В общем, рубили его горячим, без охлаждения. И отгружали не по пять тонн, как положено, с учётом того, что автоматический захват сам по себе те же пять тонн весит, а тонн по девять, сколько кран без опасности обрушения унесёт. Всё равно вязальные машины, которые прямо в приёмных карманах металл проволокой обвязывать должны были, не работали. Сварка не держала: рвалась проволока. Да и высотный склад, говоря по чести, не фурычил. Автоматика, понятно. Прогресс. Ни хрена не пахало. Как у нынешних, с их разводиловом на бабки, по части искусственного интеллекта, нанотехнологий и суперджета. Выбили из начальства бабло, освоили, красавцы. А как оно пашет, сколько это стоит и зачем оно такое, косое и кривое нужно, вопрос.
Ну, снимали со стана металл цепями. 180 кг цепь, два пуда кольцо, крюк на коротком дублёре той цепи, нормально. Главное, то кольцо своим личным персональным крючком из упругого металла, с ручкой толстенькой, как раз под вачику, приспособленной, зацепить, по профнастилу металлическому под пачкой протащить, с ходу, с налёту, чтобы всю цепь не вытягивать, надрываясь, с наскоку, на выдохе его на крюк надеть, потом второе так же, и развести цепи пошире, на всю ширину рук, чтоб не перекосило, как кран кверху металл рванёт. И чтоб большие пальцы варежки цепью не зажало. Оторвёт их к чёртовой матери, вместе с содержимым.
Потом пачку многотонную на весы, которые рядом, из балок сварили. Вешаешь, бежишь в будку, говоришь вес. Девочки-учётчицы его в книгу амбарную записывают, где марка, номер плавки и прочие данные партии, бабушка Настя Дейнека, калибровщица, на пару металлических бирок-пластинок, заранее, с маркой и номером плавки подготовленные, вес набивает, чеканит, девочки картонку с весом и номером заказа пишут – и на проволоку, которой к тому времени пачка уже вручную, в трёх местах обвязана, те бирки вешают. А картонку – на хвост пачке, чтобы видна была. Для отгрузки. И в штабель. Проволоку для обвязки заранее готовят, мягкую, отожжёную, чтоб гнулась и вязать её было легко. Не дай Б-г, пружинить будет. На концы пачки двойные кольца, посередине одинарное. Набрасываешь, как ковбой лассо. До сих пор руки движения помнят. Как цеплять, как вязать, как закручивать…
Если пара сколов есть, на месте их режешь газовым резаком. Если их много – успел металл остыть, без завязки, на сортировочный стеллаж, солидолом смазанный, чтобы окалина процесс не тормозила. Он под горячим металлом шипит, воняет… Но ведро в уголке у ограждения стоит и квач из тряпки на толстой проволочной ручке в нём ждёт – лучшие друзья сортировщика. Отсортировываешь брак, на станок его краном перетаскиваешь, обрезаешь, обратно в карман стеллажа к пачке добрасываешь, взвешиваешь по новой и вяжешь. А потом уже в штабель.
Он, по идее, и по норме должен быть не выше двух с половиной метров, чтоб с пола крючком доставать. Да куда там… Места мало. Четыре метра норма, а на техническом этаже, куда состав пригоняют, увозить и до шести. А шарикоподшипник, он же «шарик», напомним, горячий. Бумажка на нём сгорает, полыхая, в момент. Доска обугливается. Подошва у ботинка, толстенная, кожаная, плавится. Стоишь, как фигурист ездишь, ноги варятся… Их от ожогов только портянки спасали. Из байковых пелёнок зимних – самые лучшие. Толстые, и пот хорошо впитывают. Не дай Б-г в носках синтетических! Только на хлопок вертеть надо, или, на худой конец, на босу ногу.
Так что штабель грузишь снизу, поленницей. Четыре пачки, крест-накрест. На них, если металл горячий, кладёшь доски и встаёшь на них. Снизу жар пышет, но из ворот воздух мало-помалу идёт, а если зима, то мороз, и снег метёт. Новые пачки по одной принимаешь, доску перекладываешь и на ней балансируешь. И так до конца. Потом слезаешь, за соседний штабель придерживаясь, где металл уже остыл. Помесь чёрта с обезьяной.
С непривычки страшно, а так что такого? Ко всему человек привыкает. Плохо только, когда в ночную смену крановщица по пути к тебе отрубается. Едет, скорость не снижает… Орёшь ей, не слышит, значит, отключилась. Молодые девчонки и бабы любовь крутят, у кого-то уже дети, семья… Если без груза, главное – от цепей увернуться. Шарахнет по каске – сбросит. Внутрь полетишь, зажаришься. Наружу – переломаешь всё, или на торчащий конец напорешься, они отовсюду торчат. Ну, а если с грузом…
Тут одно спасение: как пачка подлетит, на неё прыгать и, вцепившись в цепи руками и ноги поджав, лететь над цехом вместе с металлом, орать. Или крючком по кабине с размаху шваркнуть в момент прыжка, с пожеланиями… Главное, чтобы в момент, когда кран в соседний врежется, или в стенку, и затормозит, цепи не перекосило. А то пачка вниз полетит и тебя за собой потянуть может. Ну, и тем, кто внизу, когда цепи плохо растянуты и металл падает, кисло. Подарок с неба: пять тонн минимум. Штанги как копья летят, втыкаются… Под рольганг укатываться надо, под железнодорожную платформу, под тележку отгрузочную, которая между цехами бегает, или под машину, если рядом стоит. Тогда уцелеешь…
Б-г миловал, проносило. Один только раз со спины кран заезжал, стоял на платформе, готовился пачку зацепить, со склада присланную, на правильную машину бросить, крановщица задремала, цепями по каске шандарахнула. Две цепи, 360 кило. Улетел кубарем. С тех пор мениска нет на левом колене. Легко отделался.
В общем, не носил на заводе ни кольца, ни часов. Лишнее это. Опять же: какие часы в заводском районе? Мало ли что. Мешают они в драке. А уж после завода дарили всякие. И командирские, с дарственными надписями. Особенно почему-то у Шаймиева дареные, когда туда Гусинский с РЕКовским начальством и израильским послом, Алисой Шенхар, запомнились. И в Штатах. Где две пары были замечательные. Одну Милтон Гралла, замечательный мужик, уже тогда пожилой, филантроп, журналист и издатель в 90-м вручил, к 40-летию Израиля специально изготовленную, со знаками Зодиака, под двенадцать колен народа израилева подобранных, вместо цифр. Долго их носил.
Другую Миша Гальперин, бывший одессит и большой еврейский чиновник из Нью-Йорка, уже в 2000-х, когда автор сам Российским еврейским конгрессом командовал в качестве его третьего президента. С поездом, бегающим по циферблату, и при нажатии на кнопку взрёвывающим, как положено настоящему паровозу, в металлической коллекционной коробочке. Чего только народ для развлечения не придумывает. Мужики – чисто дети, в любом возрасте.
Последние часы себе в 2001-м в Нью-Йорке купил. Дорогие были, гады, но красивые. Президент РЕКа, положено. Визит Буша в Москву намечался, встреча с ним была назначена, нехорошо было из числа приглашённых по стилю выбиваться. Три этажа магазина на Манхэттене, недалеко от Центрального парка обошёл, пока наконец одни не понравились. Спокойные, форма необычная, спрямлённым бочонком, ремешок из аллигаторовой кожи, приятного колера, циферблат правильный, механические и с ручным подзаводом, что особенно ценно. Немецкие, номерные, «Гласхютте Ориджинал». Фирма старинная, редкая. Таких моделей больше не выпускают.
До сих пор в торжественных случаях носить приятно, хотя ремешок уже раза три менял, да и чинить пришлось. Треснул по столу кулаком, уходя из РЕКа, они через месяц и остановились: пружина какая-то треснула и в итоге лопнула. Надо было по зубам преемнику, нынешнему президенту конгресса, съездить за всё, что он там наколбасил, да сдержал себя. До сих пор жалко… Год стояли, пока в Москве эту марку не начали на ремонт принимать. Интересно, после коронавируса и всех кризисов, уцелела ли эта часовая лавка?
Новый год настал… Еврейский, 5782 год. Как третья звезда на небо вышла, так праздновать его и можно, согласно религиозной еврейской традиции, которая у большинства евреев мира превратилась просто в традицию. На столе у соблюдающего каноны еврея в этот вечер должны быть непременные яблоки, мёд (ломтики яблок в меду – самое правильное дело), фаршированная рыба, она же гефилте фиш – лучше всего карп и лучше с головой (Рош а-Шана дословно переводится, как «голова года»), сладкая морковная запеканка – цимес и, разумеется, круглая сдобная витая хала с изюмом (простая, с жёлтой, словно лакированной корочкой, или сплошь осыпанная светлыми зёрнышками кунжута или колючим чёрным маком, всё равно). Ну и, понятное дело, вино. Куда же без него за еврейским праздничным столом?
Возможны варианты. Восточные евреи, к примеру, готовят рыбу целиком, хотя и без большого количества острых специй (главное пожелание на еврейский Новый год, чтобы он был «добрым и сладким», так что специи в еду кладут умеренно, а вот сладостей не жалеют), баранину с луком и сухофруктами (в том числе, голову барашка), а также финики. На столе приветствуется гранат, поскольку по традиции число зёрнышек в нём соответствует числу религиозных заповедей – «мицвот»: 613. Впрочем, кто считал? Еврейская традиция тем и хороша, что позволяет не заморачиваться с пересчётом зерён в конкретном гранате, доверяя авторитету мудрецов древности. Сказали 613, значит 613, не больше и не меньше. Им, предкам, лучше знать было…
На столе не должно быть ничего горького, кислого и солёного. Для этого в жизни есть другие дни. А так – под хорошее настроение, да с добрыми словами, которые, опять же, по традиции сопровождают каждое блюдо… Кстати, в этот вечер даже блюда из овощей должны быть только те, которые у евреев ассоциируются с чем-то сладким. Чему, к примеру, помимо моркови соответствует та же свекла – она тоже сладковатая и с изюмом или черносливом идёт великолепно. В общем, понятно. Как говорили когда-то на идише, сплошной «цимес мит компот». Что такое компот, переводить на русский не нужно – компот и в Сибири, и на Урале, и в Магадане и есть компот… Ну и, в канун еврейского Нового года должен звучать шофар: козий рожок. Очень пронзительно. Очень громко, переливами. Мёртвых разбудит. А уж когда их, рожков, как в Израиле, звучит вокруг много…
Начинается новый годовой цикл. Сколько их уже прошло – понятно, все сосчитаны. Новый цикл чтения Торы начинают в синагогах. По главе в неделю, каждую субботу, год за годом, век за веком, тысячи лет подряд. Есть в этом что-то от вечности. По крайней мере, у евреев, а заодно и у всех, кто с ними в