аведливо и по отношению к самому Толкиену. В тексте нет ни одного его конкретного воплощения, однако не менее чем четырем персонажам отданы те или иные его черты: научные интересы, писательство, взгляды на фантастику и прошлое, сны, интерес к воображаемым языкам и даже перевод значения его фамилии на английский язык.
Помимо собственных черт, Толкиен использует в "Записках" мотивы и материал различных собственных произведений: эссе "О волшебных сказках" (упоминание об эльфийской драме), "Сильмариллион" (ссылки на "непадших эльфов Толкиена"), история Нуменора (тексты очередной стадии пишутся параллельно, так же как более ранние - практически одновременно с написание "Утраченного пути"), история Эриола (первое воплощение которой планировалось еще в "Утраченных сказаниях"...
Но еще более интересны (и по мнению авторов - не менее важны для понимания общего замысла) разбросанные по тексту "Записок" упоминания автором самого себя - именно как Дж.Р.Р. Толкиена или по крайней мере как автора определенных книг. Интересна логика их существования, точнее, исчезновения, - потому что по мере развития текста они становятся все более неопределенными, а затем и вовсе сходят на нет. И эти появления и исчезновения довольно тесно связаны с развитием самого сюжета.
Будет, пожалуй, не слишком сильной натяжкой сказать, что произведение развивается по законам, описанным в тех же "Записках": в начале автор (в тексте - участник событий) не подозревает, что будет дальше. Самое интересное, - развитие это начинается едва ли не до того, как они оказались описаны. Первая часть (на стадии рукописи B) - литературно-критическое размышление в жанре платоновского ученого диалога, с обсуждением современной фантастики и в особенности Льюиса (о значительной нацеленности на него свидетельствуют ранние варианты заглавия "По ту сторону Льюиса [--> "По ту сторону вероятности"] или За пределы разговорчивой планеты" - см. Предисловие). И Льюис упоминается многократно, а на периферии, реже - Инклинги, сам Толкиен и даже Кристофер (как автор двух книг мемуаров).
Но затем (в той же ученой манере) Рамер излагает свои сны и видения - и уже в начале второй части появляются странности в поведении обычного (прежде) шутника Гарри Лаудхема (и в текст вносится правка, чтобы показать его интерес, например, к Атлантиде, о котором раньше и не упоминалось - а он не предполагался одним из центральных персонажей), и он оказывается уже не Гарри, но Арри-Арундель-(Эарендель), а затем, судя по событиям в грозовую ночь 12 июня, и вовсе Элендил-Нимрузир...
Но правка касается не только истории Лаудхема. Рассмотрим ее подробнее, не теряя из виду текст в целом.
Итак, начальная точка (на уровне первой части) - литературно-критическое эссе с элементами игры с действительностью. Именно с действительностью, существующей и известной автору. Повторюсь, упомянут и Льюис, и Толкиен, и Уильямс, и Инклинги в целом. С должной скромностью (как движение, вышедшее в целом из моды, - критики ссылаются только на некоторые их работы, ими занимаются немногие специалисты), но упомянуты. Как нечто известное, упоминаются героями и "все эти эльфийские материалы" "Толкиена-отца" (цитата). Соответственно, эти "материалы" или опубликованы, или, по крайней мере, достаточно известны по мемуарам Кристофера (более точного указания у нас нет) - настолько, чтобы можно было по ним кого-то сравнивать с "непадшими эльфами Толкиена". Достаточно смиренный взгляд на то, что станет с их творчеством через 40 лет?
Но "зеркало криво" (слова - "Предисловие к Инклингам") - и как "сама" вырастает из текста история Нуменора (хотя сначала основным сюжетом прошлого планировалась история Эльфвине - см. заметки, с. 281) так, можно сказать, "сами", вслед развитию сюжета, с которым они, казалось бы, напрямую не связаны, начинают правиться эти упоминания.
Исчезают упоминания не только самого Толкиена - полностью, даже "анонимные": в первоначальном варианте текста упоминание об "эльфийской драме" отнесено к "эссе из этого круга... кого-то из меньших его членов" - в окончательном тексте фраза оборвана и ссылки на источник нет. Мало того, задвигаются на задний план Инклинги в целом, более низкой оказывается их известность и значимость для Оксфорда и литературы.
Исчезает имя Кристофера Толкиена как автора мемуаров, из двух "его" книг воспоминаний создается одна, анонимная, причем в заглавии "Ревущие сороковые" (очевидное указание на годы, которые описываются) становятся "жаждущими". Даже эта замена кажется неслучайной. Да, жажда, этому миру отчаянно не хватает чего-то… того, что было в реальном мире. Может быть, всего одного человека. Того, который и исчезает из текстов.
Зададимся вопросом: есть ли Толкиен в "Записках" поздней редакции? Или перед нами альтернативный мир - "если бы его не было"?
Вот довольно интересный в этом смысле эпизод, заслуживающий несколько более подробного пересказа. 2ая часть "Записок", последний всплеск (единственный в ней) биографических упоминаний - в ранней версии 66-го вечера. Казалось бы, довольно немалый и снова порожденный само-пессимизмом: Уилфрид Джереми, сначала сказав, что где-то видел или слышал название "Нуменор", упомянутое Лаудхемом, вспоминает затем о виденной им у букиниста рукописи Джона Артурсона "Квента Эльдалиен, то есть история эльфов". Не удивительно, что этот пассаж исчезает при последующем развитии текста, о логике развития которого мы уже говорили выше. Интереснее то, что уже при первом своем появлении рукопись носит какой-то полупризрачный характер - к следующему визиту в магазин она бесследно пропадает и продавец не может ничего вспомнить о ней. Что можно было бы объяснить и рациональными причинами (например, большой занятостью продавца), но при этом перед нами словно завязка истории о чем-то чудесном и эфемерном ("зеленой калитке"). Впрочем, история не интерпретирует исчезновение никак… и сама исчезает в более поздней редакции.
И когда в основной версии "видел где-то", сказанное Джереми, вроде бы повисает в воздухе (никакого объяснения так и не следует) - оно смотрится в данном сюжете вполне уместно: читателю естественно предположить, что "видел" это слово Джереми, например, во сне, как и другие визионеры клуба - слова или картины, и его блестящее "нуменорское будущее" (участие в истории с бурей, в который он - именно он, а не тот же Рамер! - уходит вместе с Лаудхемом) только подтверждает такую возможность.
Еще одна деталь этой версии. При обсуждении говорится, что слово "Нуменор" (видимо, имевшее место в рукописи "Джона Артурсона"), упоминает Льюис - "Да, в предисловии", - подтверждает предположение Джереми, продолжая: "Но он цитирует, как я думаю, кого-то, из источника, который не был установлен". В примечаниях к этому месту Кристофер Толкиен выражает свое удивление: как же так, ведь у Льюиса указан именно Толкиен (речь идет о предисловии к "Мерзейшей мощи"[3]), и даже если его произведения не были опубликованы, такие тщательные исследователи, как члены Клуба, могли бы установить, кто это. Эти аргументы совершенно логичны. Следовательно, нам остается предположить, что в мире "Записок" уже существует "альтернативный" Льюис, который в предисловии к "Мерзейшей мощи" цитирует неназванный источник.
Вся эта сцена, как уже говорилось, в наиболее поздней версии текста сильно перерабатывается, ни в ней, ни во всем остальном тексте этой части не остается ни одного намека на то, что прежде визионеров Клуба Мнений существовал на свете человек (как бы его ни звали), что-то писавший о непадших эльфах и Атлантиде, именуемой Нуменор.
Итак, подведем итоги.
Перед нами - 3 этапа "исчезновения автора" из текста:
1ая часть, ранние версии. Упоминается, но как "редкая и малоизвестная книга" (с;-) - т.е. как автор далеко не первого плана, отчасти известный по мемуарам, - но все же известный, - как и то, о чем он писал.
2ая часть, ранняя версия. Упоминается под псевдонимом, как никому не известная и не опубликованная книга. Из этого следует, что упоминания из 1й части должны быть убраны (так предполагает Кристофер Толкиен в примечаниях, и авторы с ним полностью согласны).
1ая и 2ая часть, поздняя версия. Поскольку история с рукописью тоже не вошла в окончательный вариант, упоминаний Толкиена в книге вообще не должно было остаться.
Итак, Толкиен "вычеркивает" себя из мира, стирает даже уже существующие следы (и существующий, но неопубликованный "Сильмариллион", и появившиеся уже "Волшебные истории") - и "Записки" становятся не только полемикой со Льюисом, историей Нуменора и теорией визионерства, но и историей о том, как все, о чем он хотел бы рассказать, все равно было бы рассказано миру - даже без него.
В чем была же была причина? Пожалуй, она довольно ясно проступает в тексте, в его добавлениях и тем более - пропусках: страх автора "не сбыться", не завершить работу, не высказать то, что хотелось. Карпентер полагает, что избавиться от подобных страхов (и именно в это время) Толкиену помогло написание "Листа работы Ниггля". [4] Однако, как мы увидели, те же страхи находят отражение и в "Записках", которые, таким образом, тоже становятся одной из попыток (точнее - одним из средств) избавиться от этого страха, средство оказывается действенным, - и возникает новая версия истории Нуменора и продолжается ВК. Таким образом, "Записки" оказываются в одном ряду с такими произведениями, как уже упомянутый "Лист", "Кузнец из Большого Вуттона" и (вероятно, и в этом отношении также) "Утраченный путь".
...А в 1987 г. упомянутый Толкиеном "ужасный ураган 12 июня 1987 года", сильнейший на памяти живущих, все-таки произошел, причинив немалый ущерб землям южной Англии, только с опозданием на 4 месяца и 4 дня относительно предсказанного - 16 октября вместо 12 июня.