Так составилась многочисленная партия и надежные средства, тогда как в минуту наступившей опасности казалось, что у них нет еще никакого плана к сему заговору. Знающие хорошо русскую нацию и прежних заговорщиков уверяют, что такого рода предприятия должны всегда так производиться и неблагоразумно бы было собирать тут общество заговорщиков, которые раздробили бы на разные части исполнение одного намерения; при том же привычка видеть, как часто восходят из самых низких состояний на первые ступени, давала каждому право на ту же надежду; следственно, было бы опасно указывать на главных исполнителей, будущее величие которых могло бы возбудить к ним зависть, а надлежало, уверившись в каждом порознь, подавать им надежду на величайшую милость и не прежде их соединять, как в самую минуту исполнения.
Если бы желали убийства, то тотчас бы это было исполнено, и гвардии капитан Пассек упал бы в ноги императрице, прося только ее согласия, чтобы среди белого дня на глазах всей гвардии поразить императора. Сей человек и некто Баскаков, его единомышленник, стерегли его дважды подле самого первого домика, который Петр Великий приказал построить на островах, где основал Петербург, и который посему русские с почтением сохраняют; это была уединенная прогулка, куда Петр III хаживал иногда по вечерам со своею любезною и где сии безумцы стерегли его ради собственного подвига.
Отборная шайка заговорщиков под руководством графа Панина осмотрела комнаты Петра, его спальню, постель и все ведущие туда двери. Положено было в одну из следующих ночей ворваться к нему силой, если можно – увезти, будет сопротивляться – заколоть, а потом созвать вельмож, чтобы отречению его дать законный вид; а императрица, которая бы, казалось, не принимала ни малейшего участия в сем заговоре, отдаляя всякое на себя подозрение, должна была для виду только уступить просьбе народной и принять по добровольным и единодушным восклицаниям права, ни с какой стороны ей не принадлежащие. Таково было основание ее поведения, следствием которого было то, что она, будучи почти невидима в заговоре, действовала всеми его пружинами и даже после очевидных опытов, в которых она по необходимости себя обнаруживала, старалась направлять умы на прежнюю точку зрения.
Император был в деревне за двенадцать миль. Императрица, избегая подозрений, если бы осталась в городе во время его отсутствия, удалилась сама в другую. Срок отъезда императора на войну положен был по его возвращении, а императрица назначила на то же время исполнение своего заговора; но сумасбродная ревность того самого капитана Пассека всё разрушила. Этот неистовый соучастник, неумеренный в своих выражениях, говорил о злоумышлении пред одним солдатом, которого недавно побил. Сей тотчас донес на него в полковую канцелярию, и 8 июля в 9 часов вечера Пассек был арестован, а к императору отправлен тотчас же курьер.
Без предосторожности пьемонтца Одара[96], которая втайне была известна только ему и княгине Дашковой, всё было бы потеряно.
Близ каждого полковника, начальника департамента, министра и т. д. находился шпион, который не упускал его из виду. Поэтому уже в четверть десятого княгиню уведомили, что Пассек арестован. Она послала за графом Паниным и предложила в ту же минуту начать исполнение; предложение такое точно, какое настоящие римляне некогда сделали в подобном заговоре: «Надобно взбунтовать вдруг народ и войско и собрать злоумышленников, неожиданность поразит умы, овладеет большею частью оных; император совсем не приготовлен к отражению сего удара; нечаянное нападение изумляет самых отважных, да и что мог противопоставить им сей Дон Кихот с шайкою развратников? Вещи, невозможные здравому рассуждению, выполняются единственно по отважности. И как сохранить тайну между пораженными ужасом заговорщиками? Верность присяги устоит ли между казнью и наградами? Чего было ожидать? Смерть неминуема, и смерть постыдная. Не лучше ли погибнуть за свободу отечества, умоляя его о помощи, погибнуть от ошибки солдат и народа, если они откажутся помогать, но быть достойным и своих предков, и бессмертия?»
Римский заговорщик не последовал сему совету и умер от руки палача. Русский думал также, что «поспешное открытие испортило бы все дело: если бы и успели взбунтовать весь Петербург, то сие было бы не что иное, как начало междоусобной войны; между тем как у императора в руках военный город, снаряженный флот, три тысячи собственных голштинских солдат и все войска, проходившие для соединения с армией. Ночь тоже никак не благоприятствовала исполнению, ибо в это время они бывают ясны (белые ночи). Императрица в отсутствии и не может приехать прежде утра. Надлежало подумать о следствиях, и не поздно бы было условиться в исполнении оного на другой день». Так думал граф Панин по своей медлительности и лег спать.
Княгиня Дашкова выслушала и ушла. Уже была полночь. Эта восемнадцатилетняя женщина одевается в мужское платье, оставляет дом, идет на мост, где собирались обыкновенно заговорщики. Орлов был уже там со своими братьями. Любопытно видеть, как счастье помогло неусыпности. Узнав об аресте Пассека и времени немедленного возмущения, все оцепенели, и когда радость заняла место прежнего удивления, все согласились на сие с восторгом. Один из сих братьев, отличавшийся от других рубцом на лице от удара, полученного на публичной игре, простой солдат[97], который был бы редкой красоты, если бы не имел столь суровой наружности, и который соединял проворство с силою, отправлен был от княгини с запиской: «Приезжай, государыня, время дорого». Другие ж и княгиня приготовлялись во всю ночь с таким искусством, что к приезду императрицы было всё уже готово, или если бы какое препятствие остановило ее, то никакой безрассудный шаг не открыл бы их тайны. Они даже предполагали, что предприятие может не удастся, и на сей случай приготовили всё к побегу ее в Швецию. Орлов со своим другом зарядили по пистолету и обменялись ими с клятвою не употреблять их ни в какой опасности, но сохранить на случай неудачи, чтобы взаимно поразить друг друга. Княгиня не приготовила себе ничего и думала о казни равнодушно.
Императрица была за восемь миль в Петергофе и под предлогом, что оставляет императору в полное распоряжение весь дом из опасения помешать ему с его двором, жила в особом павильоне, который, находясь на канале, соединенном с рекою, был более удобен для побега в нарочно привязанной под самыми окнами лодке.
Орлов узнал от своего брата самые потаенные изгибы в саду и павильоне. Он разбудил свою государыню и, думая присвоить в пользу своей семьи честь революции, имел дерзкую хитрость утаить записку княгини Дашковой и объявил императрице: «Государыня, не теряйте ни минуты, спешите» – и, не дождавшись ответа, оставил ее, вышел и исчез.
Императрица в неизъяснимом удивлении одевалась и не знала, с чего начать; но тот же самый человек с быстротою молнии проскакал по аллеям парка. «Вот ваша карета!» – сказал он, и императрица, не имея времени одуматься, держась рукою за Екатерину Ивановну, как бы увлеченная, бежала к воротам парка. Она увидела тут карету, которую Орлов отыскал на довольно отдаленной даче, где по старанию княгини Дашковой за два дня пред сим стояла она на всякий случай в готовности, для того ли, что по нетерпению гвардии ожидали действия заговора несколько прежде, или для того, чтобы иметь более средств уберечь императрицу от всякой опасности, содержа подставных лошадей до соседних границ.
Карета отправилась с наемными кучерами, запряженная восьмеркой лошадей, которые в сих странах, будучи татарской породы, бегают с удивительною быстротою.
Екатерина сохраняла такое присутствие духа, что во все время своего пути смеялась со своею горничною какому-то беспорядку в своем одеянии.
Издали усмотрели открытую коляску, которая неслась с удивительною быстротою, и как сия дорога вела к императору, то и смотрели на нее с беспокойством. Но это был Орлов, любовник, который, прискакав навстречу своей любезной и крича «всё готово», пустился обратно вперед с тою же быстротою. Таким образом продолжали путь свой к городу. Орлов один в передней коляске, за ним императрица со своею женщиною, а позади Орлов-солдат с товарищем, который его провожал.
Близ города они встретили Мишеля, француза камердинера, которому императрица оказывала особую милость, храня его тайны и отдавая на воспитание побочных его детей. Он шел к своей должности, с ужасом узнал императрицу между такими проводниками и подумал, что ее везут по приказу императора. Она высунула голову и закричала: «Последуй за мною!» И Мишель с трепещущим сердцем решил, что едет в Сибирь.
Таким-то образом, чтобы деспотически царствовать в обширнейшей в мире империи, прибыла Екатерина в восьмом часу утра, по призыву солдата, с наемными кучерами, руководимая любовником, служанкой и парикмахером.
Надлежало проехать через город, чтобы явиться в казармы, находящиеся с восточной стороны и образующие в этом месте совершенный лагерь. Они приехали прямо к тем двум ротам Измайловского полка, которые уже дали присягу. Солдаты не все выходили из казарм, ибо опасались, чтоб излишнею тревогою не испортить начала. Императрица сошла на дорогу, идущую мимо казарм, и между тем как ее провожатые бежали известить о ее прибытии, она, опираясь на свою горничную, переходила большое пространство, отделяющее казармы от дороги. Ее встретили тридцать человек, выходящих в беспорядке и продолжающих надевать кителя и рубашки. При сем зрелище она удивилась, побледнела, и ужас овладел ею. В ту же минуту, которая представляла ее еще трогательнее, она сказала, что пришла к ним искать своего спасения, что император приказал убить ее с сыном и что убийцы, получив сие повеление, уже отправились. Все единогласно поклялись за нее умереть. Прибежали офицеры, толпа увеличивалась. Она послала за полковым священником и приказала принести распятие. Бледный, трепещущий священник явился с