– Что-то не хочется, – простонал Женька.
Мне тоже не хотелось.
Максим Борисович выдал нам «зарплату» и предупредил, что это ещё не всё. Сейчас поедем на вызов.
– Не понял я, за что вам двоим зарплату дали. Операцию я один проводил, была остановка сердца, мне пришлось сердце человеку запускать, а вы там прохлаждались в коридоре, – заявил Ромка.
Нам нечего было Ромке ответить.
Нас погрузили в «скорую помощь», и мы с сиреной и мигалкой поехали кататься по всему «Городу профессий». Катание это подействовало на нас благотворно, Женьке даже мороженого захотелось, когда мы мимо проезжали.
– А как твоего младшего братика зовут? – спросил у меня Максим Борисович на прощание.
– Я понятия не имею, как его зовут. И это не мой младший братик. Мой младший братик со Златкой в ветеринарии. А этот не знаю, откуда взялся.
– Как – не знаешь? Откуда же он? – удивился старший хирург.
– Не знаю я. Сам пришёл.
Максим Борисович не на шутку перепугался и стал куда-то звонить:
– Алё, алё, у нас тут ребёнок в операционной потерялся. Да нет. Не у нас потерялся. Мы нашли. Мы нашли, но это не наш. Наш где? Наши все здесь. Алё?
– Уж больно он из-за мелкого переживает, – сказал я ребятам. – Никакой он, значит, не старший хирург, а скорее всего – младший.
После звонка Максима Борисовича пришла какая-то тётя. Тётя сказала, что малыша зовут Фёдором. Оказалось, Фёдор убежал от своей мамы, смешался с толпой детей и его давно ищут.
Златка позвала нас есть торт. Жалко, что Фёдора мама забрала. Он, наверное, будущий разведчик или секретный агент.
А вот мы докторами вряд ли станем. Может, только Ромка. Нас с Женькой разве что воспитателями детского сада возьмут. А в детских садах и будущие врачи, и будущие разведчики встречаются – очень ответственная работа.
Запись двенадцатая. 1 декабря
Кактус обжился в 407-м кабинете, к 5 «Г» прикипел как к родному, особенно к Полине Алексеевне: столько всего знает, что зависть берёт, и совсем не боится плохих оценок – налево-направо ставит.
Вечерами хотелось поговорить с кем-то по душам. А рядом – никого. Разве только школьный компьютер. Компьютер – умный: умеет поисковиком пользоваться, но по вечерам в Эрмитаже зависает или в Лувре, не до разговоров ему с каким-то там кактусом.
Хорошо, что в кабинете директора начался ремонт и уборщица Нина Васильевна принесла оттуда Сансевиерию – вечнозёленое травянистое растение семейства спаржевых. Сансевиерия оказалась стройной, совершенно неколючей и очень даже разговорчивой. Кактус мог бы с ней встретиться где-нибудь на Мадагаскаре, а встретился в 407-м кабинете московской математической школы. Своё название Сансевиерия получила от итальянского князя, жившего в XVIII веке, а в школе её называли то «щучьим хвостом», то «змеиной кожей». Названия эти никак не отражали состояния её души, а пристали к ней всего лишь из-за расцветки. Росла Сансевиерия в самодельном горшке из грампластинки.
Кактус записался на онлайн-экскурсию в дом- мастерскую Веры Мухиной и время перепутал.
Сансевиерия про советского скульптора Веру Мухину не знала. Зато слышала про Леночку Мухину. От директора. Директор Сансевиерии про Леночку рассказал, пока в горшок пересаживал. Горшок, кстати, это он сам сделал. В передаче давным-давно подсмотрел. «Пока все дома» называется. Эту историю можно на личной страничке директора в Интернете послушать. Всё равно экскурсия в дом-мастерскую только завтра.
Вот так. Даже у директора блог. А у кактуса пока нет. Да что там этот блог, когда рядом такая Сансевиерия… Пилик-пилик.
Леночка Мухина из 1 «Г»(История из девяностых от директора школы)
В то время, когда все взрослые думали только о том, куда бы вложить свой ваучер, мы с Костиком ходили гулять на металлобазу, собирали дикие яблоки и играли в банки.
Зарплату в нашей семье получала только бабушка. Завод, на котором она работала, производил шланги для пылесосов. Вот этими самыми шлангами бабушка и получала зарплату.
Все шланги бабушка приносила домой. Зарплата всё-таки.
– Это ещё что такое? – спрашивал дед увешанную шлангами бабушку.
– Зарплата за два месяца, – отвечала бабушка.
Сложно было понять, смеялась она или плакала. Скорее, всё вместе.
Сваленные в коридоре пылесосные шланги были похожи на клубок змей. Пробегать мимо этого клубка ночью в туалет было страшнее всего.
– Надо эти шланги у Серёги на сгущёнку выменять, – предложил дед.
– А ему-то они на кой? – не понимала бабушка.
Бабушка была совсем не бизнесменка, но к дяде Серёже сходила. В то время все были бизнесменами, даже те, кто ими не был.
Дядя Серёжа меняться не стал. А сгущёнку просто так дал. Потому что работал дядя Серёжа на сгущёнковском предприятии, а не на каких-то там пылесосных шлангах. Сгущёнку ему давали на заводе «за вредность», а зарплату тоже не платили.
Мама сказала, что в гости должна прийти тётя Лена. Тётя Лена была одинокая. Работала она на игрушечной фабрике, с собой приносила кукольную мебель с торшерами и розовыми креслицами. Розовых креслиц у нас набралось уже достаточное количество, но другого у тёти Лены не было. Потому что зарплату она тоже не получала. Тётя Лена любила к нам приходить, мама её жалела. А дед говорил:
– Замуж ей надо к едрене фене.
Но замуж тётя Лена почему-то не выходила, не знала она, где эта феня. А дед не рассказывал. Он вообще был себе на уме.
Ходить на металлобазу было нельзя. Мы ходили каждый день и предкам не говорили, что ходим. Путь наш лежал вдоль железки.
В тот день на металлобазу привезли много всякой проволоки.
– Хорошая проволока, – говорю, – жалко оставлять.
– Давай домой утащим.
– А если от родаков попадёт?
– Не попадёт, нужная вещь. На даче дед такой же проволокой смородину подвязывает.
Мы взяли проволоку и потащили домой.
На обратном пути подожгли кучку мусора.
– Вот я вам, такие-разэдакие, – выбежал дворник-сторож дядя Платон.
Мы со всех ног помчались домой. Поднялись ко мне на второй этаж. И позвонили.
– Египетская сила, – сказал дед, – вас-то где так отоварило? – В руках у деда было разрезанное розовое резиновое креслице – дед мастерил колпак для дачного сарайного замка, защиту от дождя и от ржавчины. Значит, тётя Лена уже приходила.
Мы с такой скоростью влетели на второй этаж, что забыли проволоку оставить в укромном месте. Пришлось деду всё рассказать. Дед мигом оделся.
– А ну пошли. Покажете, где это.
Мы с Костиком помчались и пошли показывать. Вскоре почувствовался запах гари и палёного мусора.
– Наверное, куча горит, – сказал Костик.
Куча уже не горела, она тлела, разнося зловонные запахи и едкий дым.
Мы показали деду проволоку, но тут подъехала какая-то машина. «Буханка». Из неё вышли люди и стали таскать какие-то коробки.
– Коробки знакомые, – сказал Костик.
– Как у дяди Серёжи – со сгущёнкой.
– Точно, – кивнул Костик.
– Хватит глазеть там, помогите-ка лучше вот енто до дома донести. – Дед набрал каких-то шнуров.
– Вдруг дядя Платон увидит, – волновался Костик. – У него ружьё есть.
– Ничего не увидит, – ответил дед. – За этим дымом ничего не видать. Я бы мать собственную не узнал. А ружьё у Платона не настоящее, только цыц.
Мы понесли домой то, что набрал дед.
Дома он навинтил удлинителей из провода и пошёл продавать их к универсаму. Удлинители разлетались как горячие пирожки. К вырученной сумме было решено прибавить всю дедову заначку и купить бабушке подарок на день рождения – настоящую надувную лодку.
Лодка продавалась там же, у универсама. Лет ей, наверное, было не меньше пятидесяти. Её пробитое озёрными корягами тело было аккуратно заклеено термозаплатками.
Дед пошёл за заначкой, а нас оставил стеречь лодку и отваживать покупателей, чтобы бабушка, не дай боже, не осталась без подарка.
– Чем промышляете, молодёжь? – подошёл к нам дядя Серёжа.
– Деда ждём, лодку хотим купить бабушке, – говорю.
– У вас не бабушка, а капитан дальнего плавания, – засмеялся дядя Серёжа. – А у меня сгущёнка пропала. Целая машина сгущёнки, – и дяди-Серёжино лицо моментально стало серьёзным.
– Куда же она пропала?
– Вот сдал в магазин на реализацию, а магазин закрылся.
– Как это – на реализацию? – не поняли мы с Костиком.
– Так. Привозится товар бесплатно. А деньги потом обещают отдать, когда сгущёнку продадут. Теперь вот ни денег, ни сгущёнки, могут вообще в тюрьму посадить.
– Кого?
– Меня, конечно. Я ж за товар ответственный. Э-э-эх.
– Дядь Серёж, а мы вашу сгущёнку на металлобазе видели, – вспомнил я.
– На какой металлобазе?
– Ну там, у железки. Где дядя Платон с ружьём. Только оно игрушечное, но вы об этом никому не говорите. А то дед расстроится.
Дядя Серёжа округлил глаза. Наверное, очень сильно удивился, что ружьё у Платона не настоящее.
– А ну пошли, покажете.
И мы пошли. Даже деда ждать не стали. Раз такое дело.
На металлобазе «буханки» со сгущёнкой уже не было. Но гарью воняло по-прежнему. Дядя Серёжа пошёл прямиком к будке Платона и постучал в дверь.
Мы нырнули за свалку с чугунными ваннами и уставились на дядю Серёжу.
– Платон, открывай! Бурмаши мост подожгли. Что тут у тебя за вонища?
– Не ори, – раздался голос из сторожки. – То не бурмаши, а басурмане. Вон оне за ваннами прячутся. Кто им только спички выдал? Курят, наверное.
Дядя Серёжа глянул в нашу сторону:
– Эй там, за ваннами, вылазь. Вы, что ли, хулиганили?
– Да мы нечаянно. Больше не будем, – говорю.
– Они не будут, Платон. Ребята хорошие, я их знаю. Не курят вроде. Говорят, у тебя тут машина со сгущёнкой приезжала.
– Приезжала. Это на завод привезли «за вредность».
– Понял. А я уж было подумал, вдруг моя нашлась.