Давно это было, в 70–80-х. Прожил Дик с нами с 1973-го, когда его, месячным щеночком нашёл на улице брат, гулявший с компанией институтских друзей, и принёс домой «на три дня, пока девочки с хозяйкой квартиры, которую они снимают, не договорятся», до 1990-го. В августе его нашли, в августе, через 17 лет он и умер. Зуля прожила меньше – 13 лет. Где похоронен Дик, никто не знает: забрали его с собой ветврачи, которых мама вызвала. Зулю кремировали, и урна с её прахом лежит под большим обломком серецитовой жёлто-серой скалы со слюдяными блёстками, в нашем саду, между большой грушей и яблоневыми деревьями, рядом с дорожкой, окаймлённой низкорослой японской айвой. И, главное, оба раза не был дома: в 1990-м уехал на месяц в Англию, на курсы профессора Боба Спайро в Лондонском университете, в 2013-м полетел в Казахстан, к местному высшему начальству, которое тогда часто звало на консультации… Жалко до слёз.
Дику ни в какую погоду не было холодно – снег он обожал, особенно свежевыпавший, любил зарываться в него мордой по самые глаза и таранить сугробы, как бульдозер. Гулять мог бесконечно и дома, если на улице было грязно, сразу шёл в ванную, становясь по команде «мыться-купаться» на бортик, чтобы его подсадили, вымыли лапы и брюхо под душем, а потом промокнули и высушили, для чего были предназначены специальные старые полотенца. Фенов тогда ни у кого не было. Если же пёс просто вымокал под дождём, ему в подъезде, перед лифтом, и на этаже, не доходя до входной двери, надо было сказать «ф-р-р-р» и он старательно отряхивался (дома его потом вытирали теми же полотенцами). Зуля терпеть не могла гулять по улице, брезговала природой без ковров и паркета. В хорошую погоду её выносили подальше от подъезда, ставили на траву, и она шла домой, как по компасу, иногда останавливаясь, чтобы сделать свои дела. Но это в хорошую!
Когда шёл дождь, такие номера не проскакивали. Псица позволяла разве что поставить себя на травку, в прямой видимости от двери в подъезд, посматривая с укоризной, по-быстрому оправлялась и летела домой, непременно вставая у двери на задние лапки, опёршись на стальную подъездную дверь и оглядываясь на отставшего хозяина с недоумением: чего он ждёт? К лифту она, смешно подскакивая на ступеньках, подлетала мигом и, поднявшись на этаж, шла к квартире, не задерживаясь ни на минуту. Впрочем, зимой она позволяла себе покататься пару минут на свежевыпавшем снегу, но только если он был белоснежным. Никакой грязи, никаких проталин. А поскольку росточком она не вышла, весь пузик потом был в снежных комьях, налипших на длиннейшую шёлковую палевую шерсть. Никаких комбинезонов она не признавала, стояла в них скрючившись и не двигалась, увы и ах – хоть тресни.
А поскольку характер у этой крохотульки с очаровательной мордочкой был железный – дворцовый и никаких компромиссов она, как и положено древней императорской китайской породе, не признавала, жена связала ей тёплую шерстяную жилетку фиолетового цвета на трёх пуговицах, удлинённую со спинки, как своеобразный фрак. Ну, жилетку эту она так и быть согласилась носить… Г-споди, какие же они с Диком были разные! Тот и с собаками, и с кошками общался безо всяких комплексов. Зуля их всех с детства недолюбливала после того, как на неё, ещё щенка, набросилась дура-эрдельтерьерша со второго этажа. Дик ни под каким предлогом на кровати, диваны и кресла не ложился. Зуля обожала туда заскакивать – дети приучили, дрессируя и приманивая кусочками сыра, который она обожала, когда как-то с женой в отпуск уехали. Дик ел то же, что и мы, иногда добавляя к этому мороженое филе трески. Зулю кормили с рук, специальным лечебным кормом…
Ну, все собаки разные и каждая из них – личность. Глупые люди их не любят, боятся или даже брезгают держать зверьё дома. Автор такого не понимал, не понимает и понимать не готов ни под каким соусом. Дома у него всегда кто-нибудь жил, хотя он ни разу не Джеральд Даррелл, не братья Запашные и не Эрнест Сетон-Томпсон. Но бояться и не любить живности?! Жили в детстве рыбки – теперь у внучек они тоже живут. Жили у детей хомячки – кусючий джунгарик и пушистый хомяк-тедди. Причём невероятно долго, лет по пять. Их и витаминами подкармливали, и операцию джунгарику сделали, которая стоила раз в десять дороже, чем если бы нового купили, удалив ему опухоль… Жила маленькая черепашка, Джина. Коты не жили – аллергия была на них дикая, зато у брата их была тьма. В России – рыжий Кнопка, а в Израиле ещё и собака, а после того как они умерли, три кота дома, два на участке и ещё десятка полтора уличных брат с мамой подкармливали…
Впрочем, сейчас у автора кот на участке в Берендеевке живёт. Умнейший дворовый Мурчик, кот с характером и интеллектом собаки, боец и охотник, который умудряется не только рыбачить в пруду, подцепляя лапой водящихся там карасей, а также ловить мышей и лесных крыс, но как-то придушил молодую куницу (её было жалко, но нечего на кота нападать), прогнал с соседского участка при поддержке приятеля-кота лису (к счастью, тоже молодую, а то кто его знает, как бы у них всё вышло) и, судя по шрамам, которые вечно из леса, куда в лучшие годы уходил мышковать дня на два-три, притаскивал, дрался там много с кем ещё. Завёл его себе лет 10 назад котолюбивый до крайности дворник-таджик, но он уехал, а Мурчик остался, приучив к себе хозяев. Благо его и внуки любят, и дети, и зять-кошатник. И даже с померанским шпицем дочки, пушистой тявкучей и прыгучей красоткой Джерри-Ли они нашли общий язык. Так и живём всю жизнь со зверьём под боком…
Братья Стругацкие… Кто не в курсе – это были такие фантасты. Сначала советские, потом немножко российские, по крайней мере ленинградец, Борис Натанович, который умер в 2012-м, в Санкт-Петербурге. Аркадию Натановичу, москвичу, повезло больше. Или меньше? Его не стало в 1991-м – он не дожил ни до распада Союза, ни до всего, что было потом. Как они писали! Какие герои родились в их головах – двух великих писателей, которые жили обычной жизнью советских людей, один астроном, второй переводчик с японского и английского. Или с английского и японского… Впрочем, какая разница? Их книги были написаны до того живым, человеческим языком… Да что «были»? Они и сейчас написаны этим же самым языком, потому их до сих пор и читают.
Настоящая литература не устаревает, сколько бы десятков лет или столетий ни прошло с момента, когда она была создана. Гомер и Шекспир, Пушкин и Стивенсон, Киплинг и Акутагава Рюнноскэ и сотни других гениев пера тому весомое доказательство. Как и Стругацкие, которые писали не просто фантастику – они создавали КНИГИ. До сих пор о смысле многого из того, что написано и описано в их произведениях, спорят до хрипоты. Ну – потому это и великая литература, которая не терпит чёрного и белого, в ней всегда масса полутонов, чем она умным людям и интересна. Дуракам – нет. Дурак хочет ясно и чётко понимать, где добро, а где зло. Его бесит сложность жизни и дико раздражают противоречивые фигуры. Ему простота нужна как воздух, чтобы голова не болела из-за попыток объять необъятное.
Быкова у Стругацких из «Страны багровых туч» он ещё понять может. Ивана Жилина из «Хищных вещей века» – более или менее. Горбовский и Юрковский ему подозрительны – тем более непонятно, кто они всё-таки по национальности: поляки или евреи, а это для дурака важно. Что до Руматы Эсторского из «Трудно быть богом», Саула из «Попытки к бегству» или Рэдрика Шухарта из «Пикника на обочине», тут вообще туман во облацех. А, скажем, Максим Каммерер или, того хуже, Рудольф Сикорски – Странник из «Обитаемого острова» и «Жука в муравейнике»?! Вроде – наши люди, из самого что ни на есть галактического КГБ, а имена отчего такие странные? И какого дьявола они действуют так, как действуют, да ещё и все те ошибки совершают, которые совершают? Казалось бы, по должности не должны?!
И это ещё сравнительно «простая» фантастика! А «Улитка на склоне» и «Град обречённый», не говоря уже про «Гадких лебедей» и чёртову тучу всего остального, что намертво не укладывается в прямолинейные схемы, начерченные как будто по образу и подобию железнодорожной шпалы, так что от книг, выстроенных по этим схемам, если в них внюхаться, не бумагой и типографской краской, а креозотом или серой несёт? Вот за эту самую неоднозначность и многомерность братьев Стругацких начальство не любило, подозревало во многом и прилично гнобило. А уж завидовали им как! Да и сейчас их многие из пишущей и начальствующей братии терпеть не могут – и правильно делают. Не должно ворью, самодурам, мелким диктаторам и всем их подхалимам таланты любить. Никак не положено.
Впрочем, автор ни разу не литературовед, не литературный критик и не биограф писателей – спаси его от этой участи Г-сподь. Хотя среди его близких знакомых из прошлой жизни такие люди есть, и один из них – Лёня Ашкинази, большая умница, настоящий учёный и замечательный чудак немало времени как раз творчеству братьев в своё время и уделил. Давно развела с ним жизнь, и где он живёт сейчас, автору неизвестно, но пускай и у него, и у всего его семейства всё будет так хорошо, как только возможно. Очень был светлый человек. Наивный как ребёнок и упрямый как осёл, что с евреями часто бывает, но не сволочившийся ни при каких обстоятельствах и порядочный до чрезвычайности, что бывает не так часто – и не только с евреями. Одно удовольствие его коммуналку на московских бульварах неподалёку от Арбата вспоминать…
Но вернёмся к братьям Стругацким, коль скоро в голову автора, забитую политикой внешней и политикой внутренней, военными материями и прочей мрачной до предела эсхатологической хренью втемяшилась такая причуда, немного на его любимую фантастику отвлечься. Благо именно с них страсть к этому литературному жанру у него и началась. Причём едва ли не с самого для такого рода пристрастия крутого и правильного произведения – «Трудно быть богом», которому, как и вообще всему творчеству братьев, дико не везло и не везёт с экранизациями. Уж какие только мэтры за их книги брались, какие на это бюджеты только ни выделялись, какие артисты там только не играли и сколько времени эти картины не снимали, от Тарковского и Германа до младшего Бондарчука, а в итоге всё равно получалась полнейшая фигня разной степени чепуховости. Жаль!