Грузовик снова трогается с места, проезжая немного дальше, чем раньше. Еще один рывок – и мы окажемся у океана. Я нервничаю, как ребенок, ожидание меня мучает. Я хочу, чтобы смуглый обветренный мужчина приказал нам выйти из грузовика. Но он занят разговором с водителем и машет рукой, давая сигнал не шуметь. Мелкий засранец продолжает озорно хихикать себе под нос. Он наверняка единственный, кому не страшно, – для него это просто захватывающая игра.
Пара из Шри-Ланки сидит, обнявшись и склонив друг к другу головы. Эта картина дарит надежду.
Это успокаивающее чувство /
Когда двое сплелись всем своим существом /
Их руки, головы, талии, тела /
Их связь не ослабла, а только окрепла /
В невзгодах они держатся друг за друга /
Вместе сражаясь с тревогой и испугом.
С новым скрежетом – на этот раз более громким – грузовик трогается с места, а затем останавливается, не проехав и ста метров. Мотор визжит – грузовик-охотник, изо всех сил пытающийся поймать добычу, кричит уже от удовлетворения, когда она у него в руках.
Контрабандист с обветренной кожей приказывает нам выйти. Мы с Беззубым Дураком уже в конце кузова и, не дожидаясь медлительных женщин и детей, сразу спрыгиваем с борта грузовика. Шум возобновляется, гвалт мужчин и женщин и крики детей нарушают спокойствие пляжа.
Мы не видим лиц контрабандистов, которые идут впереди нас и машут руками, указывая нам на океан. Они кричат на нас, чтобы мы замолкли. Мы словно группа воров в ночи, пытающихся пересечь границу как можно быстрее.
Голубоглазый Парень и Друг Голубоглазого, как всегда, впереди всех. Они ждут на берегу, их рюкзаки лежат рядом с ними. Контрабандисты поторапливают нас. Грохот волн ревущего океана заглушает остальные звуки. После трех страшных месяцев в аэропортах и прибрежных городках Индонезии я впервые за это время увидел океан.
Наконец мы прибыли к океану /
Волны облизывают пляж жадно /
В вечном движении и снова отползают /
Рядом с берегом крошечная лодка ожидает /
Но время не ждет /
Нам пора на борт.
2. Горы и Волны / Каштаны и Смерть / Эта Река… Это Море
Борьба людей за территорию /
Всегда пахнет насилием и кровью /
Даже если спор идет за угол /
Для одного человека, всего на два дня /
Все перессорятся друг с другом /
На борту крохотного корабля.
На мостике оглушительный переполох. Конфликт между обезумевшими от ярости мужчинами, соперничающими за сидячее место, достиг апогея. Беззубый Дурак и Пингвин улеглись рядом с капитанским креслом, оставив одно свободное место для кого-то еще. Я кладу свой рюкзак между их усталыми телами и прислоняюсь к нему. Просидев несколько часов на жестком деревянном полу грузовика, я с облегчением пристраиваю свой ноющий зад в относительное удобство.
Все парни нашли места, где можно сидеть, после борьбы, которая кажется мне бессмысленной. Они заняли все пространство на полу каюты, и семьи теперь вынуждены ютиться на носу лодки.
Друг Голубоглазого устраивается поудобнее рядом со своей девушкой Азаде, возможно, в самом худшем месте на лодке. Несмотря на то, что он поднялся на борт быстрее всех остальных, в итоге ему приходится тесниться рядом с семьями. Конечно же, он объясняет это тем, что Азаде не должна лежать в каютах рядом со всеми этими глазеющими на нее парнями. Голубоглазый Парень устроился отдохнуть на самом лучшем месте, прямо рядом с капитаном, на старом куске поролоновой подушки, оставшейся от стула.
Парни в каютах кричат и ругаются на несколько семей, тоже вытесняя их на нос лодки. Даже супружескую пару из Шри-Ланки выгоняют из кают – и из-за этой несправедливой перебранки они остаются без места. Они долго просто стоят со своим младенцем, высматривая место на носу лодки, пока другие враждебно смотрят на них.
Я вижу, как трудно найти подходящее место, чтобы сесть внизу, на той части палубы. Так трусливо наорать на всех женщин – это совершенно неподобающее поведение. Любое свободное пространство здесь мокрое и неудобное, и неясно, какой смысл в победе во всей этой суете, криках и борьбе за места. Проигравшей из-за всех этих стычек и ссор в итоге оказалась семья из Шри-Ланки.
В разгар потасовки, когда женщины и дети пытаются усесться, лодка трогается с места, словно тяжелая беременная кобыла, осторожно пересекающая темную прерию воды. Мы на пути в Австралию. У меня не самое худшее место. Я кладу голову на рюкзак. Капитан всего в шаге от меня. Мне хорошо видно направление, в котором мы движемся, по его компасу – юг, и километры, которые мы оставляем позади. Это дает мне чувство ложной уверенности.
Лодка медленно и спокойно плывет по небольшим волнам и удаляется все дальше от берега. Гвалт стих, и на судне воцарилась тишина. Слышен только ритм волн, бьющихся о нос лодки. При слабом свете лампы, закрепленной над головой капитана, я вижу десятки измученных людей, спящих бок о бок друг с другом. Долгая поездка через джунгли и постоянная тряска грузовика измотали всех, и теперь они улеглись рядами. Калейдоскоп усталых лиц.
Мир сузился до размеров судна /
Незнакомые волны шепчут смутно /
В чужом океане мы в пути трудном.
Небо светлеет. Мало-помалу вдалеке на горизонте появляются золотые отблески солнца. Помощник капитана ходит в машинное отделение и обратно, а еще несколько человек стоят вокруг.
Я вижу Друга Голубоглазого, сидящего прямо на носу лодки. Он словно сошел с картины, образ гордой юности. Голова Азаде покоится у него на коленях, пока он оглядывает волны и измученные лица вокруг него. Молодой человек с волосами, собранными в конский хвост, сидит рядом с чем-то вроде оконной рамы в одном из уголков кают. Его жена спит рядом с ним. Он наблюдает за Другом Голубоглазого, вцепившегося обеими руками в край борта. Голубоглазый Парень стоит рядом с капитаном и деловито грызет красные яблоки из пакета. Еще один молодой мужчина – крепкий мускулистый парень – бодрствует на корме. Его жена и ребенок уложили головы на одну из его больших рук.
Но только эти мужчины сопротивляются сну. Сон, похоже, не овладевает их телами. Даже Беззубый Дурак, который постоянно выдает абсурдные фразы, молчит, уткнувшись головой в живот Пингвина. Утиные лапы Пингвина растопырены еще шире, чем обычно. Хорошо сложенные парни, которые были самыми шумными и наглыми, пока оскорбляли женщин и детей во время посадки, глубоко уснули. Курдская семья тоже отключилась. Даже их сын, мелкий засранец, полностью вымотался. Погруженный в глубокий сон, он похож на труп, хотя теперь его лицо выражает детскую невинность.
Этот сон глубже обычного сна /
На грани обморочного забытья /
Вокруг бледные лица /
С их губ слюна струится.
Мои глаза слипаются, но ничто так не мешает мне спать, как любопытство, приключения или страх. Я сохраняю бдительное напряжение и бодрость, не давая себе расслабиться и отдохнуть. Мне не сидится на одном месте. Я покидаю мостик и некоторое время блуждаю среди неподвижных тел, от одного конца лодки к другому. Повсюду царит беспорядок. Тела переплелись между собой. Даже обыденные физические границы между семьями стерлись. Мужчины лежат в объятьях чужих жен, дети лежат на груди и животах незнакомцев. Кажется, все они позабыли о недавних криках, и оскорблениях, и усилиях, потраченных на установление гендерного порядка, поскольку сейчас все это нарушено. Власть волн разрушила моральные рамки. Даже молодая семья из Шри-Ланки, чьи узы, возможно, самые крепкие из всех пар на борту, «распалась». Муж лежит в объятиях соседнего мужчины, голова жены покоится на бицепсе другого мужчины, а их ребенок оказался на бедрах другой женщины.
Уже рассвело, и я вижу, что лодка всего за несколько часов преодолела длинный участок вроде небольшого залива. Мы уже так далеко, что берег скрылся из виду. Лишь корабли и рыбацкие лодки разбросаны по морскому святилищу. Мы явно до сих пор находимся в индонезийских водах и все еще недалеко от берега. Но волны становятся все больше и неистовее, и лодку начинает раскачивать. Капитан умело лавирует между волнами. Его лицо смуглое и загорелое, и, даже когда он ведет лодку между крупными волнами, его сигарета всегда зажжена. Его помощник ходит туда-сюда между машинным отделением и мостиком. Его волосы уже седеют, но он с готовностью принимает приказы от своего молодого капитана и проворно выполняет их в машинном отделении.
По мере того как мы удаляемся все дальше и дальше от берега в океанские просторы, волны становятся все более враждебными. Маленький моторчик на краю левого борта лодки, тот самый, который откачивает воду из машинного отделения, замолкает. Это худшее, что могло случиться с одинокой лодкой, перевозящей толпу бессознательных людей. Помощник капитана тут же бросается к бездействующему мотору, снова и снова дергая пусковой трос со всей скоростью и мощью, на которые способны его мышцы. Но мотор лишь продолжает стонать и выключаться.
Все кончено. Я слышу, как капитан предлагает нам вернуться. Я не могу даже помыслить о возвращении на побережье – место, где царят бездомность и страх голодной смерти. Опасность быть арестованным коррумпированной индонезийской полицией и депортированным туда, откуда я бежал, повергает меня в панику. Голубоглазый Парень, стоящий рядом с капитаном, кричит, что у нас нет выбора, кроме как плыть дальше, – мы не можем вернуться.
Конский Хвостик кричит на капитана: «Есть только один вариант: продолжать идти тем же курсом любой ценой!» Капитан держит штурвал, но показывает жест перерезанного горла – символ гибели. Несмотря на молодость, у него есть опыт плавания по многим морям. Он пытается объяснить нам степень риска, на который мы хотим пойти. Но даже со всем своим опытом он никого не может переубедить.