Каждый вечер у него новый сценический наряд. Очевидно, что он продумывает все технические детали своего выступления, включая дизайн костюмов. И без сомнения, ему помогают еще несколько «художественных ассистентов», ответственных за оживление вечеринки. Их лица сияют от восторга и волнения; и Шлюха Майсам, выходя, погружается в этот драйв; друзья подбадривают его раскрыться и выступать еще более раскрепощенно.
В один из вечеров он предстает в образе религиозного деятеля. Он выходит на сцену в длинной абе[81]. Его команда соорудила эту абу из синей простыни, сделав несколько разрезов по бокам. На нем также белая амама[82], тоже из простыни, обмотанной вокруг головы. Это абсолютная карикатура на ахунда[83]. Однако в отличие от религиозного лидера, который обычно носит длинную бороду и внушает страх перед адом, лицо Шлюхи Майсама гладкое, словно у ангела.
Тюрьма взрывается криками и радостными возгласами. Царит невероятный хаос; зрители едва успевают следить за тем, как он, танцуя, движется от своей комнаты к столу, стоящему посреди толпы. Хотя его тело по большей части прикрыто нелепым, но удивительно красивым нарядом, оно все равно мелькает под тканью. Шлюха Майсам с поразительной скоростью танцует вокруг стола. Он умело трясет бедрами и задом. Понятно, почему Шлюха Майсам предпочитает танцевать под динамичную песню: чтобы увлечь за собой публику и одолеть сотню бед, от которых она страдала. Три или четыре человека из «труппы» выкладываются на полную и руками, и голосом, чтобы на шаг опередить зрителей и, догнав темп движений Шлюхи Майсама, выступать слаженно с ним. Они импровизируют и даже пытаются вести; они лезут из кожи вон, стараясь тоже оказаться в центре внимания и разделить славу, но Шлюха Майсам – единственная звезда шоу. Они следуют за ним, пением и отбиванием ритма по столу. Полностью завладев публикой, Шлюха внезапно одним движением запрыгивает на стол. Сцена, в которой «духовное лицо» танцует на столе в окружении бушующей от восторга и доведенной до исступления толпы, полна нюансов и противоречий.
После танца Шлюха Майсам изображает проповедника, требующего тишины от прихожан. Он провозглашает: «Поскольку мы, заключенные, – мужчины, а женщин в этой тюрьме нет, я официально объявляю, что отныне однополый секс разрешен![84]» Эта фраза обрушивается на публику как тайфун, и толпа взрывается смехом и аплодисментами. Восторг достигает пика, и Шлюха Майсам снова танцует в быстром темпе, а зрители хлопают и подбадривают его радостными возгласами.
Представление еще не закончилось. Шлюха Майсам медленно, размашистыми движениями разматывает амаму со своей головы, а затем эффектным жестом бросает ее в толпу. Затем он швыряет в угол религиозную абу, оставляя всех изумленно таращиться на его почти обнаженное тело. В этот особенный вечер его нижнее белье особенно впечатляет. На нем мужские красные трусы с вырезанными боковыми частями. Он прилюдно заправляет их между ягодиц на манер женских стрингов. Это действие заводит толпу и вызывает восторженный рев, крики и грохот аплодисментов. Вот так он и стал известен как Шлюха; это прозвище приклеилось к нему на весь период, пока он в тюрьме. Он человек, который высмеивает все, и его присутствие, его танцы, его пение помогают нам хотя бы на мгновение забыть о жестокости тюрьмы. Он – суперзвезда этой тюрьмы.
Но вечерними представлениями он не ограничивается. В длинных очередях за едой он тоже является нам в образе своего персонажа ахунда – роли, которую он прекрасно играет. Иногда его можно застать за подготовкой забавного реквизита, что вызывает взрыв хохота среди заключенных. Только представьте себе духовное лицо, без бороды, но в религиозной одежде, стоящее в длинной очереди. Ему даже не нужно говорить ни слова. Просто нарядиться так и стоять там достаточно, чтобы вовлечь других в свое уморительное действо. Более того, он отвлекает на себя внимание мерзких военных. Он открыто противостоит системе, желающей откармливать ягнят на убой. Всего одно слово из его уст – и мы словно постигаем суть жизни.
Помимо узников, снующих между заборами и коридорами, по тюрьме рыщет и кое-кто другой. Различные зоны тюрьмы находятся под надзором группы, известной как G4S, – охранного предприятия, отвечающего за обеспечение безопасности. Сотрудники этой конторы держат ряд заключенных под пристальным наблюдением. Лучше называть G4S ее настоящим названием: «Ублюдочная Охранная Компания». Я мог бы придумать ее служащим много разных эпитетов, но этот самый подходящий. Например, я мог бы назвать их сторожевыми или цепными псами. У каждого из них на поясе висит портативная рация. Эти чрезмерно любопытные охранники то и дело что-то записывают в блокноты, которые всегда носят в карманах. Они строчат заметки обо всем и обо всех. Их основной метод работы – быть ублюдками. Нужно быть полным ублюдком, чтобы работать там, где ты всех ненавидишь.
С самого первого дня их работа высоко ценится: «Вы – армия, собранная здесь для защиты нации, а эти заключенные беженцы – враги. Кто знает, кто они такие и откуда родом? Они вторглись в вашу страну на какой-то там лодке». Ситуация для них совершенно ясна. Перед ними – враги, согнанные сюда отовсюду. Боже мой, вы бы видели их глаза: холодные, жестокие, полные ненависти.
Они сидят группами в конце коридоров или вдоль заборов напротив океана, бездельничая и делясь сплетнями. Без сомнения, они подробно обсуждают личность каждого заключенного. Многие из них наблюдают за празднествами, устроенными Шлюхой Майсамом. Однако не вмешиваются, а сидят на стульях на расстоянии от толпы, чтобы их присутствие ощущалось. Участки, которые они должны контролировать, распределены заранее, и каждый из них сидит на пластиковом стуле и часами следит за периметром. Все тупики и закоулки в отдаленных частях тюрьмы находятся под их пристальными взглядами – они выслеживают нас и всегда готовы преследовать.
С наступлением темноты тюремный комплекс возвращается в свое естественное состояние. В первые мои месяцы здесь на всю тюрьму было всего две большие лампы, по одной с каждой стороны. Они освещали только прилегающую территорию. Лампы должны рассеивать тьму, но их свет теряет яркость, не дойдя до Тюрьмы Фокс. Ночью эта огороженная зона напоминает сцену из фильма ужасов. Тени выходят на тропу войны, и людям приходится рассчитывать только на интуицию, чтобы отыскать дорогу к туалетам.
В темноте присутствие охраны заставляет заключенных чувствовать себя еще больше узниками, чем обычно. Здоровенные мужики кажутся намного крупнее, когда их фигуры выступают из тьмы. Они несут вахту в каждой секции тюрьмы, как агрессивные звери. Их взгляд пронизывает насквозь, и кажется, нет шансов от него скрыться.
Тюремные охранники из G4S (мы для краткости называем их просто «G4S») большую часть жизни прослужили в австралийских тюрьмах, где сидят разного рода преступники. И конечно же, преступления, уголовные процессы, сами тюрьмы и их жестокость, физическое насилие и нападения с ножом стали частью их повседневной жизни и образа мыслей. Многие из охранников – бывшие военные, которые годами служили в Афганистане и Ираке. Они вели войны на другом конце света. Они убивали людей.
Убийца есть убийца… ясно и просто. Я где-то читал или, может быть, слышал от кого-то, что человек, забравший жизнь другого человека, молодеет. Или убийцы медленнее стареют. Этим людям наплевать на других. Убийца есть убийца; насилие сочится сквозь их затуманенные, расширенные зрачки. Я убежден, что в этих глазах отражается душа убийцы.
Я осознал это, наблюдая за многими из группы G4S. Был случай, когда один из этих парней стал свидетелем кровавой сцены: юноша перерезал себе вены в туалете. Охранник повернулся ко мне и сказал: «Извини, но мне не понять ни тебя, ни этого перепуганного пацана. Я был тюремным охранником почти всю свою жизнь… Прости». Вот и все сострадание. Чего ожидать от человека, всю жизнь погруженного в тюремное насилие? Его живот непропорционально огромен по сравнению с другими частями тела. Кажется, что его тощие ноги просто свисают с его массивного живота – мерзкие конечности, прилипшие к туловищу. Но он хотя бы признает, что ему не понять обычных людей.
Очевидно, что ему пришлось приложить большие усилия, чтобы даже задуматься об этом, и он старался выдавить из своего сердца хоть что-нибудь. Возможно, разница между ним и его коллегами в том, что он искренне признает, что превратился в бездушную машину. Возможно, он пришел к выводу, что образ жизни тюремного охранника лишил его сочувствия. Возможно, он никогда не найдет этому иного объяснения, кроме того, что он давно варится в этой системе и поэтому отличается от обычных людей.
В каждую смену в каждой тюрьме дежурит около пятидесяти охранников G4S. В семь вечера десятки охранников G4S собираются между тюрьмами Дельта и Фокс на беседу с начальниками. Издалека непонятно, о чем идет разговор. Видно только покорных охранников, стоящих в тесном строю и внимательно слушающих человека, вставшего на стул. Надзиратель заканчивает говорить, и они превращаются во взвод солдат, приступающих к несению службы. Они расходятся по всему периметру тюрьмы, направляясь в назначенные им участки.
Словно роботы, выполняющие приказы, они следят за соблюдением каждого тюремного правила, от элементарного до глобального.
Значительная часть охранников G4S – это местные жители: родом с Мануса или из Порт-Морсби[85]. Когда открылась тюрьма, их созвали сюда на работу – людей, которые до этого занимались ловлей рыбы гарпуном, рубкой деревьев в джунглях или сбором и продажей тропических фруктов на местном рынке. Соглашение между правительством Папуа – Новой Гвинеи и Австралийским департаментом иммиграции предусматривает трудоустройство большей части местного населения. Поэтому тюрьма вынуждена нанимать людей, бывших ранее абсолютно вольными. Но теперь они поглощены Кириархальной Системой: их поглотила тюремная структура и культура системного насилия.