Австралийцы пытались привить им корпоративную культуру компании G4S, но, в отличие от своих австралийских коллег, эти люди свободолюбивы. Они непокорны и мало заботятся о поддержании порядка по тюремным правилам и казарменной логике. Они абсолютно противоположны Кириархальной Системе. Но у Департамента иммиграции нет выбора, кроме как терпеть их. Они не прогибаются под правила и жесткую структуру. Они пахнут джунглями и напоминают мне рыб, плавающих в океане. Эти сборщики фруктов с невероятно развитыми икроножными мышцами взбирались на самые высокие и дикие тропические деревья, а их ноги касались песка столь далеких мест, вблизи которых большинство людей никогда не окажется.
Яркий контраст между местными охранниками и служащими из Австралии и Новой Зеландии резко бросается в глаза. Мне кажется, что G4S и Департамент иммиграции распределяют обязанности, опираясь на эти различия. Все без исключения местные жители и выходцы из других частей Папуа – Новой Гвинеи находятся в самом низу иерархии. Ожидается, что каждый местный тюремщик обязан без раздумий и вопросов выполнять приказы австралийцев. В конце месяца за свой тяжкий труд они получают сумму, равную лишь пяти дням работы даже самого тучного австралийского надсмотрщика. Это еще больше побуждает их игнорировать тюремные правила – настолько, насколько это возможно.
Разница между местными и австралийскими охранниками отражена даже в цвете униформы. Местные наемники носят фиолетовую униформу, и в их обязанности входит групповой обход тюрьмы от края до края. Таким образом, Кириархальная Логика… дает всем ясно понять: «Да будет известно, что в этой тюрьме местные жители – ничто. Они просто получают наши инструкции и следуют им». Это определяет взаимоотношения между тремя основными элементами в тюрьме: заключенными, местными и австралийцами. В результате местные вступают в союзы с нами. В этих взаимоотношениях даже есть некая доброта и сопереживание. Иногда местные тайком курят сигареты, подаренные заключенными; они курят в конце коридоров, в темных и укромных уголках тюрьмы, вне поля зрения австралийцев, и трясутся от страха. Иногда они жуют бетельные орехи и ловят кайф; тогда они несут какую-то тарабарщину хриплыми голосами.
Бетельный орех[86] с одноименной пальмы, растущей здесь же, – плод размером с мелкий помидор. Местные жители жуют его в качестве природного стимулятора. Они раскалывают орех о камни, а затем пережевывают его семена. Пожевав нескольких минут, их выплевывают вместе с большой порцией слюны до последнего кусочка, независимо от того, плюют ли они на траву, в мусорное ведро или на бетонный пол какого-нибудь офиса, – таков обычай.
Когда охранник жует бетель, чтобы поймать кайф, у него во рту появляются красные пятна. Если кто-то регулярно употребляет эти семена, его зубы окрашиваются в красный цвет, поэтому практически у всех местных жителей красные зубы. Такова повседневная культура Мануса. Кроваво-красные зубы, как у хищного животного, которое только что подняло голову, отрываясь от пожирания добычи. Когда я впервые оказался в компании местных жителей, у меня возникло чувство, что я окружен каннибалами. Лица, испещренные морщинами, вьющиеся волосы и смеющиеся рты, наполненные кровью. Австралийцы надеялись, что они нас напугают.
Но разве такие добрые люди могут быть каннибалами? Тюремные служащие из местных – душевные добряки. Эти черты берут начало в их свободной натуре и поведении, не ограниченном законами. Их присутствие в тюрьме улучшает местную атмосферу; однако с их прибытием становится еще теснее, число людей растет, и эта скученность душит.
Страх и трепет – особенно яркие и навязчивые чувства в тюрьме, ими пронизано все. В глубокой ночи, в самый пик тьмы, власть этих заборов ощущается особенно сильно. Дыхание заключенных пропитано неприкрытым ужасом и глубокой безнадегой; они цепляются за свои кошмары – удерживают их в своих объятиях и глубоко внутри себя, будто пытаясь сдержать ураган, который иначе разметал бы эти коридоры. В глубинах тюрьмы царит тяжелое и всеобъемлющее молчание – единственное убежище для измученного узника.
И вот я молчу, дымя сигаретой. В эти мрачные часы спят даже сверчки. Я вижу кокосовые пальмы, возвышающиеся над тюрьмой, ветер развевает шапки их листьев, словно распущенные на прохладном ветру волосы заключенных. Одни только крабы крадутся вдоль длинного забора в поисках пищи.
Шлюху Майсама утомило шоу, состоявшееся после захода солнца, и общение с его эксцентричными друзьями. Теперь он спит в своей пропитавшейся потом постели. Парни ворочаются, оказавшись во власти кошмаров, поднимающихся из самых глубин их души.
Прибрежные жабы нашли теплое и влажное местечко под забором. Они лежат с закрытыми глазами, медитируя, в состоянии удивительного покоя.
В темном углу тюрьмы, под водосточными трубами Блока «Пи»[87] неподвижным изваянием замер охранник с красным лицом и седыми волосами. Он смотрит прямо перед собой, почти не моргая, словно старая сова-сипуха, наблюдающая за тюрьмой. В это время ночи папу[88] уже закончили свои обязанности и просто отдыхают и болтают, сидя на пластиковых стульях; их глаза покраснели от усталости. Они ждут наступления утра, когда за ними приедут автобусы компании и развезут их по разным направлениям к их бунгало в джунглях.
В последующие месяцы фальшивые праздники и вечеринки уже не помогают развеивать тюремный гнет, одиночество и отчаяние. Со временем даже Шлюха Майсам становится более замкнутым и начинает сдавать. Мы должны найти другой способ пережить изгнание.
По тюрьме поползли слухи, что на следующей неделе остров Манус планирует посетить группа юристов. Их цель – освободить каждого из нас. По всей тюрьме начинают пробиваться ростки надежды.
Группа людей с мощными пилами вырубает деревья и расчищает землю в западной части Тюрьмы Фокс. Что они хотят построить? Может быть, бассейн?
7. Старик-Генератор / Премьер-Министр и Его Дочери
В Тюрьме Фокс есть шесть основных коридоров. В каждом из этих коридоров имеются:
Два открытых входа-выхода /
Двенадцать комнатушек, примерно полтора на полтора метра /
Окна с сетками от мух /
В каждой комнате – по четверо заключенных на двух двухъярусных кроватях /
Они вынуждены приспосабливаться к отсутствию личного пространства, когда рядом постоянно находятся чужие потные тела /
Двенадцать ржавых вентиляторов, дующих в одном направлении /
Сорок восемь человек /
Сорок восемь коек /
Сорок восемь смердящих ртов /
Сорок восемь полуобнаженных потных тел /
Напуганных /
Галдящих.
Внутри комнаты кажутся чистыми, хотя в них очень душно и тесно. Деревянный пол едва виден из-за большого вентилятора, стоящего в центре помещения. Помимо заключенных в этих комнатах есть и другие узники, терпящие еще более ужасные условия. Их отправляют в дальнюю часть комплекса, где они вынуждены жить, как собаки, бесконечно слушая унылый и монотонный шум вентиляторов.
Там, между главными коридорами и большим тентом около главных ворот (он используется в качестве столовой), располагается строение, похожее на ржавый металлический ангар. Это странное полукруглое здание называют «Туннель Пи». Один его конец выдвинут на территорию комплекса, а другой примыкает к забору, ограничивающему тюрьму со стороны океана. Он похож на темный и узкий туннель длиной шестьдесят метров, шириной три метра, а высотой два метра. В нем сыро и душнее, чем в хлеву. Спертый воздух. Полуголые тела, воняющие потом.
Трудно поверить, что там вообще возможно жить, не говоря уже о ста тридцати людях, насильно втиснутых в это помещение.
Мрак /
В нем двести шестьдесят расширенных зрачков блестят /
Во тьме сто тридцать тел смердят /
Все вместе они воняют, как разлагающийся труп /
Шестьдесят вентиляторов молотят духоту /
Но громче их гула – рев старого трактора /
Рядом в атмосферу чадящего нескончаемо.
Металл там повсюду, как и человеческая плоть и кожа. Потолок Туннеля Пи имеет форму купола; изнутри это выглядит как настоящий туннель или огромная труба.
В ноздри въедается ужасный запах нечищеных зубов, циркулирующий по помещению. На каждые две двухъярусные кровати приходится непрерывно шумящий вентилятор. Он бесполезен – из него свирепо дует горячий воздух и струится над измученными телами.
Вентиляторы ведут неравный бой с жарой и всегда включены. Но хуже всего фоновый рев старого трактора, с натугой вспахивающего расчищенный от джунглей холм. И этот неистребимый запах.
Непонятно, зачем архитектор так спроектировал это непропорциональную, нелепую конструкцию. Ради каких соображений возвели этот уродливый шедевр? Внутри Туннеля два ряда кроватей расположены друг напротив друга. В узкий проход между ними может протиснуться только один человек. Чтобы пройти из одного конца ангара в другой, приходится несколько раз потревожить других. Например, если кто-то хочет добраться до своей койки в дальнем конце помещения, он должен еще в начале Туннеля рассчитать, собирается ли кто-нибудь идти в противоположном направлении. Или прикинуть, решит ли кто-нибудь встать или спуститься со своей койки и направиться к выходу.
Трудно организовать свое передвижение так, чтобы не задевать друг друга, протискиваясь по проходу. Поскольку здесь ужасно тесно, а пространство всегда заполнено приходящими и уходящими людьми, приходится тереться и сталкиваться плечами. Это постоянное вынужденное взаимодействие вашего тела с такими же потными, почти голыми телами других мужчин вызывает отвращение.
Бетонный пол ангара истерт и испещрен как мелкими, так и крупными ямами. Воздух внутри влажный и теплый – идеальная среда для размножения всех видов тропических насекомых. Смрад несвежего дыхания и пота волосатых мужчин, спящих рядом друг с другом, еще тошнотворнее, чем зловоние канализационных стоков снаружи Туннеля. Иногда эта вонь, как от дохлой псины, смешивается с запахом дерьма.