20. Война
В первые месяцы было сложно поверить в то, что Германия находится в состоянии войны. Нормирование продуктов и товаров стало еще более строгим, но оно в том или ином виде существовало уже давно, так что люди почти не замечали разницы. Больше всего немцев беспокоили воздушные налеты, хотя, по крайней мере изначально, они наносили сравнительно небольшой урон. Казалось, что война нисколько не повлияла на «прекрасную жизнь», о которой писали в журнале Англо-германского содружества. С другой стороны, ночные затемнения, бесконечные предупреждения в прессе и по радио, а также плакаты «Не болтай! Враг не дремлет!» напоминали о том, что война все-таки идет. И даже если вначале казалось, что жизнь в стране не сильно изменилась, то война, по замечанию американского журналиста Говарда Смита, все же вселила «необъятный страх»[839] в сердца людей.
Смит находился в Германии с января 1940 по 6 декабря 1941 г. (он сел на последний поезд и отправился в Швейцарию за день до того, как США вступили в войну). Все это время журналист внимательно следил за настроением и моральным состоянием немцев. Поворотным пунктом, бесспорно, стало нападение Германии на СССР в июне 1941 г. До этого момента люди все еще ждали мира, то впадая в отчаянье, то снова обретая надежду. Любой слух или пропагандистский трюк мог вызвать бурную радость или глубокую депрессию. Когда стало ясно, что блицкрига с СССР не получилось, простые немцы начали понимать, что их обманули. Во время войны иностранные журналисты, дипломаты, беженцы, жены, последовавшие за своими мужьями, и даже некоторые бизнесмены все еще могли путешествовать по рейху. В Германии находились очень разные люди: от Великой герцогини Гессенской и Рейнской Маргарет до шведа Эрика Валлина, служившего в войсках СС. Все эти иностранцы стали свидетелями долгого падения и поражения Германии.
Бидди Макнагтен написала после войны интересные мемуары, которые показывают ситуацию в Германии с точки зрения человека левых взглядов. Бидди, дочь судьи из Северной Ирландии и внучка социального реформатора Чарлза Бута, с детства была бунтарем. Она окончила школу изящных искусств Феликса Слейда в Лондоне и в 1927 г. переехала в Берлин. До войны Бидди вышла замуж за выходца из рабочей семьи Вилли Юнгмиттага, получившего образование в Баухаусе и работавшего фотографом и чертежником. Супруги были членами компартии. В воскресенье 3 сентября 1939 г. Бидди и Вилли вместе со своей пятилетней дочерью Кларой (названной в честь Клары Цеткин) вышли в парк и сели на траву. «Мы увидели большой белый щит наподобие того, на котором пишут результаты игры в крикет, – вспоминал Бидди. – Но на этом щите были написаны новости. Мы узнали, что Англия объявила войну. Веселье закончилось».
Через три месяца Бидди родила вторую дочь. Лежа в палате роддома вместе с 11 другими женщинами, она слушала, как по радио, каждый раз после сообщения о потоплении очередного английского корабля, передавали песню «Мы идем воевать с Англией». Это было не лучшее время для рождения детей. Кормящим матерям не выдавали дополнительного пайка, у Бидди не было молока, поэтому ее новорожденной девочке приходилось выживать на смеси из масла, пшеничной муки и воды, которую Бидди немного поджаривала на сковородке. Через три недели после родов британку вызвали в гестапо. Оказалось, что женщина, снабжавшая семью молоком, донесла на Бидди, заявив, что та причастна к покушению на фюрера[840]. Бидди выручили ее ирландские связи, а также то, что она недавно стала матерью. Гестаповцы убедились в том, что обвинение было беспочвенным. Если бы они поверили молочнице, та получила бы в качестве вознаграждения 1000 марок[841].
Бриджет Гиллиган также вышла замуж за немца, но немца из аристократической среды. Ее мужем был граф Хьюго фон Бернсторф, выходец из древнего рода, тесно связанного родственными узами с Данией. После свадьбы в январе 1939 г. супруги уехали жить в фамильный замок графа Вотерзен, расположенный в 48 километрах от Гамбурга. Они могли бы пожениться и раньше, но пришлось долго собирать доказательства того, что у Бриджет чистая кровь. В ноябре 1938 г. Хьюго писал ей в Англию:
«Дорогая, если у тебя возникнет хоть малейшее подозрение, что в твоей семье есть неарийская кровь, пожалуйста, скажи мне. Хуже всего, если мы узнаем об этом после свадьбы, потому что тогда нам придется развестись. Поэтому по возможности узнай все максимально точно. Не пиши мне, что это дорого, – чтобы выяснить эти вещи, можно заплатить сколько угодно»[842].
Бриджет отвечала своему возлюбленному: «Мне кажется, что свидетельства о крещении со стороны Гиллиганов мы никогда не сможем найти, потому что они исповедовали уэслианскую[843] религию, которая уже давно вышла из моды, церкви исчезли, и поэтому найти нужные документы вряд ли представляется возможным»[844].
Хьюго повезло, что его жена была умной и упорной женщиной. После начала войны воинскую часть, в которой служил граф, отправили в Норвегию. Хьюго пришлось оставить Бриджет, на которой он женился всего за 8 месяцев до этого, ответственной за большое хозяйство и замок. Англичанке приходилось нелегко. В феврале 1940 г. она поехала в дом Хиртов, в котором в мирное время с таким удовольствием останавливались Уильям Уолтон[845] и Зигфрид Сассун[846]. По пути в Гармиш-Партенкирхен Бриджет несколько дней провела в Мюнхене. Из отеля «Регина Паласт» она писала мужу, что уже и думать не может о замке Вотерзен. «Эти ворчливые люди, которые постоянно ругаются и которым всего мало, – жаловалась она, – повар, который нас постоянно обманывает, от всего этого мне тошно. Прикажи своим солдатам лепить снеговиков и возвращайся как можно быстрее»[847]. Бриджет радовалась тому, что в Мюнхене, в отличие от Берлина и Гамбурга, можно было купить апельсины. Как только графиня заселилась в дом Хиртов, война показалась ей чем-то невообразимо далеким. «Сколько угодно масла, настоящие чай и шоколад после обеда, вкуснейший пудинг», – писала она Хьюго в Норвегию. Правда, отсутствие в деревне молодых мужчин, а также пустые прилавки в магазинах («невозможно купить даже дамские прокладки»[848]) напоминали о том, что война была реальностью.
Бриджет не осталась без поддержки своих соотечественников. Несколько других англичанок, вышедших замуж за выходцев из немецких аристократических семей, проживали в относительной близости от замка Вотерзен. А вот герцогиня Гессенская и Рейнская Маргарет («Пег») жила вместе со своим мужем принцем Людвигом («Лу») в 550 километрах к югу от Вотерзена и в 15 километрах от Дармштадта в красивейшем замке Вольфсгартен. Будущие супруги встретились в доме Хиртов в 1936 г. и поженились в 1937 г. в Лондоне, где Людвиг работал в немецком посольстве. Принцесса Маргарет и графиня Бриджет регулярно переписывались во время войны, утешая и поддерживая друг друга.
Через месяц после поездки Бриджет в Мюнхен в Берлин приехала датская писательница Карен Бликсен, автор известного романа «Из Африки». Ее отправили в командировку несколько скандинавских газет, и она планировала пробыть в Германии месяц. Заметки Бликсен, сделанные в Бремене, отражают, как обычная жизнь немцев наполнилась тревогой и беспокойством. На писательницу огромное впечатление произвели средневековые собор и ратуша, а также дома аристократов – дань, как она писала, «живой и мощной культуре путешествовавших по всему свету людей». Повсюду были корабли – «картины и гобелены, на которых изображены целые торговые флотилии, в огромных домах аристократов – высокие, монументальные, точные модели кораблей, которые когда-то принадлежали семьям. На этих моделях все паруса и все пушки были на своих местах».
И все-таки в марте 1940 г. в этом великом морском городе чувствовалось, что Германия находится в состоянии войны. Бликсен прибыла в Бремен ночью во время метели. Из-за затемнения не было видно ни зги. Уже немолодой носильщик на вокзале предложил писательнице помощь. «Держась за руки, мы шли по темным улицам, – писала Бликсен, – от вокзала до отеля, потом до полицейского участка [где все вновь прибывшие в город должны были отметиться] и снова в отель». Носильщик воевал в Первую мировую войну, а теперь оба его сына были на фронте. Писательница обратила внимание на то, что точно так же, как и африканцы на ее кенийской ферме, старик выражал чувство сожаления «причмокиванием языка и тихим звуком поцелуя»[849].
В Берлине здания, построенные или спроектированные еще в мирное время, теперь сосуществовали с военными сооружениями. Продолжали строить массивные здания, которые были одобрены Гитлером до войны («Местные шедевры из камня, железа и дерева прекрасно выполнены», – писала Бликсен), а рядом с ними появлялись военные объекты. Несмотря на активную застройку, Берлин, по мнению Бликсен, потерял свой лоск, «словно красивая птица в сезон линьки»[850]. Писательница заметила, что улицы столицы были до безобразия грязными. Люди ступали «осторожно». Они были одеты в старую одежду. Только привратники выглядели так, как будто они все еще стояли у «золота, мрамора, бронзы и стекла» отеля «Адлон».
Бликсен с удивлением обнаружила, что в Немецком театре ставят «Короля Лира»[851]. Только потом писательница сообразила, что нацисты присвоили себе великих иностранных писателей и художников почти так же, как и страны других людей: «Шекспир, как они говорят, на самом деле был германцем из-за своего гуманизма, Кьеркегор – из-за глубины своих мыслей, Рембрандт – из-за артистической выразительности, а Микеланджело – просто из-за масштабности своих произведений»