Во время пребывания в Лондоне Пеньковский выяснил, какие бумаги ему необходимо оформить, чтобы получить как английское, так и американское гражданство, и заручился надежной гарантией, что, перебравшись на Запад, он будет обеспечен хорошо оплачиваемой работой. Два года спустя сотрудники КГБ нашли в его квартире две фотографии, сделанные в Лондоне. На одной Пеньковский был в военной форме полковника армии Великобритании, а на другой — Соединенных Штатов.
Все это дает основания полагать, что советский полковник решил окончательно порвать с советской системой и перебраться на Запад. Пеньковский не просто хотел помогать Западу — он мечтал стать частью свободного общества. Никогда его мысли еще не были так далеки от Москвы, как тогда.
Однако ему все-таки пришлось вернуться на родину. О глубине омерзения, которое он испытывал к режиму, установившемуся в Советском Союзе, можно судить по его последующим донесениям. Из них становится ясно, почему у такого преуспевающего офицера, каким являлся Пеньковский, смогла зародиться ненависть к Хрущеву. Пеньковский не только осуждал меры, которые тот принимал в отношении Советской Армии, но и насаждаемую им в стране идеологию. С годами чувство неприязни к первому человеку Советского государства и его окружению у Пеньковского только окрепло, а желание борьбы с ними переросло чуть ли не в навязчивую идею.
Глава VКУЛЬТ ХРУЩЕВА
Интересно наблюдать за высокопоставленными советскими чиновниками, когда они находятся в кругу близких им людей. На трибуне и в семье за рюмкой водки они совершенно разные. Они очень похожи на персонажей гоголевских «Мертвых душ» и «Ревизора». Ясно, что описанные классиком «герои» с наступлением «советского периода» не исчезли. Я бы сказал, что сейчас их даже больше, а образы их стали еще выразительнее бросаться в глаза.
Таких коммунистов, как те старые большевики, которые в подполье готовили революцию, уже не осталось, а основоположники марксизма-ленинизма умерли еще раньше. Среди моих друзей, являющихся членами партии, нет ни одного, кто верил бы в коммунизм. Они, как и я, задаются вопросами: «Верный ли мы выбрали путь? Куда мы идем? Что мы строим? Почему мы все живем ради призрачного завтра, а не сейчас, не сегодня?»
Много месяцев назад у меня состоялся интересный разговор с моим старым другом, преподавателем основ марксизма-ленинизма. Мы обсуждали фундаментальное учебное пособие по этому предмету: «Новая история Коммунистической партии Советского Союза». «Бедная история КПСС! — воскликнул тогда мой приятель. — Сколько же раз ее переписывали!»
Сам же я читал «Историю КПСС» в нескольких изданиях: под редакцией Кнорина, Ем. Ярославского, ЦК ВКП(б), то бишь Сталина, а последнее — ЦК КПСС (Хрущева). Почему все они получились такими разными, приходится только удивляться. В одном издании книги Тухачевский и Гамарник — враги и иностранные шпионы, тогда как в другом их провозглашают патриотами своей родины и выдающимися полководцами. В одном из них Сталина называют отцом народов, а в другом — преступником и убийцей. Вчера еще никто не знал, что Хрущев защищал Сталинград, а теперь ему присвоили звание «Герой Сталинграда»…
Эти несуразности мой собеседник объяснил предельно просто: «Как известно, нашу партию основал Ленин, который продолжил дело Карла Маркса. Однако после его смерти у руля нашего государства оказались враги и предатели. Давай посмотрим на список наших партийных лидеров в строгой исторической последовательности. Кем они были?
Троцкий — иностранный агент и наймит империализма.
Зиновьев — предатель интересов рабочего класса.
Бухарин — правый оппортунист и двурушник.
Рыков — враг народа.
Каменев — саботажник и раскольник.
Пятаков — предатель интересов рабочего класса.
Раскольников — оппозиционер.
Ягода — враг и предатель.
Ежов — ярый антикоммунист.
Тухачевский — предатель родины и иностранный шпион.
Гамарник — просто враг.
Берия — империалистический агент и предатель.
Сталин — преступник.
Молотов — противник линии партии.
Маленков, Каганович, Булганин — просто противники.
Шепилов — двурушник.
Жуков — враг Хрущева.
И т. д. и т. п.».
Мой приятель умолк, а спустя некоторое время добавил: «Только Хрущев, враг нашего народа, остался еще неразоблаченным».
Я даже не знал, что ему на это сказать. Все было так просто и очевидно. Я всегда считал, что наша история пишется по заказу, но никогда и ни от кого еще не слышал столь ясных объяснений. Думаю, что теперь каждому человеку в нашей стране понятно, на кого мы работаем и особенно — служим. Вот поэтому я и решил оказывать услуги Западу.
Я вступаю в ряды активных борцов с прогнившим, двуликим режимом, который именуется «диктатурой пролетариата», или советской властью. Да, это диктатура, но только не пролетариата, а небольшой кучки людей. Они обманывают мой народ, который по незнанию и наивности гнет на них спину. Простые люди, возможно, никогда не узнают правды, если я со своими единомышленниками не раскроем им глаза. Я хочу быть со своим народом и делить с ним радость и горе. Хочу, чтобы старые мои друзья оставались со мной, а не сторонились меня. Хочу служить простым моим согражданам, а не кучке высокопоставленных лиц. Отныне я становлюсь солдатом другой армии, истинно народной. Уверен, что я не одинок — таких, как я, много. Однако мы все еще таимся друг от друга и поэтому боремся в одиночку. Но придет час, когда мы откроем наши сердца, объединимся и будем служить подлинно народной власти, а не кучке партийных боссов.
Как ни печально, мы, видимо, не можем жить без диктатора, без культа личности. В 1957 году взошла звезда Хрущева, когда он нанес сокрушительный удар по так называемой антипартийной группе, в которую входили Булганин, Молотов, Шепилов, Первухин, Маленков и другие. Еще за три дня до того, как они были смещены Президиумом и Центральным Комитетом КПСС, Хрущев реальной властью в стране не обладал. Он был всего лишь министром сельского хозяйства. Только и всего. Тем не менее Хрущев разослал преданных ему людей по всей стране, и те добились, чтобы в Москве срочно был созван Пленум Центрального Комитета. Почти все члены ЦК, все секретари областных, краевых и республиканских комитетов партии с помощью КГБ немедленно слетелись в столицу. Большинство из них были в свое время назначены на эти посты самим Хрущевым, и тот, естественно, рассчитывал на их поддержку. Они его и в самом деле поддержали. И надо сказать, успешно.
Кроме того, Хрущев обеспечил себе поддержку армии — многих генералов он произвел в маршалы. В 1961 году триста полковников стали генералами. Так что теперь он мог рассчитывать и на помощь военных.
Хрущев не принадлежал к числу слишком умных политиков, но обладал поразительной энергией. Именно она и помогла ему в тот трудный период. Когда необходимый кворум был собран, Хрущев, выступив на пленуме, заявил о существовании так называемой антипартийной группы. Большинство членов Центрального Комитета партии поддержали его. Жуков в тот момент тоже принял сторону Хрущева. Он ненавидел Булганина и Кагановича и на пленуме прямо заявил, что армия с Хрущевым. Вот и все! Таким образом антипартийная группа была отстранена от власти, и Хрущев праздновал победу. Большую помощь ему оказала Фурцева, которая по всей стране вербовала его сторонников. По ее указанию были даже задействованы специальные авиарейсы, чтобы верные Хрущеву люди вовремя могли прибыть в Москву. После этого ее в Советском Союзе стали называть «Екатериной Третьей».
Хрущев получил на этом пленуме большинство голосов и стал единовластным правителем — Председателем Совета Министров и Первым секретарем Центрального Комитета КПСС. И все покатилось по накатанной колее. В итоге мы получили нового диктатора и новый культ личности.
Однако в Центральном Комитете еще осталось немало сторонников Молотова, Булганина (в армии его не любили), Маленкова и маршала Ворошилова, таких, как Первухин, наш посол в Германской Демократической Республике[34].
Ходили слухи о разногласиях Хрущева с Микояном.
С Чураевым, Первым секретарем Компартии РСФСР, я встречался неоднократно, и, как он мне говорил, Микоян расходился с Хрущевым по многим вопросам внешней политики. Когда однажды Варен-цов спросил Чураева, почему ничего не слышно о Микояне, даже о его местонахождении, тот ответил: «Такие, как Микоян, словно кость в горле». В частности, Микоян был против жесткой политики Хрущева по отношению к Берлину.
Таким образом, в недрах нашего руководства продолжала вызревать оппозиция. Однако лица, не согласные с Хрущевым, в открытую не выступали — опасались, что он заявит о существовании новой антипартийной группы.
Существует вероятность того, что в высшем эшелоне нашей власти может произойти новый раскол. Например, по вопросу о Берлине. Многие партийные лидеры понимают, что мы к войне не готовы — у нас проблемы в экономике, а также в армии. Реалисты считают: «Мы еще не готовы. Мы не должны позволить вовлечь себя в войну, потому что маленькие войны (так называют у нас хрущевские авантюры) могут привести к глобальной войне». Многие наши генералы высказываются более откровенно: «На кой черт нам этот Берлин? Шестнадцать же лет мы терпели эти неудобства, потерпим и еще. В один прекрасный день Хрущев здорово схлопочет! Ему так дадут по зубам, что он разом все их потеряет!»
Конечно, может произойти обратное. Здравомыслящие силы в нашем руководстве не смогут удержать этого дурака в узде, и он будет проводить свою политику. Если оппозиция одержит верх, то Хрущева сразу же объявят старым, больным человеком, а его смещение со всех постов объяснят его же собственным желанием. Точно так же, как это произошло с Маленковым. Или же дадут ему пинка и скажут: «Езжай в свою Калиновку[35], будешь там председателем колхоза». Если такое произойдет, то все население страны будет просто счастливо.