Испуганный юноша с бледным от страха лицом /
Пытаясь защититься на протяжении часов /
Борется, загнанный в угол в разных частях тюрьмы /
Отчаянно сражается, но силы неравны /
Он борется, пока еще может мыслить здраво /
Он борется, пока надежда его не оставит /
Пока он не утратит контроль /
Но в итоге побеждает боль /
Здесь борьба заканчивается /
И все наконец прекращается /
В этой кабинке унылой /
Когда иссякают силы.
Это место может стать убежищем, где узники отдыхают от ежедневной психологической борьбы и суеты, царящих во всех остальных местах тюрьмы. Но в конце концов на закате или в темноте полуночи кто-то берет в руки одну из этих бритв с синей ручкой, выбирает самую подходящую кабинку, и спустя мгновения теплая кровь льется на цементный пол. Кабинки – это места для беззвучных криков, камеры опустошенности, особенно для юношей, лишенных невинности и надежд и доведенных до абсолютного отчаяния. Здесь сталкиваются террор, безысходность и приступы глубокой тоски. Поэтому, входя туда, ощущаешь странный и жутковатый дух этого места.
Когда подавленность заключенных и так достигает пика, в душные часы, когда солнце будто тычет огненным пальцем прямо в глаз тюрьмы, генератор, вырабатывающий электричество, внезапно выключается. Тюрьма приходит в состояние хаоса и безумия, как если бы раскаленный железный молот обрушился в самый ее центр. Буквально за несколько минут наступает сущий ад.
Даже в сознании узников происходит причудливая метаморфоза, полностью меняющая их состояние. Заключенные ошарашены на всех уровнях, вплоть до базовых инстинктов: эта неприятная неожиданность вызывает у них шквал праведной ярости. Огромная толпа полуголых мужчин разом вываливается из комнат и контейнеров и собирается в тени коридоров. По тюрьме волной разносится громкий гвалт. Люди становятся похожи на стаю чаек, учуявших запах шторма и в страхе налетающих друг на друга. В эти моменты острой беспомощности заключенным нечем выразить свое отчаяние, кроме как бомбардировать замкнутое пространство бессмысленной бранью.
Обычно, когда заключенные сквернословят, часть их внимания направлена на толпу. С каждой грубостью, слетающей с их уст, они предвосхищают реакцию группы, ожидая обратной связи. Матерящийся ждет похвалы и одобрения. В такой обстановке заключенные выуживают из памяти самую грубую и отборную брань, соревнуясь друг с другом в изощренности ругательств, проклиная все, на чем свет стоит. Логика здесь в том, что бранящийся громче всех кажется самым смелым, пытаясь казаться гораздо храбрее, чем на самом деле.
Это характерная черта некоторых заключенных: в кризисный момент, когда узники толпятся в одном месте, они демонстрируют свою маскулинность и отвагу, крича без особой причины. Однако, когда ситуация перерастает в серьезный конфликт, такие люди молча забиваются в угол, делая вид, что их нет, чтобы не нести ни за что ответственность. Есть и другие, которые замирают у входа в комнаты. Сидя в растерянности и почесываясь, они неодобрительно качают головами.
Их поведение – сочетание разных эмоций. Слабость, бессилие, горечь и разочарование – все эти чувства отражаются на их лицах. Люди везде таковы, будь то заключенные или занимающие любое другое положение. Их поведение всегда является реакцией на обстановку и связано с окружающими их людьми; им приходится подстраиваться. В этом пространстве сталкивается множество эмоций, которым нужно союзничать, ибо здесь нет иного утешения, кроме братства в лице смотрящего на тебя соседнего заключенного. Это утешение в лице другого узника, который сам на грани того, чтобы опустить руки.
В таких обстоятельствах, под гнетом мрачных и невыносимых эмоций, в глубине души пробуждается чувство, близкое к радости. Когда страдание становится нормой, люди испытывают это особое чувство радости. Искаженное удовлетворение от хаоса и разрушения.
Вдалеке австралийские охранники, обливаясь потом, держат свои блокноты и время от времени что-то записывают. Управляющие общаются с начальством по рации. Они регулярно проверяют коридоры от одного конца до другого и отдают приказы подчиненным. Узники со сжатыми кулаками единодушной толпой оглушительно вопят в ответ: они затевают дебош. Спустя несколько мгновений на сцене появляется тюремщик. Чужак в этой толпе, он приближается к ней, заручившись поддержкой других военных. Он вежливо и искренне извиняется и объясняет, что это не их вина… что «генератор сломался». С другой стороны доносится внезапное объявление, что вода в санузлах отключена.
Через несколько минут в узкой полосе тени за коридорами образуется зигзаг из голых мужчин. Обстановка в тюрьме напоминает передовую на войне: повсюду нервно суетящиеся люди. Охрана совершенно бесполезна, от нее никакой помощи, охранники просто слоняются без дела. Они никак не улучшают ситуацию, но их численность растет. Они тоже готовы к бою. В толпу вклиниваются управляющие в сопровождении группы охранников. Другая группа военных собирается в углу, но пока они неподвижны и просто переговариваются по рации с охраной на других участках.
Тюрьма превращается в разворошенный улей пчел-убийц, по которому кто-то ударил палкой. Заключенные бегают, бродят и озираются вокруг в смятении, замешательстве и досаде. Им кажется, что если они будут стоять на месте, то что-то упустят. В итоге от сильного стресса у многих прихватывает живот или мочевой пузырь, и они мчатся в туалеты. Через несколько минут туалеты забиваются, и вонь дерьма и мочи заполняет все пространство тюрьмы от края до края. Скоро смрад людских экскрементов усиливается, интенсивно отравляя территорию.
Среди заключенных нарастает острое напряжение, что влияет на их взаимодействие. Узники превратились в волков, опасных для всех остальных. Заключенные сверлят друг друга и охранников оценивающими взглядами, будто готовясь к кровопролитной битве. Тюремщики же пытаются казаться спокойными и собранными. Эта ситуация особенно тревожна для тех, кто физически слабее. Взбешенные заключенные, готовые взорваться от ярости, ищут укромное местечко и любой предлог, чтобы обрушить на своих соседей шквал брани и оскорблений – обычно на тех, кто слабее. В таких обстоятельствах нетерпимые и вспыльчивые люди легко срываются. Даже мелочь может спровоцировать атаку на более слабого и беззащитного человека. С каждой минутой нервное напряжение усиливается все больше, переключаясь с адской жары на туалеты. Когда срочно нужно в туалет, разум почти не контролирует тело, и все волевые усилия сосредоточены на контроле внутренностей.
Наблюдать, как выходит из себя целая группа людей, – страшно. В такой ситуации осознаешь масштабы человеческой слабости и бессилия. Управляющие генератором люди прекрасно осознают, насколько легко контролировать заключенных, просто нажимая кнопку. Все сводится к генератору – разуму из механизмов и проводов. Никто не знает, где он находится на территории тюрьмы. А может быть, он за ее пределами, где-то на острове. Никто не знает.
Что движет этим событиями? Кириархальная Система тюрьмы? Высоколобые и «высокопоставленные» военные, управляющие генератором, а через него подчиняющие разум заключенных? Они будто точно знают время суток, когда нужно нажать на кнопку. Точно в то время, когда уровень терпимости упал на самое дно. В любой миг между узниками или между заключенными и охраной может вспыхнуть серьезная драка – и буквально в этот момент проблема с электричеством и водой внезапно решается.
Тюрьма будто внутри сжатого кулака /
То ослабляет, то сжимает хватку невидимая рука /
Доводя заключенных до грани взрыва /
А затем возвращая баланс торопливо.
В разгар всего этого некоторые охранники регулярно отчитываются в рации, рапортуя начальству, которое за кулисами принимает окончательное решение. Они решают, когда восстановить подачу электричества и воды.
С приближением полуночи заключенные падают на свои поролоновые матрасы, проваливаясь в сон после целого дня волнений. Внезапно генератор снова выключается. Еще один удар молотом по голове тюрьмы. Невыносимая жара просачивается в надежды и мечты каждого узника и сплетает из их сновидений сюрреалистический гобелен ночных кошмаров.
Заключенные резко просыпаются. Они насквозь вспотели, а головы раскалываются от духоты, словно они очутились в печи. Не стоит забывать и о комарах. Теперь, когда вентиляторы не работают, комары еще безжалостнее атакуют бараки. Через несколько минут узники выбираются из душных комнат и падают прямо в непроглядную ночь, изрыгая во тьму потоки бранных слов. Ругань эхом разносится по бездне мрака, в котором утонула тюрьма.
Тюрьма растворяется в черноте и ужасе. Лунный свет превращает кокосовые пальмы в пугающие силуэты, а людей – в мрачные тени неизвестных мародеров, будто устроивших осаду. По всем уголкам тюрьмы разносятся крики и вопли, будто бы из ниоткуда. На громкие людские крики откликаются бродячие собаки, вечно рыщущие по внешним периметрам тюрьмы и у края заборов. Они лают… так гулко, что лай эхом отдается в таинственных глубинах темных джунглей. Папу тоже в панике. Они сидят на полу у стен, прижавшись друг к другу. Они готовятся к худшему.
Однако австралийцы успели сбежать из тюрьмы до того, как на нее обрушивается тьма. Это их обычная тактика. Перед наступлением темноты они выходят волнами. Они очень хитры и умудряются делать это совершенно незаметно. Они чуют опасность, но стараются не показывать свой обоснованный страх. Они всегда начеку на случай, если кто-то решит внезапно ударить их сзади по шее, верша месть под покровом ночи.
Атмосфера тюрьмы настолько жестока, что из нескольких сотен узников вполне может найтись хотя бы один разгневанный и бесправный заключенный, способный решиться на насилие и осуществить его ночью, во тьме, прячась за санузлами или стволами кокосовых пальм, которые могут полностью скрыть человека. Мысль о такой возможности, безусловно, трев