Я не сразу отваживаюсь прогуляться по пляжу. Я разуваюсь и несу шлепанцы в руках, отдавая ступни приливу. Что за восхитительное ощущение – погрузить ступни в нежный песок! Выбравшись из плена шлепанцев, мои пальцы ног и промежутки между пальцев наслаждаются наивысшей свободой. Я не вижу своих следов на песке, но могу вообразить следы смертного, прошедшего долгий путь – путь свободы, путь мятежа.
Отдохнув от тюрьмы, я надолго исчезаю в кустах и вглядываюсь в тюрьму, пронизывая ее острым взглядом. У забора может сидеть охранник или заключенный. Но я всегда дожидаюсь мгновения, когда могу прошмыгнуть обратно в тюрьму.
В те ночи, когда я отправляюсь в турне «Тюрьма – Джунгли – Океан», Улыбчивый Юноша расчесывает кожу ног, упираясь ступнями в ограждение. На первый взгляд мы с Улыбчивым Юношей кажемся равнодушными, но на самом деле обращаем внимание на поведение друг друга. Думаю, что только он в курсе, что я выбираюсь за забор, хотя он никогда не подаст виду. Он не видит ничего необычного, замечая, как я поспешно перелезаю через ограду. Вероятнее всего, застав меня за этим, он улыбается. И просто продолжает бередить свои раны. Кожа его голеней ужасно воспалилась. Он опирается ступнями на забор и чешет ранки, расцарапывая набухшие расчесы и нарывы.
Несколько раз я вижу его идущим в клинику. Я слышал, что его сильно искусали комары. Он в ужасном состоянии. Это обыденная фраза в тюрьме. Заключенные говорят: «Он в ужасном состоянии». И их самих охватывает ужас.
Медицинские услуги в тюрьме по контракту предоставляет Международная служба здравоохранения и медицинской помощи, или МСЗМП[97]. Это извращенная и запутанная система, которая наслаждается, наблюдая за мучениями больных. Когда кто-то заболевает, у врачей и медсестер появляется прекрасный шанс дать волю своим властным комплексам. Заключенного низводят до безвольного куска мяса. Разве Кириархальная Система желала бы, чтобы было иначе? Она жаждет лишь превратить узника в беззащитный кусок мяса и сломить его личность, подчиняя его заранее определенному порядку до тех пор, пока система не поглотит его. Беженца пропускают через эту систему, пока он не превратится в тень себя самого, которую изгонят обратно в страну или на родину, из которой он бежал.
Клиника – это несколько контейнеров, установленных в конце тюрьмы, вплотную к Тюрьме Оскар. Это грязное место, но клиника делает нелепые попытки походить на больницу. На ее складе хранятся и крошечные, и большие стеклянные флаконы с лекарствами, тысячи коробок с таблетками и пластиковые контейнеры с плазмой крови, инвентарь для ее введения и многое другое. Но врачи здесь редко назначают какие-либо лекарства, кроме парацетамола. Медицинский персонал мучает больных узников, скармливая им таблетки, пока те не капитулируют перед системой.
Клиника управляется комплексом макро– и микроправил и предписаний, служащих препонами и отвлекающими маневрами. Когда медицинская карта заключенного подается в клинику, с заболевшим может произойти любой абсурд, тут вообще возможно все что угодно. Мужчины и женщины там одеты в белое. К их лицам приклеены вечные улыбки, но взгляды, которыми они смеряют заключенных с головы до ног, всегда презрительны. Медики из этой системы неизменно унижают достоинство узников.
Например, если у человека острые боли в сердце, то врач, скорее всего, порекомендует: «Сынок, пей много воды. Не забывай постоянно много пить». Или, например, в случае с кем-то вроде Улыбчивого Юноши они могут подключить его к капельницам для введения плазмы крови, и время от времени медсестра будет делать инъекции и говорить с серьезным видом: «Мой мальчик, ложись сюда и помалкивай, пока не поправишься. Ни о чем не беспокойся. Ты поправишься, если будешь вести себя тихо».
Система устроена так, что любой, кто только приблизится к контейнерам клиники, будет вынужден вернуться туда через несколько дней. По факту это означает множество возвращений. В итоге пациенту начинает казаться, что он совсем зачахнет, если пропустит хотя бы день. Эта схема формирует сильную зависимость больного заключенного от этой медицинской системы, парацетамола и улыбок медсестер. День ото дня длинные очереди за парацетамолом становятся все длиннее и скандальнее. Они становятся неотъемлемой частью повседневной жизни узников.
Когда у заключенного проявляются первые признаки заболевания, первым источником помощи становятся его тюремные товарищи. Его друзья проявляют особую заботу. Чувство братства становится очевидным, когда они проходят сто метров до штаба охраны. Служащие в этой маленькой комнате записывают номер заключенного, а затем связываются с начальством по рации. Обычно приходит мгновенный ответ: «Скажите ему выпить воды». Приятели узника отвечают: «Но он болен! Он теряет сознание!» Или: «У него колет в сердце! Он умирает!» Тюремщики снова включают рации, поворачиваются к товарищам заключенного и говорят: «Пейте воду».
С вздувшимися от гнева венами на шеях и лбах друзья заболевшего возвращаются на те же сто метров назад, поднимают его на руки и несут к штабу охраны. Иногда один из крепких заключенных взваливает больного себе на плечи и направляется к этому маленькому кабинету, гордясь тем, что помогает ближнему. Другие узники также подходят, чтобы позаботиться о больном в этом походе. Число помогающих зависит от того, насколько заболевший уважаем среди остальных. Одно ясно… так демонстрируется моральное превосходство заключенного и его друзей.
Зачастую больной узник ложится перед штабом охраны и просто пассивно лежит, притворяясь, что его состояние хуже, чем на самом деле. У него нет сил разбираться с ситуацией, поэтому он усталыми глазами наблюдает за решительно настроенными друзьями. Тюремщики обычно стараются дружелюбно объяснить, что это не их вина. Они заявляют, что начальство должно дать разрешение. Затем переговоры по рации возобновляются. Подобные сцены обычно заканчиваются конфликтом. Заключенные стягиваются со всех концов тюрьмы, и перед маленькой комнатой быстро образуется толпа. Вопящая. Матерящаяся. Пинающая заборы. В конце концов прибывают несколько папу с носилками, чтобы перенести пациента в клинику.
Это простая проблема, требующая простого решения. Но приходится приложить массу усилий и закатить жестокий скандал, чтобы больного просто начали лечить. Фактически система только так и работает: «Если кто-то болен, он или его друзья должны вышибать металлические ворота, ругаться во весь голос, биться головой о заборы, пока его не направят в клинику». Тюремная Кириархальная Система сама порождает насилие. В конечном счете тюремная система сама подстрекает заключенного к агрессии, иначе никакие его мольбы не услышат.
Когда больного отправляют в клинику, толпа расходится. Только один или два друга пациента остаются дежурить, сидя прямо на грязной земле. Однако это не забота или беспокойство за него. Нет. Это лишь своего рода моральный долг собратьев по заключению.
Кто знает? /
Сидящий там может внезапно сам оказаться лежащим в грязи /
Кто знает? /
Может быть, завтра или в любой другой день /
Он сам будет мучиться от острой боли в сердце? /
И внезапно потеряет сознание? /
Кто знает?
Знакомая узникам рутина: обычно в течение дня каждого досматривают и ощупывают минимум четыре раза. А у больных, которым приходится принимать снотворные или другие вечерние таблетки, за день накапливается еще восемь досмотров. Таким образом, каждого больного обыскивают двенадцать раз. Отстояв очередь за вечерними пилюлями на закате, они оказываются в очереди на досмотр в обратном направлении. А по утрам выстраивается еще одна очередь, и в общей сложности тело каждого заболевшего узника обыскивают шестнадцать раз за день. А теперь представьте, что этот заключенный из Тюрем Дельта или Оскар захочет воспользоваться телефоном. Там его тело тоже досмотрят в целях безопасности, на входе и на выходе.
Числа как орудия войны /
Чисел, цифр и номеров бои /
Папу с их обыскивающими руками /
Взгляды охранников, тяжелые, как камень /
Узники заперты в туннеле напряжения /
Вот большой кусок их жизни каждодневной /
И так идет изо дня в день… /
Это больше не жизнь, а ее тень /
Чудовищную часть жизни узников отобрали /
Свели в искусственную схему существования /
Созданную эффективно убивать время /
С помощью очередей и манипуляций с телом /
Тело здесь низведено к объекту для досмотра /
Тело здесь сделано уязвимым и подконтрольным /
Чужие руки узников ощупывают ежедневно /
Чужие взгляды заставляют ежиться нервно /
Это технология по превращению всего в числа /
Эту схему ввели, чтобы отравить наши жизни.
Улыбчивый Юноша – один из десятков больных узников, вынужденных терпеть это с утра до ночи. Заключенный, заболев, попадает в эту систему, словно в водоворот, который сначала засасывает его ноги, а потом постепенно утягивает его вниз целиком. Как бы он ни бился, этот водоворот просто тащит его и топит.
Так что я четко понимаю, с чем мне придется столкнуться. Мои зубы болят. Однако я слишком хорошо себя знаю. Я точно утону в этом водовороте… Здешняя медицинская система поглотит меня всего за несколько быстрых движений. Но я не желаю смиряться с тем, что меня выбросят в мусорное ведро, как какие-то отбросы. Я никогда не позволю им отправить меня обратно туда, откуда я бежал. Но я осознаю, что я – всего лишь кусок мяса, который можно раздавить с такой жестокостью, что я превращусь в ничто. Мне страшно. Я боюсь системы МСЗМП, я напуган, как щенок. Поэтому я сдаюсь на милость папу, позволив им себя «оперировать».
Это происходит однажды ночью, ближе к рассвету, когда меня особенно сильно терзает зубная боль. Папу чрезвычайно добры. Двое из них держат мне руки, а третий светит фонариком на мой зуб. Первый держит зажигалку, а другой накаляет докрасна металлическую проволоку и вставляет его прямо в дырку в моем проклятом зубе. Боль простреливает десну с такой силой, что я схожу с ума. Мои глаза наполняются слезами. Я перестаю дышать, но это хорошо. Черная полость в моем зубе получает заслуженное наказание. А когда я кричу, папу кладет руку мне на голову. Он ничего не говорит. Но по этому прикосновению я могу угадать его мысли: «Сынок, твоя боль утихнет». Раскаленная проволока делает свое дело. Несколько операций по традиционному методу папу убьют все нервы в моем зубе. Я это знаю. А еще я слишком хорошо знаю, что, свяжись я с системой МСЗМП, моя душа была бы поглощена тысячами их писем, отчетов и формуляров… а затем уничтожена.