Мы с Улыбчивым Юношей тоже бежим. Мгновение мы смотрим друг на друга, вопросительно переглядываемся и убегаем. Перед главными воротами тюрьмы Улыбчивый Юноша исчезает в толпе. Без сомнения, я тоже исчез из его поля зрения. Я поворачиваюсь спиной к будке охранников. Я цепенею от ужаса. Я потрясен. Я наблюдаю за толпой. Толпа тоже охвачена ужасом.
Зрелище повергает в шок. Кровь льется этой ночью, словно какое-то стихийное бедствие вроде наводнения. На сей раз это юный парень. Он порезал себе шею.
В подобных обстоятельствах кто-то всегда строит из себя лидера. В тюрьме такие люди повсюду. Они идут на все, чтобы привлечь к себе внимание. Они лезут в самый центр событий, в любой инцидент. Это маленькие тюремные диктаторы с ограниченным умом, но с огромным талантом к самообману. Такова реальность тюрьмы. Самозваные наивные лидеры легко покупаются на ложное чувство власти, просто будучи признанными главными. Они легко поддаются влиянию и становятся инструментами сопротивления Кириархальной Системе.
Но принятие на себя роли настоящего лидера требует мужества. Истинное лидерство предполагает руководство сильными духом. Но люди следуют и за слабым лидером, поддерживая его, если это служит их целям, особенно в тюрьме. Чтобы добиться перемен, смелым лидерам требуются бесстрашные мужчины и женщины. А в нашей тюрьме заключенные держатся подальше от храбрых и отважных, чтобы им самим не пришлось проявлять мужество. Быть руководителем и наставником – тоже в какой-то степени идиотизм, отражающий взаимоотношения в сообществе. Глупо полагать, что жизнь и свобода одного человека завязана на судьбе и амбициях другого. Лидеры могут быть узколобыми, примитивными и недалекими.
Настоящие лидеры – в той или иной форме провидцы. Да, именно это делает лидера харизматичным.
Провидение – умение найти новый путь вперед /
Провидение – это чувственный подход /
Провидение – открытие нового горизонта /
Провидение переплетено с поэзией тонко /
Провидение созидает любовь.
Однако быть провидцем не значит быть святым. Будь так, я мог бы подняться со стула, на котором сижу… Я мог бы встать, забраться на свой стул, закурить, спустить штаны и помочиться на все, что свято во вселенной.
Когда охранники выносят наружу порезавшего себя юношу, один самозваный лидер готовит сцену для своего выступления. Он отлично понимает, что это прекрасная возможность продвинуться, показав себя достойным лидером. Все время, что этот мужчина средних лет находился в Тюрьме Фокс, он стремился только к одной цели: повысить свой статус до главного. Назовем его Героем.
У него есть некоторые задатки истинного лидера. Могу ли я сказать, что он добрый? Да, он добрый человек. У него есть чувство братства по отношению к другим заключенным. Он явно храбр, хотя его поведение крайне наивно. Иногда благодаря этому другие заключенные манипулируют им и используют его в своих интересах. Всякий раз, когда он появляется в какой-либо компании, кто-нибудь освобождает для него стул. А затем присутствующие продолжают насмехаться над ним, будто он лишь карикатура на лидера. Но он не теряет мужества. Если другие узники признают его храбрость достойной уважения, он сможет бросить вызов Кириархальной Системе. Возможно, если бы он выказал страх, заключенные восприняли бы его более серьезно.
Каждый узник должен заботиться о собрате по заключению, независимо от того, кто он, каков его социальный статус и что он за личность. Даже самый глупый заключенный старается действовать в рамках этого принципа, насколько может. Однако для Героя самое важное – бросить вызов Кириархальной Системе тюрьмы. Но заключенные его боятся. Они понимают, что он создаст им проблемы. Они избегают выражать ему поддержку и деятельно следовать за ним. В этом смысле они косвенно признают его смелость. Он простой человек, и заключенные рассматривают его наивность не как предлог отрицать его отвагу, а как повод оставить ее непризнанной. Такой сознательный отказ.
Этой ночью, сразу после инцидента, Герой забирается на стул, чтобы произнести лидерскую речь, проповедовать, как вдохновенно выступающие на городских площадях перед очарованной толпой посреди слепого накала революции.
Этой ночью он встает на стул, чтобы попросить всех разойтись. Выступление явно доставляет ему удовольствие. Он наслаждается тем, каким предстал в этот момент, но упивается он этим недолго.
Все шло хорошо, пока он несколько раз не повторил одну фразу: «Все, расходитесь». Кто-то из темноты отвечает ему неуверенным голосом. Он негромко произносит: «Слышь, чувак, слезай оттуда». Говорящий явно не претендует на власть. Он не считает себя наделенным ею, в отличие от Героя. Он говорит, только чтобы сказать хоть что-нибудь. Это всего лишь случайная фраза, мысли вслух. Он не собирался прерывать речь Героя и не хотел, чтобы сказанное услышала вся толпа. И все же эта фраза обрушилась на лидера, стоящего на стуле, подобно удару дубинки, сокрушая его мнимую власть.
Герой на миг замолкает. Он не ожидал, что у кого-то хватит мужества выступить против него, что кому-то хватит наглости ему противостоять. Он в ярости высматривает источник своего унижения. Он знает, откуда донеслись слова. С возвышения он может опознать говорящего быстрее всех остальных. Герой превращается в носорога, знающего только один путь – вперед. Мгновение спустя сыпется град ударов и пинков – единственный звук, эхом отдающийся в этом тусклом пространстве, месте, существующем на грани тьмы и света.
В сознании большинства заключенных Герой вовсе не символ добродетели. Они хотят бросить ему прямой вызов, поэтому кружат вокруг него. Однако некоторые узники относятся к нему благосклонно; многие из парней помладше участвуют в потасовках в его поддержку.
События той ночи сводятся к череде пинков и тычков, и даже сам Герой в итоге решает проблему мирным путем. В конце концов, разве он не великодушный лидер?
Той ночью я больше не видел Улыбчивого Юношу /
Я больше не увижу его у забора, с улыбкой добродушной /
Я никогда больше не увижу его любующимся этими цветами /
Я никогда больше не услышу его смеха рядом с нами /
Я больше не увижу его рядом с обрубком кокосовой пальмы /
Я больше не увижу, как он в волнении расчесывает свои раны /
Улыбчивый Юноша в клинике – той, что за тюрьмой /
Улыбчивый Юноша в окружении группы медсестер /
Улыбчивый Юноша среди целой команды врачей /
Улыбчивый Юноша оказался среди их смеха и речей /
Спустя годы, или месяцы, или дней череду /
Чаука снова прилетает в знойную духоту /
Крича с верхушки самой высокой кокосовой пальмы /
О том, что Улыбчивый Юноша умирает /
Улыбка в уголках его губ тает /
Превращаясь в безжизненную пустоту /
Хамид, улыбчивый юноша, мертв[98].
12. В Сумерках / Цвета Войны
Настали сумерки /
Я хочу думать, что взошла луна /
Или это иллюзия из-за тюремных ламп /
В ярком свете мы видим целые банды мужчин /
Они стоят по обе стороны дороги у тюрьмы /
В их руках угрожающе сжаты дубины /
Нам предстоит этот путь длинный /
Прямо между вооруженными рядами /
По этому коридору нас направят /
Мы должны временно покинуть тюрьму /
Сквозь туннель из людей, уходя во тьму /
Да /
Коллективный побег под конвоем охраны /
Побег по приказу тюремных надзирателей /
Побег без бегства, под контролем четким /
Он организован нашими надсмотрщиками.
По обе стороны дороги выстроились длинные цепочки людей. Два ряда мужчин, готовых обрушить град ударов дубинами на спины и плечи любого, кто отклонится от прямой линии.
Нам объявили, куда идти. Все должны двигаться группами по пять-шесть человек к заросшей травой площадке или футбольному полю. Но где оно находится?
Глупый вопрос. Путь туда очевиден. Нужно просто идти по дороге между шеренгами поджидающих нас людей с палками в руках. Все дальше и дальше от тюрьмы. Таков приказ.
Но прямо за нашими спинами – война /
Она бушует, как опасная волна /
Орудий, воплей и стонов она полна /
Это театр проверки мужества /
Этот бой наполняет нас ужасом /
Позади нас идет война /
Или она уже закончена /
И в этот самый миг /
Победители издают ликующий крик.
Австралийские охранники ведут заключенных группами по пять или шесть человек. Они проводят их через главные тюремные ворота к дороге. Они только командуют, а заключенные и папу (именно они стоят по обе стороны дороги) подчиняются. Приказ для узников: опустить головы, молчать, идти четко вперед. Приказы для папу: бить любого, кто свернет с центра дороги, молчать, следовать приказам. Эти приказы отдаются командным тоном, как на войне.
Корни этих навязанных нам приказов и правил кроются во властной иерархии. Несомненно, это всеобъемлющая система репрессивного управления. Это ясно по тому, как папу слушаются приказов австралийцев. Роль заключенных здесь – поверженная, разгромленная дивизия, взятые в плен солдаты, которых трясет от ужаса.
Мы – военнопленные. Когда я шагаю вперед, все, о чем я могу думать, – это мои плечи. Несмотря на их прочные кости, удар деревянных дубин наверняка их сокрушит. Мои кости сломаются, а я закричу так, что мой вопль эхом отразится в небесах.
Я начеку. Я слежу за развитием ситуации, даже не оборачиваясь на людей с палками. И все же страх за плечи не утихает.
Человеческие глаза не заставишь смотреть в противоположных направлениях: невозможно наблюдать за обеими сторонами дороги одновременно. Я кидаю взгляд то влево, то вправо – так быс