о японцы неохотно отвечали на наши вопросы и часто с намерением или притворялись, что нас не понимают, или давали неудовлетворительные и непонятные ответы, а иногда и вовсе ничего не отвечали. Но, напротив того, старались разведывать о нашей вере, почему вместо ответа на наши вопросы они предлагали свои.
В повествовании о моих приключениях я уже упомянул, что японцы не позволяли нам учиться читать и писать на их языке, а потому мы не имели никаких средств узнать все подробности относительно до их исповедания, которые столь обширны и содержат в себе такое великое множество правил, как истинных, так и нелепых, ложных и смешных преданий, обрядов и проч., что едва ли можно было бы в течение двух лет, то есть времени нашего там пребывания, узнать и описать оные, если бы мы пользовались знанием языка, полной свободой обращаться с жителями и их откровенностью. Мы же во всем этом имели недостаток.
Между японцами, так же как и в Европе, есть вольнодумцы, и может быть, числом не менее, как и у нас. Я не слыхал, чтобы у них были деисты, но безбожников и сомневающихся очень много. Первые отвергают бытие всякого вышнего существа, а приписывают создание мира, управление оным и все, что мы около себя видим, случаю и неизвестности, а последние во всем сомневаются; к числу сих принадлежал и приятель наш Теске. Он весьма свободно говорил о своей религии и делал разные замечания, которых, кажется, нельзя было ожидать от японца.
Теске и многие другие находившиеся при нас японцы говорили очень много дурного насчет своего духовенства. Например, они сказывали нам, что служители их храмов по большей части бывают люди распутные, и хотя законы повелевают быть им во всем воздержными: не есть ни мяса, ни рыбы, не пить вина и не позволяют иметь жен, но несмотря на такое запрещение, они не токмо что ведут жизнь невоздержную, но всегда, когда имеют случай, соблазняют замужних женщин и девиц, развращают их и делают разные другие гнусные бесчинства.
За неисполнение правил веры, хотя бы кто и явно нарушал оные, гражданские законы никакому наказанию не подвергают, да и духовенство не взыскивает. Мы знали многих японцев, которые некоторым образом тщеславились тем, что никогда не ходят в церковь, и смеялись насчет духовных своих обрядов. Многие из них, вопреки духовным постановлениям, явно едят мясо, а одного чиновника мы знали, который, следуя обычаю матсмайских курильцев, любил есть собачье мясо и приготовлял оное самым варварским способом, чего даже и сами курильцы гнушались: он обыкновенно молодых щенят опускал живых в кипящую воду и потом тотчас вынимал, снимал шерсть и ел.
Но число японцев, свободных от предрассудков, в сравнении с целым народом весьма невелико. Вообще же японцы не токмо крайне набожны, но даже суеверны. Они верят чародейству и любят рассказывать об оном разные басни. Лисице приписывают они почти те же свойства и те же проказы, с которыми простой народ в Европе представляет себе дьявола или нечистого духа. У нас гром убивает каменной стрелой, а в Японии кошка, бросаемая молнией, умерщвляет людей. В России, похвалив человека, надобно три раза плюнуть, чтоб он не занемог; подав кому соль за столом, должно рассмеяться, дабы не поссориться с ним, и прочее. А в Японии через новый мост никто не пойдет, опасаясь, чтоб не умереть, пока не проведут чрез него самого старого человека из живущих в той округе, где мост находится.
У нас огарки свечек, оставшиеся в заутрени Светлого воскресенья, предохраняют от грома, а у японцев ту же силу имеет поджаренный на сковороде горох, который они едят в один большой зимний праздник и частицу оного берегут до лета, уверяя, что если во время грома бросить несколько зерен сего чудодейственного гороха в стены какого бы то ни было здания, то молния в него не ударит, следственно, все находящиеся внутри сего здания будут в безопасности. По большим дорогам у них каждая гора, каждый холм, каждая лощина посвящены какому-нибудь божеству, а потому, проходя оные места, путешественники должны читать приличные молитвы, и иногда по нескольку раз. Но как при исполнении сей обязанности набожные люди были бы слишком долго в дороге, то для отвращения такого неудобства японцы изобрели следующее средство: на местах, посвященных богам, ставят они нарочно небольшие столпы, буде тут не случится столпов, поставленных для означения расстояния.
В сих столпах от земли аршина на полтора сделана продолговатая вертикальная скважина, в которую вставлен железный плоский круг, вертящийся наподобие шхива в блоке, на сем круге вырезана молитва, приличная божеству, коему место посвящено. Повернуть сей круг значит то же, что и молитву прочитать, и сколько раз круг повернется, столько же и молитв божеством на счет принимается. И так путешественник, не останавливаясь, может единым прикосновением пальцев восслать более мольбы, нежели сколько надобность его требует.
Об обрядах богослужения японцев мы не можем ничего сказать, ибо они никогда не соглашались допустить нас в свои храмы во время службы и даже не хотели рассказывать нам, каким образом она совершается. Все то, что я знаю о сем предмете, состоит в следующем: молитва отправляется у них ежедневно по три раза в сутки, т. е. на рассвете, часа за два перед полуднем и перед захождением солнца, или точно так, как у нас бывает: заутреня, обедня и вечерня. Колокол возвещает народу час моления. Сей благовест делается у них таким образом: сначала ударят раз в колокол, спустя около полуминуты следует другой удар, потом несколько скорее третий, потом, еще скорее четвертый, после еще скорее, наконец, несколько ударов мгновенно один за другим. Минуты через две после чего опять то же повторяется; напоследок, еще минуты через две, в третий раз бьют точно таким же образом, тем все и кончится.
Пред входом в храмы стоят с водой умывальницы, иссеченные из камня или металлические, в которых пред вступлением в храм японцы умывают руки. В церквах пред идолами зажигают свечи, составляемые из рыбьего жира и сока, имеющего свойства смолистого вещества. Сок сей добывается из некоего рода дерева, растущего в южных и средних областях острова Нифона. Божествам своим японцы посвящают или приносят в жертву при служении натуральные или искусственные цветы, которые делают из разноцветных лент или из бумаги, смотря по достатку и усердию богомольца. Цветы сии вешают пред идолами или на стенах храма, а иногда и на самих идолов, как перстни, кольца и тому подобное навешивают на образа. Сверх того, усерднейшие и самые набожные из них приносят в жертву деньги, плоды, сарацинское пшено и другие съестные припасы, а все это служители храмов употребляют в свою пользу. И за всем тем такими добровольными приношениями они не бывают довольны, но ходят по улицам в городах, в селениях и по дорогам и требуют приношений богам. Все они носят через плечо сумки, в которые кладут подаяния. Впрочем, одни поют гимны, другие говорят речи, а некоторые молчат, но токмо временно звонят в колокольчики, кои у всякого из них привешены к поясу. Прогуливаясь по Матсмаю, мы весьма часто встречали сих бродяг.
Во время служения японцы сидят, как и обыкновенно, на коленях, но с поникшей головой, сложа руки вместе так, чтоб пальцы одной руки были между пальцами другой. Когда же воссылают они свои мольбы, то складывают руки ладонь к ладони и пальцы к пальцам плашмя, подносят их в таком положении ко лбу и кланяются редко, произнося молитвы вполголоса.
Несмотря на различие вер и сект, исповедуемых в Японии, они не причиняют ни правительству, ни в обществе никакого беспокойства. Всякий гражданин имеет право держаться той, которой угодно, и переменять веру столько раз, сколько хочет; а по убеждению ли совести или ради каких-либо выгод он принимает другую веру, до того никому нет дела. В Японии нередко случается, что члены одного семейства принадлежат к разным сектам, и от сего несходства в вере ссор никогда не бывает; лишь только запрещено уговаривать других к отречению от их веры.
Духовный император, или кин-рей, есть глава древней японской веры, но и все прочие секты имеют к нему почтение, смешанное с обожанием. В своей же секте он почитается божеством, и она ему покланяется. Он не токмо определяет служителей храмов на все вышние духовные места, но и знатным государственным чиновникам дает достоинство, или род духовного титла, называемого ками, которое они весьма много уважают, и первые вельможи государства за большую честь себе вменяют получить оное. О сем достоинстве я упоминал уже в первой части сей книги.
Кин-рей также имеет право возводить умерших на степень бессмертных духов или святых; и сие не всегда бывает за благочестие и богоугодное житие, но чаще по пристрастию и проискам богатых родственников усопшего. Кин-рей пребывает всегда невидим для всех классов граждан, кроме штата его двора и вельмож, от светского императора временно к нему посылаемых. Но однажды в году, в особенный большой праздник, он прохаживается по галерее, которая только снизу открыта, так что всякий желающий может приблизиться и видеть его ноги. Платье он носит всегда шелковое, в составлении коего, начиная с самого вырабатывания шелка, должны употреблены быть руки непорочных только девиц. Ест он всякий раз на новой посуде, а всю ту, которую он однажды употребил, тотчас разбивают. Причина сему, по словам японцев, есть та, что никто не достоин после него употреблять ту же посуду, а если кто дерзнул бы с намерением или стал по ошибке на ней есть, того тотчас постигла бы смерть.
Служители храмов в Японии разделяются на разные степени. Есть у них первосвященники, соответствующие нашим архиереям. Один таковой находился в Матсмае. Дом он имел огромный с большими службами и садом, окруженный земляным валом, так что здание сие имело вид небольшого замка. Это показывало, что сан сей находится у них в большом уважении.
Японцы нам сказывали, что власть его над священнослужителями простирается только относительно к церковным делам. Если же духовный впадет в уголовное преступление или впутается в гражданские дела, то гражданские законы судят и наказывают его без всякого сношения с духовным правлением. В нашу бытность в Матсмае губернатор велел посадить в тюрьму и судить одного священника за воровство и побег; его осудили и казнили одной гражданской властью. Когда я сказал японцам, что у нас не поступают так с особами священного звания, и что прежде надлежало бы духовенству снять с него сан, Церковью на него наложенный, а потом уже предать его наказанию гражданских законов, они, засмеявшись, отвечали мне, что он был бездельник, недостойный носить головы на плечах, в чем изобличен судом и законами своего отечества, следовательно, сан его сойдет с него вместе с его головой, несмотря на то, хочет ли сего духовное правление или нет.