Этот путь никуда не ведет /
Пустота /
На тщетные вопросы ответ не придет /
Никогда /
Их поиск лишь в безумие заведет.
Узник страдает от формы угнетения, корни которой от него скрыты. Не лучше ли быть такими, как Корова и Мулы, не бунтовать и сотрудничать с системой? Да. Возможно. Это может быть самым простым и легким решением. Этот метод может сократить страдания, позволить терпеть меньше неудобств. И это именно то, на чем основана система и для чего она предназначена.
Укрощение промышленным методом /
На современном техничном конвейере /
Нас превратили в цыплят в большом загоне /
Мы – материал для фабрики или завода /
Нас превращают в безликую массу /
Следуя чьему-то бездушному приказу /
Наших внутренних стержней металл /
Переплавляют в штампованные детали.
Кириархальная Система предоставляет заключенному план. Именно так. И этот план воплощен в Корове. Проще говоря: тот, кто хочет меньше страдать, должен жить как Корова. Есть. Спать. Не задавать вопросов.
Понять систему нельзя. В ней несведущи даже надсмотрщики. Нельзя бунтовать. Нужно бездумно подчиняться правилам и предписаниям. Согласно нашим базовым потребностям:
• каждый заключенный нуждается в пище;
• каждый курящий нуждается в сигаретах;
• каждому заключенному нужен доступ к телефону;
• каждый заключенный может заболеть и нуждаться в лекарствах.
Я представляю себе лабиринт комнат за тюрьмой. Административные помещения, где работники в униформе или строгих костюмах сидят за столами, набирая текст: пишут ежедневные отчеты о событиях внутри тюрьмы. Там есть и другие сотрудники – с большими папками под мышкой. Они снуют туда-сюда между офисами и коридорами. Я будто слышу типичный стук деловых туфель… Тук, тук.
Чем дольше я в тюрьме, тем ярче моя воображаемая офисная сцена. Количество кабинетов множится так, что я представляю себе многоуровневый офис за тюрьмой.
Верхний этаж этого здания, безусловно, занят седовласыми стариками и пожилыми дамами. Они сидят за элегантным овальным столом для совещаний, проводя формальные встречи за закрытыми дверями. Да, мы должны противостоять этим стильным пожилым господам и дамам. Прямо в разгар официальной встречи, когда они составляют планы для новых правил и регламентов, нужно внезапно распахнуть дверь, ворваться в этот огромный кабинет и треснуть кулаком по их овальному столу с криком: «Сволочи, мы вас раскрыли! Где ваш босс?» Но, как обычно, главного босса невозможно найти.
Какой бы ни был вопрос, кому бы вы его ни задали в тюрьме, ответ всегда один и тот же: «Это распоряжение Босса». Всякий раз, когда упрямый заключенный наводит справки и находит Босса предыдущего сотрудника и вступает с ним в спор, этот работник также отвечает: «Это распоряжение Босса». Это пустая трата времени и сил. Все правила, регламенты и вопросы о них отсылаются к одному человеку: Боссу. Удивительно, что Босс также отвечает: «Это распоряжение Босса». Длинная иерархическая цепочка.
Бюрократические ранги определяются степенью власти. Каждый босс подчинен другому боссу. И вышестоящий босс также подчиняется своему боссу. Если бы кто-то проследил эту цепочку дальше, она, вероятно, привела бы его к тысячам других боссов. Все они твердят одно и то же: «Это распоряжение Босса».
По мере того как тянется время в тюрьме, тирания верховного Босса становится все более жестокой и разрушительной. А его воображаемый образ меркнет и становится все бледнее, пока я не начинаю ощущать, что его вовсе нет в том высоком здании за тюрьмой.
Босс собрал других боссов /
И вместе с ними покинул остров /
Он переехал в небоскреб до небес /
Улетел в отдаленный мегаполис /
Умчался в дальние страны /
В далекие края за океаном /
Устроился прямо рядом с парламентом /
Чтобы изобретать свои регламенты /
В городе с тысячами высотных зданий /
Где дамы и господа одеты еще шикарней /
И снова мудрые пожилые дамы и старцы /
Уселись за роскошным столом совещаться.
Теперь система стала проще. Тюремщики строчат отчеты в блокнотах. В конце дня эти отчеты отправляют в высокое здание за тюрьмой. Отряд особо усердных сотрудников перепечатывает множество этих заметок. Затем их собирают, оформляют в официальное досье и доставляют его в кабинет начальства. Там принимаются необходимые решения, и указания вместе с досье передают наверх, на следующий этаж. Там над ним работают другие сотрудники, обобщая все эти отчеты до их краткого содержания. Далее досье опять же отправляют в кабинет начальства на этом этаже. Там принимаются важные решения, а затем досье передают наверх, на следующий этаж. Там снова выполняются аналогичные действия… и далее, на этаж выше. А оттуда – еще на этаж выше.
На этом пути досье получает ряд официальных одобрений и множество подписей от боссов. С их помощью оно поднимается все выше и выше, пока, наконец, его не отсылают в далекий город, в высокое здание, где заседают боссы Мануса. Оно приходит туда подписанным и запечатанным. Местные служащие нетерпеливо хватают досье, и оно проходит тот же процесс на нескольких этажах этого здания для боссов. Оно поднимается все выше и выше, пока не оказывается на овальном столе боссов всех боссов. Его доставляют непосредственно тем пахнущим духами стильным пожилым дамам и благоухающим одеколоном мужчинам – людям, что всегда полны решимости.
Возможно, там есть и другое начальство. Я не знаю… все возможно. Может быть, это тоже пожилые дамы и старики, еще более мудрые и стильно одетые. Может быть, они проводят собрания в другом здании. Может быть, тысячи и тысячи боссов участвуют в навязывании каждого правила и регламента. Конечно, возможен и обратный процесс: самый главный из всех боссов передает приказы вниз по этажам, в Манус, и, наконец, Босс спускается в чрево тюрьмы. В этом случае досье не уменьшаются, сокращаясь во все более тонкие папки, а наоборот: каждое незначительное решение увеличивает толщину досье – они распухают все больше и больше по мере того, как передаются вниз. Этот процесс продолжается до тех пор, пока решение не спустят в тюрьму. По пути указания становятся настолько запутанными, что теперь ни один узник не сможет в них разобраться. Правила и регламенты исходят из неизвестного источника или основаны на некой тайной логике. Они всегда просто обрушиваются сверху на тюрьму, угнетая психику заключенных. Альтернативы нет. Точное соблюдение абсурдных правил и предписаний является приоритетом, поэтому все, что остается узнику, – это в отчаянии и ярости бить кулаком по стенке барака.
На основе этой таинственной логики каждую неделю вводятся новые правила для очереди за сигаретами – столь же непостижимые и сводящие всех с ума, как в столовой и других очередях. Очередь за сигаретами устроили именно так, чтобы она совпадала по времени с очередью за лекарствами от малярии. Несколько местных женщин толкают тележку, нагруженную коробками с десятками пачек сигарет, к небольшому ларьку. Они прямо-таки излучают высокомерие. Находясь в центре внимания, они уверены, что доставляют особо ценный продукт, словно команда инкассаторов, перевозящих огромную сумму наличных из одного банка в другой. У заключенных есть веская причина провожать жадными взглядами коробки в тележке, преодолевающей дистанцию в несколько метров, от ворот до ларька. Ритм женских шагов для узников превращается в песню, усладу для ушей. Заключенные томятся в страстном ожидании. У этих женщин, наверное, в голове не укладывается, что заключенные настолько ими зачарованы.
Тележка, лязгая, въезжает в ларек через служебный вход. Очередь кипит от напряжения. Затем женщины из окошка выдают каждому узнику по одной или две пачки сигарет. И записывают его номер в большой формуляр.
На ларьке написано «Магазин». Хотя было бы правильнее назвать его «Табачная лавка». У каждого заключенного есть еженедельная квота в двадцать пять баллов, на которые он может приобрести три пачки сигарет. За баллы, не потраченные на сигареты, он в теории может купить другие вещи: леденцы, печенье или ручку с блокнотом. Но все это существует только на бумаге, а в тележках всегда только сигареты. Узник не может купить ничего, кроме сигарет. Сохранить баллы невозможно. Каждый понедельник счет заключенного обнуляется. Даже если кто-то вообще ничего не покупает, его оставшиеся баллы стираются, а затем начисляются следующие двадцать пять баллов.
Странно, что Корова снова всегда первый в очереди, хотя он даже не курит. Удивительно. Похоже, он нашел верный способ выжить. Он знает, как ценны сигареты и как отчаянно нуждаются в них заключенные. Корова занимает очередь и копит пачки сигарет, чтобы использовать их для личной выгоды.
С очередью за сигаретами все не так просто. Вначале сигареты продавали раз в три дня поштучно в течение часа. Затем каждые два дня. А потом их стали продавать ежедневно. И каждый раз длительность раздачи сигарет непредсказуемо менялась: их выдавали то час, то полтора, то два. То же самое со временем: только привык, что сигареты выдают с двух до трех или четырех дня, как ларек начинает открываться, скажем, в девять или десять утра, а к полудню все уже роздано, и ждать больше нечего. В первую неделю в окошке ларька вывешивали объявление для заключенных, будут ли сигареты в этот день и во сколько за ними подойти.
Это не значит, что можно потратить все двадцать пять баллов за один раз. Если бы это разрешалось, то выстаивать эту очередь пришлось бы только раз в неделю. В условиях тюрьмы это было бы только к лучшему. Но этот вопрос не может ускользнуть от вездесущего взгляда тюремной Кириархальной Системы. Правила и предписания диктуют иное: «На каждый индивидуальный запрос выдается только две пачки сигарет». Это означает, что каждый заключенный должен страдать и в этой долгой очереди, как минимум дважды в неделю. Наличие сигарет в тюрьме – это как подарок, которым система милостиво одаривает заключенных. Первое впечатление – это изумление. Почему они дают заключенным сигареты? Как может система разрешить заключенному курить, ведь она обязана контролировать весь спектр его базовых потребностей и ограничивать их клеткой своего насилия? Например, почему система с первого же дня не вводит правило «Курение запрещено»? Как же так вышло, что футбольные мячи запрещены, а сигареты всегда доступны? Но с течением месяцев всем становится ясно, что сигареты – это жизненная сила тюрьмы. Или нет, не так. Сигареты – пульс заключенного. Каждый раз, когда системе нужно, она пережимает артерии.