— Извините, у меня приказ.
Тут меня заусило:
— Знаешь что, дорогой, иди и скажи своему командиру, что эти люди: конкретно вот эти два человека — будут тут стоять и снимать. Иначе пусть он сам лечит своих болезных. Иди-иди, посмотрим, что он тебе скажет.
Вова подошёл ко мне.
— Что?
— Да… Пытались Аню с Лёнькой выгнать.
Парень исчез за бортом Урала, а через минуту подбежал к нам снова.
— Извините, эти граждане могут остаться. Больше никого не будет?
— Вот, молодец! Больше никого, иди.
Из-за портала вывернули Илья и Кадарчан, подошли к нам поближе.
— Приехали, однако! — Кадарчан упёр руки в бока и слегка прищурился: — Вон, Мирон идёт.
Мирон был чрезвычайно похож на Илью: среднего роста, русоволосый, серые, чуть с прищуром глаза, походка чуть враскачку — только старше нынешнего Ильи лет на сорок.
На нагрудном кармане его камуфляжной формы, как у остальных, крупно было вышито: «МЧС». Приблизившись, он, видать, автоматически решил поздороваться за руку, но мы со стороны Новой Земли дружно в четыре глотки гаркнули: «Руки!!!» Мирон вздрогнул, резко затормозил и приложил уже протянутую ладонь к козырьку.
— Здорово, дядь Илья, дядь Кадарчан… Добрый день, уважаемые, — кивнул остальным нам оптом.
По хмурому лицу Мирона сложно было что-то понять, и Илья нетерпеливо спросил:
— Ну, как Макс-то? Живой⁈
Тот покивал, и тяжело вздохнул, словно не зная, с чего начать.
— Максим жив, только… Нету у него никаких шансов, говорят. Вроде как мозг начал отмирать. Если бы не Маринка, его бы уже позавчера отключили. Не дала, ревела, от палаты не отходила. Документы подписывать отказалась. А тут ваш звонок! Мать, считай, с коляской во дворе больницы жила всё это время, чтобы она кормить могла.
Оп-па… кормящая — это значит, что ребёнку не больше года, а скорее меньше… Надо прояснить.
— Минуточку! — я подняла руку. — Так вы привезли Максима?
Мужик вопросительно глянул на Илью, получил какой-то сигнал и хмуро покивал:
— Да.
— А Марина — это, я так поняла, его супруга — она где?
— Здесь, — Мирон кивнул в сторону машин, — от мужа не отходит.
— А ребёнок?
— Оба с ней, — ещё интересней! — Как с ума сошла, не отпускает от себя, боится, что семью разделят.
— Так у ней двойня?
— Нет, старшему уже три годика.
— Тяжело ей будет при нашем неустройстве, хотя… Короче, что яйца мять — везите Максима, и девушка пусть подойдёт, я хочу с ней поговорить.
Мирон хотел сказать ещё что-то, но передумал, кивнул и решительным шагом пошёл к машинам.
14. «ПРЕДЧУВСТВИЯ ЕГО НЕ ОБМАНУЛИ…»
МАКСИМ И МАРИНА
Из санитарной машины выкатили каталку, всю обвешанную какими-то трубочками и датчиками. На лице лежащего была прозрачная пластиковая маска с подводящими трубками — искусственная вентиляция, должно быть. Или ещё какая байда, я не разбираюсь. За каталкой шёл врач.
Марина оказалась вовсе не такой, какую я успела себе представить. Почему-то я ожидала увидеть девушку, похожую на Одри Хёпберн, такую тоненькую, с аккуратным чёрным каре и обязательно с чёрными кругами под глазами. Из совпадений были: круги под глазами и цвет волос, жгуче-чёрных, заплетённых в две простые толстые косы. Марина оказалась крепкой, широкой в кости, с шикарных размеров бюстом и с раскосыми якутскими глазами на совершенно зарёванном лице. Одной рукой она судорожно цеплялась за каталку, второй держала крепко сбитого черноволосого мальчонку. Младенец спал в слинго-рюкзаке на груди.
Я пыталась разглядеть Максима сквозь стену портала, отделяющую один мир от другого. Неудивительно, что врачи сказали об отмирании мозга… при таких повреждениях… было плохо видно, как сквозь плёнку, и я постаралась максимально сосредоточиться. Параллельно мне хотелось разглядеть душу — а вдруг парень и вправду уже ушёл, и все эти показатели жизнедеятельности — всего лишь результат усилий современной медицины, поддерживающей безжизненную уже плоть? Да нет, вон он! Душа, спасаясь от нестерпимой боли, спряталась так глубоко, что перестала отражаться в жизненном плане. Смотреть одновременно в обе транс-реальности оказалось как… вот если бы перед глазами стояла вертикальная стена — и один глаз смотрит с левой стороны, а другой — с правой. И слева, например, подводный мир кораллового рифа, а справа — лес ночью. Кошмар, мозг чуть не сломался. Я так ушла во внутренний план, что забыла поддерживать себя и повалилась, едва не треснувшись лбом в стену портала. Вова поймал, спасибо ему.
— Камлает, однако! — прокомментировал Кадарчан.
Врач чопорно поджал губы.
Мирон смотрел на меня настороженно, а Марина — с безумной надеждой.
— Марин, такое дело… Мужа я твоего вылечу — в конце концов, я обещала. А на счёт тебя — я предлагаю сперва с мужем посоветоваться. Вдруг он не захочет к нам в посёлок? — Илья хотел было что-то возразить, даже рот уже раскрыл, но передумал и нахмурился. — Двое малолетних детей — это тяжело. Если бы мало́му было хотя бы пять лет… Опять же, пока здесь ему станет пять — у нас пройдёт двадцать. Решать вам.
Губы девушки упрямо сжались.
Я кивнула Мирону:
— Отключайте всю вашу аппаратуру и закатывайте.
Врач помедлил.
— Поскорее, пожалуйста, нас ждут дела! — ещё я на спектакли под названием «вы не настоящий врач» не смотрела!
Я отвернулась и отошла в сторону. Кадарчан что-то прикрикнул, бряканье оборудования разом приобрело гораздо более бодрый характер, что-то тревожно тоненько запикало.
— Любимая! — муж всегда контролирует ситуацию лучше меня. Носилки были уже на нашей стороне. Максим начал хрипеть и стремительно синеть. Я привычно уже попросила Вову:
— Держи меня!
Положила руку на лоб своего пациента и провалилась внутрь. В принципе, страшно, но не очень. Аккуратная, тщательная работа с телом, а потом с душой заняла у меня около десяти минут по времени «снаружи». Время «внутри» я не взялась бы оценивать, там всё и всегда было не так. Я вышла, разом почувствовав тёплые поддерживающие меня мужнины объятья.
— Спасибо, милый, я уже стою, — Максим спал, всё ещё пристёгнутый к носилкам страховочными, видимо, ремнями. — Распутай его, пожалуйста, и я его разбужу.
— Хорошо.
Он начал выполнять работу санитара, Илья и Кадарчан с энтузиазмом к нему присоединились. Приезжий врач взволнованно подавал советы из-за черты. Ну, и где ваш пафос, доктор?
Пока мужики были заняты, я присела на лавочку и маленько подпиталась сама. Всё время забываю про себя, иногда от внутренних усилий аж подплющивает…
— Готово, однако!
— Иду! — я положила ладонь Максиму на лоб. Особой нужды в этом нет, но на камеру, я думаю, так эффектнее: — Проснись!
Максим открыл глаза, сел, ничего не понимая. С трудом узнал помолодевших, радостно хлопающих его по плечам Кадарчана и Илью. Откуда ни возьмись появился пакет с одеждой…
— Максим! Макси-и-им!!! — Марина, ревела, послушно стоя по ту сторону границы миров. Надо же, какая внутренняя дисциплина!
Кадарчан и Илья успели сказать Максу о невидимой стене. Так, пошёл с женой разговаривать, посмотрим.
Мирон откашлялся, привлекая моё внимание. Гляди ты, деликатный какой!
— Вы можете обращаться ко мне «госпожа баронесса». Слушаю вас внимательно. Только недолго. Кто там у вас ещё?
Мирон аж поперхнулся.
— Откуда вы знаете?
— Вижу, — я не стала пояснять, что вижу по его поведению, основываясь к тому же на предположениях Вовы. Ну серьёзно! Не думаете же вы, что мне беспрерывно хочется залазить к каждому человеку в голову? Пф-ф-ф… Но впечатление это произвело нужное. Мирон сдёрнул фуражку и вытер проступивший на лбу пот.
— Девушка… госпожа баронесса, погодите! Сперва — спасибо вам за сына!
Сын! Так я и думала.
— На здоровье! Обращайтесь.
— Так вот, я и хотел…
— Дорогой Мирон! Предлагаю прекратить невнятные телодвижения и начать выражаться со всей пролетарской искренностью! — Мирон крякнул. — Кого вы ещё привезли?
— Трое сотрудников, сильно обгорели при тушении…
— Стоп! Таких подробностей не надо. Какой прогноз дают врачи?
— Да никакой… — Мирон угрюмо уставился в землю. — Как с Максимкой же: мы работаем… Работают-работают, а…
— По-нят-но. И вы решили спасти их, перекинув нам? А семьи?
— Семьи согласны.
— М-м… А мужики-то сами согласны? Они вообще в сознание приходят?
— Да там наоборот, обкалывают их, чтоб спали.
— Сильные боли, я так понимаю…
Мирон кивнул.
Со стороны оцепления раздался странно усиленный и слегка искажённый Галин голос:
— Мам!.. Ма-ать!..
— Так, Мирон! Во-первых, дайте проезд моему ребёнку или вам придётся платить за дополнительное время крану.
— Мы заплатим.
— Хорошо. Тогда скажите своим, пусть её сюда пропустят.
Мирон обернулся и проорал:
— Петров! Пропусти девушку!
— Во-вторых, сейчас вы выгружаете своих пострадавших, и они должны услышать наш манифест. Обращённый ко всем манифест, Мирон. То есть они должны быть в сознании, понятно? Если ваши парни согласятся принять наши условия — мы их принимаем в поселение как подданных — и я их исцеляю. Донесите до них эту мысль, пожалуйста. Если нет — по каждому случаю мы будем договариваться отдельно: возьмусь ли я лечить, когда и за сколько. Можете начинать. И снимите оцепление, чтобы люди могли подойти и слушать.
— Мать! — слегка запыхавшаяся взбудораженная Галя осторожно, чтобы не залипнуть раньше времени, протянула мне рупор, сваянный, по всей вероятности, из картона, скотча и прочих подручных материалов. — Это тебе от тёть-Наташи подгон, её на продлёнке выручал!
— Классная штука!
— Вова, привет! Ой, тётя Аня! Лёня! — все активно бросились здороваться. — Там это! Крановщик волнуется.
— А пускай не волнуется! — Вова решительно пресёк панические настроения. — Скажите ему, что зато его покажут по телеку и на официальных ресурсах баронства Белый Ворон будет его бесплатная реклама, аж на целый месяц! Если он вас аккуратно в портал загрузит, конечно.