[60] /
Где-то внизу, среди них, моя мать /
Она всегда будет там меня ждать.
…Я в каюте, спящий. Я вижу себя со стороны; я смотрю на себя, словно сидя рядом с женщиной из Шри-Ланки. Нет, я будто смотрю из объятий ее рук, глазами ее младенца. Я вижу свой обтянутый кожей скелет, курящий сигарету в углу комнаты. Я уверен, что это не Курдистан. Мы в океане, лодка разваливается, она набита пустыми ведрами и полна пробоин, через которые внутрь льется вода…
Я снова вижу необъятные хребты /
Их пики и гребни бесконечны и пусты /
Горная цепь окружает змеей /
Тянется все выше, подавляя собой /
Горы-крепости, за оградой из скал /
Растут, ощерив каменный оскал /
Горы заслоняют каштановые дубы /
Их скалы бесплодны и грубы /
В поле зрения ни деревца, лишь горы /
Скалы надвигаются, превращаясь в волны /
Они в ярости атакуют опять /
Нет, это не Курдистан, мест мне не узнать /
Так почему же здесь – моя мать? /
Почему тут продолжают воевать? /
Рядами ползут танки, и вертолеты шумят /
Звенят боевые клинки, и груды тел лежат /
Горы трупов, от горя женщины кричат /
На ветке каштанового дуба детские качели висят /
Девушки в платьях с цветочным узором /
Играют музыку веселым танцорам /
Еще идет война, и льется кровь /
Звучит музыка вновь и вновь /
Горы и волны переходят друг в друга /
Я в их ловушке, я так напуган /
Где же место, что меня так волнует? /
И почему моя мама танцует?
…Я просыпаюсь в панике. Повсюду тьма. Далекий свет приблизился. Он больше и ярче. Но я все еще внутри каюты. Снизу доносятся крики и плач. Это зона боевых действий. Мы осаждены волнами. Я не сдвинулся со своего места, но замечаю, что волны стали еще яростнее и враждебнее. Мысленно я облетел всю лодку. За один миг моя душа обыскала здесь каждый уголок. Наши страхи все ближе. Я в осаде…
Я вижу мирный пейзаж долин /
С лесами каштановых дубов у низин /
В глубине меж склонов вьется река /
Но вновь наступает кромешная тьма /
Мы опять в плену волн /
Я снова вижу себя орлом /
И прорываюсь сквозь кошмарный сон /
Взмывая над грозной красотой волн /
Река бурлит, поднявшись из глубин /
Глотая каштаны один за другим /
Деревья скользят по крутым склонам /
Их закручивает водоворотом /
Но реке ужасов мало жертв /
Она неумолимо ползет наверх /
Смыкаются склоны капканом долины /
Но я – орел, парящий над вершиной /
Я взлетаю все выше, за мной мчится река /
Но моя жажда жизни высока /
Мои крылья уносят меня к небесам /
Внизу не осталось каштанов в лесах /
Долин больше нет, лишь безбрежная река /
Она стала морем, океаном, на века /
Сверху нас накрывает неба пустота /
Снизу нас окружает опасная вода /
Почему моя мама танцует? /
Почему она плачет, танцуя? /
Горы и волны, цепь горных хребтов /
Пенные гребни и гребни из льдов… /
Горы-титаны вдруг стали волнами /
Их лапы поймали суденышко с нами /
Лодку закрутило в водоворот /
Вот-вот нас в пучину с ней унесет /
Старая лодка треснула пополам /
Люди кричат, взывая к небесам /
Спасательное судно уже спешит к нам /
И ветер помогает его парусам /
Крики о помощи звенят в ушах /
Спасите, мы тонем в этих волнах…
Помогите…
Помогите!
Я просыпаюсь в панике. Я весь вспотел. Это был кошмар. Кошмар внутри кошмара. Я вижу дневной свет. Каюта полна перепуганных людей. Они оглушительно кричат, взывая о помощи. Снаружи – корабль, стоящий всего в нескольких метрах поодаль.
Я не верю своим глазам, мы всего в шаге от этого сияния – мы смогли добраться к свету. Вот он, корабль, полный матросов, обеспокоенно снующих по палубе. Мы спасены. Точнее, на грани спасения. Наша смутная, далекая надежда стала осязаемой.
Дальше все происходит очень быстро. Все к этому шло. Все машинное отделение и носовая часть лодки заполнены водой. В конце концов вода побеждает; она опередила ведра и помощника капитана, не перестававшего вычерпывать воду. Лодка кажется чрезвычайно тяжелой. Длинная прочная веревка соединяет нас с индонезийским рыболовецким судном, и я вижу, как моряки на его борту смотрят на нас. Капитан и его помощник поднимаются на борт другого судна. Море… замерло. Возможно, его утихомирил сам факт нашего спасения.
Они спускают на воду небольшую моторную лодку и начинают спасательную операцию. Все хотят подняться на борт. Но они диктуют условия – сначала женщины и дети. Моторная лодка описывает полный круг вокруг нашей посудины – клянусь, та в любой момент может отправиться на дно океана. В конце концов моторная лодка причаливает к борту нашего судна. В нее пересаживают четырех человек – женщин и детей. Морякам требуется несколько минут, чтобы поднять их в свою лодку.
Я чувствую, как нервничают бывалые моряки, занятые нашим спасением. Мы не можем ждать – наша прогнившая лодка полна дыр, она проиграла свою битву, и мы вот-вот опрокинемся вместе с ней. Мы даже не можем сдвинуться со своих мест, чтобы не нарушить хрупкое равновесие, этот странный баланс между весом залитого водой судна, спокойным океаном и нашими изможденными, избитыми телами.
Мне не верится, что мы опередили смерть, – мой страх перед ней лишь усиливается. Я познал жизнь во всем ее великолепии и думал, что смерть отошла на задний план.
Осознание, что смерть неизбежна /
Помогает войти в ее тайну с надеждой /
Смиряя страх и оживляя в памяти /
Прекрасные моменты наших радостей /
Когда за жизнь цепляешься отчаянно /
Смерть видится еще страшнее и печальней /
Но жизнь и смерть – две стороны одной монеты /
В этом извечная сладость и горечь земного сюжета /
Смерть следует за жизнью каждый миг /
Она венчает нашей жизни пик.
Теперь, когда смерть стала более отдаленной, мой страх перед ней усилился – она стала еще более жуткой и пугающей.
Маленькая моторная лодка доставляет на корабль еще несколько человек. Матросы поднимают обмякшие тела женщин и детей. Теперь очередь курдской семьи. Их отец, этот ублюдок, запрыгнул в спасательную лодку раньше других женщин и детей.
Пара из Шри-Ланки добирается до борта нашего судна, но другие семьи, жадно рвущиеся вперед, отталкивают их в сторону. У мужчины на руках младенец, но он пропускает остальных вперед, видимо, опасаясь выронить малыша. Они садятся на борт после всех остальных семей. Спасение ребенка из Шри-Ланки утешает и воодушевляет меня так, словно я сам спасен. Малыш все еще на руках отца. Его мать ни на секунду не сводит глаз с младенца. Мои глаза тоже следят за ребенком – глаза иностранца вместе с любящими глазами матери прикованы к его крошечному тельцу. Он будто притягивает наши встревоженные взгляды.
Теперь, когда женщины и дети спасены, начинается соперничество мужчин. Никто не готов уступить ни дюйма. Наглые юнцы запрыгивают в моторную лодку. Я думаю, что Голубоглазый Парень болен. Его губы ужасно потемнели и распухли. У него дрожат руки. Ему лучше бы сесть в лодку как можно скорее, но он сдерживается, говоря: «Нет, пусть другие садятся, не волнуйся. Мы взойдем на борт через пару минут». Все эти два дня Голубоглазый Парень даже не смыкал глаз – он выглядит совершенно дезориентированным. Он надрывался уже много часов без перерыва, и, без сомнения, как и у меня, перед его внутренним взором бесконечно выплескиваются ведра воды. Я думаю, мы навсегда запомним эту сцену.
Моторная лодка курсирует взад и вперед между нашей посудиной и этим судном. На крыше осталось примерно двадцать человек. Спасатели подъезжают к нашему левому борту и замедляют ход. Голубоглазый Парень, Пингвин и еще пара человек готовятся к посадке. Но как раз в тот момент, когда Голубоглазый Парень собирается прыгнуть в спасательную лодку, наше судно переворачивается в противоположную сторону. Я стою на крыше, когда это происходит. Все последние два дня мы были на грани опрокидывания… и вот это произошло, и лодка за считанные секунды полностью исчезла в океане.
Все наши мечты, и страхи, и храбрые души… /
Все идет ко дну, вдалеке от суши /
Из одного бедствия в другую беду /
Мы тонем, погружаясь в темноту /
Мы утопаем в горах волн, в горьком океане /
Что поглощает нас без жалости и сострадания.
Нас с огромной силой ударяет о поверхность океана. А затем меня затягивает под волны, в океанскую тьму, вместе с изрезанным корпусом лодки.
Вниз… /
Я опускаюсь все ниже /
Я тону все глубже /
Лодка, словно хищник /
Тащит меня и душит /
Она хочет меня схватить /
И вместе с собой утопить /
Смерть снова меня догнала /
Ее решимость возросла /
Когда даешь волю надежде /
Смерть страшит больше, чем прежде.
Смерть возвращается ровно в тот момент, когда жизнь подарила нам отсрочку. Я один. Вокруг больше никого, только я.
Еще более напуганный и уязвимый /
Я брыкаюсь и барахтаюсь, теряя силы /
Я напрягаю все мышцы, но все впустую /
Как крошечный котенок, действую вслепую /