[296]. В Германии остались места, куда нацисты еще не проникли.
Хэнки был поражен изоляцией Германии. Люди не могли путешествовать за границу, из-за цензуры в СМИ они не знали, что происходит в мире за пределами рейха. Немцев, с которыми беседовали супруги Хэнки, интересовала жизнь в Англии. Наклейка на автомобиле с буквами GB (Великобритания) очень помогала в общении с официальными лицами, нацистами и обычными людьми. Вначале Хэнки удивлялся, почему его весьма скоромный автомобиль вызывает такой интерес. Но потом он понял, что все дело было в этой наклейке. Хэнки было приятно, что простые немцы так высоко ценили Англию и хотели, чтобы у британцев тоже сложилось хорошее мнение о Германии.
Когда отпуск подошел к концу, супруги Хэнки пересекли границу, въехали в Бельгию и с облегчением вздохнули. Несмотря на то, что немцы хорошо к ним относились, они жили в прекрасных условиях и наслаждались природой Германии, трехнедельное путешествие оставило странный осадок:
«Въехав в тихий бельгийский город Спа, мы с женой почувствовали, словно снова вернулись в лоно цивилизации. Не было слышно нацистских песен, исчезли возбуждение и напряжение. Мы почувствовали, что оказались в нормальной стране, в которой в нормальных условиях живут нормальные люди. Никогда еще Англия не казалась мне такой надежной пристанью, как после того посещения Германии»[297].
Хэнки и Герен были опытными наблюдателями, которые стремились понять политическую ситуацию в стране, но другие иностранцы, в том числе американский художник Марсден Хартли, предпочитали жить в розовых очках.
В то время, когда Герен начал свое велопутешествие, Хартли на неопределенно долгий срок прибыл в Гамбург. Американец не был ни антисемитом, ни фашистом, он хорошо говорил по-немецки, знал страну и обожал современное искусство, которое нацисты не переваривали. Письма художника удивительно наивны. Хартли признавал, что «с евреями плохо обходятся», но при этом верил, что Гитлер якобы это символ нового идеализма и национальной аутентичности[298]. В одном из своих писем художник писал:
«Я с трудом понимаю, что я в Германии… я редко общаюсь с людьми, потому что практически ни с кем не встречаюсь… наверное, надо быть более человечным и заботиться о сотнях голодающих… но я их на улицах не вижу… потому что они не выходят из своих домов – если они будут попрошайничать, их посадят в тюрьму. Поэтому вокруг себя я вижу обеспеченных людей, которые могут себе позволить поедать взбитые сливки ведрами и другую еду… все это слишком сложно, и кроме того, я не решаюсь заговорить с людьми на улице потому, что я иностранец… так что единственное, чем я занимаюсь, – это своими делами»[299].
Когда летом 1933 г. (через полгода после прихода к власти Гитлера) Хартли приехал в Гамбург, он уже был убежденным германофилом. Но многие другие иностранцы не горели желанием отправляться в Третий рейх, поскольку в прессе все чаще стала появляться информация о зверствах нацистов. В Великобритании и США (т. е. в странах, с которыми Гитлер больше всего хотел «подружиться») газеты писали о преследовании евреев, сжигании книг, стерилизации, концентрационных лагерях и жестоком подавлении оппозиции. Британская газета «Manchester Guardian» после сжигания книг сравнила нацистов с Ку-Клус-Кланом[300]. Подобные сравнения не мотивировали иностранцев к поездке в Германию.
Хотя нацисты ненавидели интернационализм, они понимали, что туризм – это тоже средство пропаганды. Они хотели, чтобы посетившие Германию иностранцы рассказывали о прелестях немецкой жизни и продвигали нацистскую идеологию. Приспешникам Гитлера было ясно, что для достижения этой цели необходимо обеспечить иностранцам хороший и запоминающийся прием. В июне 1933 г. был основан Рейхскомитет по туризму. Нацисты начали выпускать рекламные материалы, в которых утверждалось, что все написанное о Германии в «еврейских» газетах – ложь, немцы – это «надежная, прогрессивная и миролюбивая нация», а Германия – «радостная страна фестивалей и улыбающихся крестьян, любителей петь и хорошо поесть»[301]. В туристических брошюрах печатали фотографии колоритных деревень, людей в ярких народных костюмах и дружелюбных полицейских. В них не было никаких упоминаний о «еврейском вопросе»: эта тема освещалась только в немецких СМИ. «Судите сами, – писали в одной из туристических брошюр, – как Германия развивается: у нас нет безработицы, зато есть высокий уровень производства, социальные гарантии для граждан, гигантские промышленные проекты, программа экономического развития, организованность и эффективность. Счастливые и энергичные люди с радостью поделятся с вами своими достижениями»[302].
Рекламная кампания оказалась успешной. В течение последующих нескольких лет в страну для проведения отпуска стало приезжать все большее количество иностранцев, многие из которых неоднократно возвращались в Германию. Впрочем, летом 1933 г. работа Рейсхкомитета по туризму еще не принесла своих плодов. Зарубежных гостей в стране было мало, поэтому приезд группы бойскаутов, отправлявшихся на четвертый мировой слет бойскаутов в Венгрии, скорее всего, вызвал определенный резонанс.
В группе бойскаутов был пятнадцатилетний Брэдфорд Вассерман. Этот еврейский подросток из города Ричмонд в штате Виргиния, вероятно, плохо разбирался в политике, но имел совершенно четкое мнение о Гитлере: «Приходится носить синие галстуки, потому что этот трусишка Гитлер не разрешает носить красные. Он просто utsna [ «сумасшедший» на исковерканной латыни]». Брэдфорд делал короткие записи в дневнике. В них смешались повседневные мелочи из жизни обычного туриста и реалии нацистской Германии: «В Мюнхен приехали на поезде. Очень утомительная поездка. Прибыли в 10 часов. Я помылся и лег спать. Когда мы приехали в Мюнхен, в наш поезд зашел нацист. Выйдя из вагона, я увидел мальчика 7 или 9 лет в нацистской униформе. Посмотрели несколько старых крепостей и Шварцвальд. Погода дождливая. Тот нацист работает у Гитлера».
Вот запись Брэдфорда о посещении Дрездена, в котором существовала достаточно серьезная оппозиция нацистам: «Купил себе и паре друзей мороженое. Недавно здесь убили 150 или 200 человек. Завтра едем на экскурсию. Заходил в несколько отелей, чтобы взять их наклейки. Видел несколько людей Гитлера». Юноша любил ходить по магазинам, но в Берлине его ждало разочарование – никто не хотел с ним торговаться: «Пошел за покупками. Деньги так и летят. Видел много нацистских флагов и магазинов, в которых продают нацистские униформы, ножи и т. д.
Очень сложно торговаться с людьми. Как только начинаю торговаться, мне показывают на табличку с надписью «Фиксированные цены». Брэдфорду понравился Потсдам: «Плыли по реке, очень красиво. Взял небольшой кусочек дерева из пола во дворце кайзера. Много людей из тусовки Гитлера и детей в их униформе. Сфотографировал красивую оранжерею. Как раз в этот момент с песнями мимо прошла группа нацистов».
Бойскаут тогда впервые в жизни выехал за границу, и, скорее всего, эту путешествие было для него незабываемым. Несмотря на лаконичность записей в его дневнике, складывается ощущение, что мальчик получил достаточно впечатлений от новой Германии и с радостью отплыл на корабле (который был «так себе») в Америку. Брэдфорд обратил внимание на то, что в Америку отправилось также много евреев и немцев: «Мне кажется, они рады, что уезжают. Сейчас вижу человека в ермолке. Хочется спать»[303].
Клара Шифер из города Рочестер в штате Нью-Йорк провела тем летом месяц в Германии с группой учеников из своей школы. Они ходили в походы, пели и ели много мороженого. Судя по ее дневнику, девочка придавала большое значение еде: «В Госларе у нас был потрясающий пир, с помидорами и всем остальным». В Вуппертале подали «хороший чай с разными видами пирогов и пирожных, особенно вкусным был вишневый пай»[304]. Подростки ночевали в молодежных хостелах, в том числе в самом первом хостеле в мире в городе Альтена, в 90 километрах к северо-востоку от Кельна. Этот хостел, расположенный в замке постройки XII в., в 1912 г. открыл учитель Рихард Ширманн.
После войны дешевые отели-общежития стали появляться по всей Европе. Ширманн бросил преподавание и занялся управлением сетью хостелов. В 1932 г. он основал Молодежную федерацию хостелов, в надежде на то, что это поможет сблизиться и найти общий язык молодым людям из разных стран и социальных слоев, а также поддержать мир во всем мире. Но время для реализации такой прекрасной идеи оказалось не самым подходящим. Подобным образом не воспитаешь безжалостное и дисциплинированное молодое поколение господ. Ширманн потерял работу, и хостел, в котором Клара совсем недавно отдыхала со своими одноклассниками и новыми немецкими друзьями, огласился звуками маршевых песен Гитлерюгенда.
В своем дневнике Клара не упоминает ни нацистов, ни Гитлера, ни «еврейский вопрос». В ее интерпретации Германия – солнечная и радостная страна, в которой много поют. В заметках учительницы Луизы Вортингтон из Кентукки также нет ни слова о политике. В августе того года она путешествовала по разным немецким городам, и единственное упоминание евреев в ее дневнике встречается при описании еврейского квартала в Нюрнберге: «Потом пошли еврейские улицы, Хоф и Гассен, узкие, кривые и грязные»[305].
Мэри Гудлэнд хотела подтянуть свой немецкий перед началом обучения в Оксфордском университете и осенью 1933 г. провела несколько недель в дюссельдорфской семье. В возрасте ста лет она с необыкновенной ясностью вспоминала, насколько тогда не разбиралась в том, что происходило в Германии. Однако немцы, у которых Мэри жила, также не понимали, что творится в их стране. Только после того, как 1 апреля в 4 часа утра разбили красивые, выполненные в стиле модерн витрины универмага «Титц», которым владели евреи, фрау и герр Трост решили, что все-таки стоит вывесить пару нацистских плакатов, как уже сделали их благоразумные соседи. Потом господин Трост принял участие в факельном шествии, на которое он, будучи человеком не очень энергичным, поехал на такси. Обратно немец также вернулся на такси, но дома он не обсуждал с семьей ни еврейский вопрос, ни несправедливость Версальского договора, ни возрождение Германии. Господина Троста волновало только то, что его на шествии сильно покусали комары