову этих деятелей, и те доложили. Разошлись довольные. Булганин, обращаясь ко мне, сказал: «Вот как, Иван, надо работать». Я ответил: «Хорошо сработано», а сам думаю, когда же мои люди доложат, что будет на самом деле, так как улетая из Москвы, я дал задание получить согласованный американо-англо-французский документ по Женевской конференции, так как у меня такая возможность была в одной из этих стран.
Назавтра основное заседание, а у меня еще нет ничего. Через час приходит ко мне сотрудник и говорит: «К вам из Парижа прилетел посыльный». Встретившись, он доложил, что привёз документы. Я придержал его в своей