Снова и снова, страдая от мигрени /
Я проваливаюсь в бредовые сновидения /
Где тоска поднимает змеиную морду /
И душит, будто погружая под воду /
Духота сжимает грудь кольцами удава /
Толкая в объятья удушливых кошмаров.
Во сне я уже не здесь, на земле /
Я очутился на большом корабле /
Вроде танкера из Британии /
Он спас нас, и в моем подсознании /
Я вижу маленький дивный остров /
Волны его окружили грозно /
Остров жестоко качает /
Волны его сотрясают /
Как нашу гниющую лодку той ночью /
Я все еще помню, как штормы грохочут /
На острове есть маленькие дети /
Они в ужасе, их руки воздеты /
Они умоляют меня их спасти /
Я очень хочу к ним подойти /
Дети цепляются за пальмы, но их стволы слишком гладкие /
Я вижу Нилу, на ней цветастое платьице /
Узор из желтых и красных цветов, как те, что я видел /
Парнья тоже рядом, ее волосы заплетены /
Там и другие дети, которых я не знаю /
Океан в гневе остров поглощает /
Волны растут все выше и выше /
Они накрывают Нилу и малышей /
Теперь я слышу только их голоса /
Но не могу ни нырнуть, ни сделать шаг /
Меня словно намертво пригвоздили к земле /
Остров пропадает в морской глубине /
Унося с собой и детей на мрачное дно /
Пальмы в страхе сплетаются, но тонут все равно.
Я в панике просыпаюсь. У меня раскалывается голова. А непрестанно вращающийся вентилятор высушил пот, покрывающий мое тело. Я включаю свет. Мне нужно закурить. Я утыкаюсь взглядом в одну из надписей на стене рядом с моей головой. Это написала Нилу, своим детским почерком.
«Боженька, сделай что-нибудь, отведи нас в хорошее место. Целую, целую».
6. Странники-Коули Выступают / Совы-Сипухи наблюдают
Текут дни без смысла и планов /
Мы бродим потерянным стадом /
Наш разум еще в плену океанских волн /
На твердой земле он ищет душевный покой /
Но в тюрьме все пространства – коридор, ведущий на ринг /
И сводящий с ума запах пота заполняет этот лабиринт.
Прошел месяц с тех пор, как меня сослали на Манус. Я – кусок мяса, брошенный в неизвестной стране, в тюрьме среди пекла и грязи. Я дрейфую в людском море, среди лиц, искаженных гневом, лиц, в которые впечаталась враждебность. Каждую неделю один или два самолета приземляются на развалинах островного аэропорта, и из них высаживают новые толпы людей. Несколько часов спустя их бросают в тюрьму под оглушительные вопли предыдущих изгнанников, словно овец на бойню.
С прибытием новеньких напряжение в тюрьме достигает пика: старые «жильцы» смотрят на них, как на захватчиков. В основном их размещают в Тюрьме Фокс, поскольку она самая большая, и в этом обособленном уголке можно разбить палатки для новоприбывших. На западной стороне друг напротив друга расположены две тюрьмы: Дельта и Оскар. Но из Тюрьмы Фокс видна только Тюрьма Дельта. Она похожа на клетку, на улей, полный пчел. В этих двух смежных тюрьмах так тесно, что даже негде разойтись. Эти тюрьмы сталкивают человеческие тела, устраивая противостояние плоти. Спертый воздух пропитан людским дыханием, пахнущим морем и смертельно опасным путешествием.
В Тюрьме Фокс почти четыреста человек содержатся на площади меньше футбольного поля. Пространства между рядами комнат и коридоры – это бесконечные потоки хаотично перемещающихся бесправных людей. Обстановка накалена скандалами и буйными ссорами между голодающими людьми, провоцирующими друг друга. Никто больше ни с кем не знаком. Это похоже на город, где чума повергла всех в беспамятство. Толпа обезумела. Замрешь хоть на миг – тебя снесет людским потоком.
Люди нервно изучают лица и глаза товарищей по несчастью. Среди нас есть группа мужчин, которые, даже оставив работу на оживленных рынках родины далеко позади, до сих пор смотрят на окружающих как на дешевый товар. Пленники потерянно разбредаются во всех направлениях. Потребуется время, и долгое время, прежде чем все эти самцы, выходцы из разных стран и культур, смогут ужиться вместе.
Тюрьма похожа на зоопарк, где поселили животных с разными окрасами и запахами. Целый месяц эти звери-люди провели бок о бок взаперти в одной клетке на грязном полу. Тюрьма так забита людьми, что кажется, будто они расселись, болтая, даже на ветвях деревьев и на крышах туалетов. Люди заняли каждый уголок – кто-то пристроился даже возле небольшого болотца за туалетами. На закате, когда наступает прохлада и листья кокосовых пальм начинают танцевать от ветерка, тюремная территория становится неплохим местом для прогулок. Большинство заключенных предпочитают покинуть свои комнатушки. В это время всегда появляются несколько молодых парней, стремящихся завоевать авторитет и перекрикивающих общий шум внутри периметра своими болтовней и воплями. Это перенаселенные человеческие джунгли, где люди объединяются в своеобразные группы.
Самый простой способ получить статус – это отождествить себя с какой-то группой. То есть связать себя с другими людьми, которые, по вашему мнению, разделяют вашу идентичность; людьми, переживающими то же, что и вы. Здесь лишь одна мотивация – убежать от пустоты и ужаса, которые способны сокрушить и раздавить вас. Зависимостью от группы или коллективной идентичностью маскируют свое одиночество. Это своего рода способ срезать путь в попытке убежать. Этот вид коллективизма впервые сформировался благодаря совместному опыту путешествия на лодке. Страх и боль трудного путешествия так сильно влияют на его участников, что они инстинктивно связывают себя групповой идентичностью со своими попутчиками. Со временем эта идентичность, основанная на опыте общего плавания через океан, смещается к другим идентификаторам: языку и нации. Спустя еще время группы собираются уже по единственному критерию – происхождению. Афганец, шриланкиец, суданец, ливанец, иранец, сомалиец, пакистанец, рохинджа, иракец, курд.
Через несколько месяцев начинается обмен комнатами: заключенных тянет к своим соотечественникам и тем, с кем они говорят на одном языке. В нашей крошечной тюрьме происходит своего рода внутренняя миграция. Мало-помалу значимость совместного пребывания на лодке уступает место важности общего языка.
Однако в течение всех лет, проведенных в этой тюрьме, люди, вместе пережившие путешествие через океан, будут цепляться за и эту связующую нить. Они постоянно напоминают друг другу о братстве, созданном этим горьким опытом: «Помни, что мы из группы GDD, MEG или KNS». Коллективная травма от опасного путешествия течет в наших венах – каждая лодочная одиссея основала новую «нацию».
Иногда создание таких групп приводит к серьезным конфликтам, но обычно разум берет верх, напряжение сглаживается, и все возвращается на круги своя – ситуация никогда не становится слишком острой или опасной. Из опасного плавания заключенные привезли с собой предрассудки и гнев, и их кровь до сих пор вскипает при каждом взаимодействии друг с другом. Конфликты в основном происходят между иранцами и афганцами – корни вражды между ними зародились еще давным-давно и уходят глубоко в историю. Иранцы претендуют на некое национальное превосходство, а афганцы не терпят, когда их принижают. События последних месяцев медленно, но верно доказывают всем, что главный принцип Кириархальной Системы[76], которая управляет тюрьмой, – это разжигание вражды между заключенными и укоренение еще более глубокой ненависти между людьми. С течением времени тюрьма только укрепляет свою власть: здесь умеют держать людей в узде. Ограждения и клетки подавляют и делают покорными даже самых жестоких людей – а заключенные на Манусе сами являются жертвами насилия. Мы – всего лишь кучка обычных людей, запертых только за то, что посмели искать убежища. В этом контексте величайшее достижение тюрьмы – это манипулирование людской ненавистью друг к другу.
Со временем инциденты, происходящие в Тюрьме Манус, доказывают всем, что заключенный – это существо, у которого нет другого утешения, кроме братства, кроме собрата, с которым можно разделить свою боль. Чем больше времени проводишь в тюрьме, тем глубже становится это чувство – и на него опирается тюремная система.
Здесь все очень наблюдательны. Заключенный чует малейшие изменения, как слепая мышь, у которой есть только обоняние.
Нас четыреста человек, четыреста потерянных душ /
Мы томимся в тесноте, сосланные в эту глушь /
Мы ждем наступления ночи, чтобы хотя бы во сне /
Покинуть эту клетку, оказавшись где-то вдалеке /
… но вместо приятных сновидений /
… нас ждут лишь кошмары и смятение.
Мы – летучие мыши в темной пещере, реагирующие на малейшие вибрации. Каждый день мы, обессиленные, повторяем бесцельную стометровую прогулку. Кажется, что нас заставляют проплыть стометровку в гнилом, зловонном бассейне, разрешив только самый бесполезный и медленный стиль плавания. А по ночам мысли, полные безнадеги, как муссонные ветра, развеивают сновидения, и ночи превращаются в горький кошмар.
В дополнение к мучениям из-за невозможности выбраться за периметр каждый заключенный создает внутри себя еще одну, эмоциональную тюрьму. Это происходит в самый пик отчаяния и бесправия. Большинство заключенных оценивают свое здоровье и жизнеспособность путем регулярного, тщательного и близкого осмотра своих тел. Это приводит к разрозненному и искаженному самовосприятию, что делает людей циничными по отношению ко всем остальным. Это цель тюремной Кириархальной Системы – довести узников до крайнего недоверия друг к другу, сделать их еще более одинокими и изолированными, пока тюремная Кириархальная Логика