Я набрала Свете, объяснила, что эксклюзива не вышло.
— Кать, а что она сказала-то? — спросила редактор.
— Очень сильно возмущалась, что мы ославили ее на всю страну и написали, что она плохая мать, — ответила я.
— Катя, ты правда думаешь, что любящая мать, у которой убили детей, станет думать о статье в газете? Может, соседи нам и не врали, — сказала Света.
И тут меня покоробило еще раз. Ведь правда: весь наш короткий разговор сводился к тому, как Галина себя жалеет. Чувство вины меня покинуло, и я отправилась в редакцию.
Меня не оставляла мысль, что я так и не докопалась до сути, почему Егоров совершил убийство. Ведь детей он любил, а месть ради машины казалась слабой версией. У Галины была старенькая «одиннадцатая». Такая на рынке стоила не более 100 тысяч рублей. Даже если учесть бедственное положение семьи, эта сумма все равно не такая значимая. Да и не мог Владислав претендовать на имущество неофициальной супруги.
Я решила позвонить психологу из университета, где училась. У Радия Фратовича, так его звали, был большой опыт работы с сотрудниками милиции и следствия. Вкратце я обрисовала ему всю картину и рассказала то, что знаю.
— Катя, я думаю, он хотел убить себя, — ответил он. — Как бы странно это ни звучало для твоих ушей. В психологии есть термин «аутоагрессия». Это когда человек недоволен собой, злится, ненавидит себя. Отсюда тяга к алкоголю и агрессия на близких. Вот этот Егоров. Посмотри на него. Денег нет, в милиции платят копейки, семьи нет. С работы выгнали. Жизнь с женщиной не складывается. Она наверняка была недовольна, что он сидит на ее шее. А тут еще выгоняют и отнимают самое дорогое — детей, к которым он привык и полюбил. Вся агрессия изнутри выходит наружу и превращает его в зверя.
— Но говорили, что он добрый, детей обожал, — удивилась я.
— Ну, смотри, он долго проработал в органах — это тоже о многом говорит, — сказал психолог. — Часто работники милиции, следствия — эгоцентрики, которые очень много думают о себе, своей роли в обществе и репутации. Резкие люди, с радикальным темпераментом. Работа в органах пробуждает в них манию величия. Ты сама обронила фразу об уверенности Егорова, что дети, кроме него, никому не нужны. У эгоцентрика с манией величия возникает ощущение, будто он может вершить судьбы. Возможно, он и решил, что дети не должны жить.
— То есть он психически нездоров? Невменяем? — спросила я.
— Не могу знать. Это эксперты решат. Посмотрим, как дальше будут развиваться события, — ответил он.
После беседы с психологом материал наконец приобрел смысл. В нем появилось самое главное — возможный мотив. Я выдохнула и как на крыльях помчалась в редакцию. Материал превратился в чистейший эксклюзив. У меня оказалась самая полная информация по делу об убийстве девочек.
Уже после публикаций следователи отчитались, что Владислав Егоров пойман, арестован и признал вину. Некоторое время новостей не было. Следствие затянулось на год. Сыщики быстро собрали все доказательства, а вот экспертиза длилась несколько месяцев. Психиатры никак не могли определиться, вменяем Егоров или нет.
Сначала следственный комитет отчитался, что убийца девочек ментально здоров и осознавал, что делает. Расследование близилось к концу, и дело должно было быть передано в суд. Я ждала процесс и даже внесла его в план на ближайший месяц. В очередной раз я позвонила Вадиму Сергеевичу, чтобы узнать, когда будет готово обвинительное заключение.
— Врачи признали Егорова невменяемым. Теперь суд будет решать, на какой срок его отправить в психдиспансер, — ответил он по телефону.
— Как так? Ведь вы еще три месяца назад говорили, что он вменяем! — В моем голосе звучали ноты негодования и возмущения.
— Провели повторную экспертизу. Она дала такой результат, — отрезал начальник следствия.
Суд проходил в закрытом режиме. Прессу не пускали.
Владислава отправили в лечебницу до полного выздоровления. Я думала, он проведет там вечность, но ошибалась.
В душе у меня были противоречивые чувства. Не знаю почему, но было ощущение, что на моих глазах вершится какая-то несправедливость. Владислав Егоров, как и Михаил Тавардин, ушел от реального тюремного заключения. Хотя за убийство двух детей бывшему милиционеру светил пожизненный срок. Однако эксперты решили иначе и признали его невменяемым.
Психиатрическая лечебница для убийцы — шанс выйти на свободу. Разумеется, когда врачи будут уверены в полном излечении. Но никто не дает гарантий, что преступник не возьмется за старое. В истории достаточно примеров, когда случалось именно так. Взять хотя бы советского маньяка и каннибала Николая Джумагалиева, весь жизненный путь которого — череда из каникул в лечебнице и жестоких убийств.
После истории с девочками у меня впервые закралась мысль поменять сферу деятельности. Я больше не хотела быть криминальным репортером, испытывая полнейшее разочарование во всей правоохранительной системе.
Сыграло свою роль и то, что с каждым днем все сильнее закручивались гайки и сложнее было раздобыть хоть какую-то информацию. В МВД и в следственный комитет сверху спустили приказ: отныне рядовым сотрудникам запрещалось общаться с прессой. Все комментарии должны согласовываться с пресс-службой. Это буквально связывало мне руки, ведь официальные источники всегда давали мизерное количество отфильтрованной информации.
Материалы стали даваться все тяжелее. Я решила уволиться. В редакции мое решение восприняли спокойно. Вскоре я нашла новую работу корреспондентом службы новостей в местный информационный портал. Тогда мне думалось, что я больше никогда не захочу быть криминальным журналистом. Но поскольку в книге есть еще несколько глав, очевидно, что я ошибалась.
Прошло десять лет. Работа журналистом сменилась блогерством. Мой блог быстро быстро обрел популярность. Я делилась многочисленными историями из своей богатой криминальной практики. Не обошла я стороной и убийство двух девочек в Тольятти.
Спустя полгода после того, как вышел материал, мне написала женщина. Она сказала, что хорошо знала Егорова и дружила с его бывшей супругой Ариной.
«Катерина, Владислав вышел. Вот живет, радуется жизни», — написала она.
В подтверждение своих слов читательница выслала фото. На нем я тут же узнала Влада. Высокий лоб, голубые глаза, широкое лицо. Это совершенно точно он. Тот милый и любящий отчим, который задушил на пустыре своих падчериц и теперь разгуливает на свободе.
Его бывшая жена, Арина, умерла. После этого Егоров вместе с сыном уехал жить в Алтайский край. Купил машину и даже устроился на работу.
Узнала я и о судьбе Галины. После смерти девочек она встретила другого мужчину и родила сына. Ребенка воспитывает одна. Работает на заводе. По словам знакомых, все так же топит печаль в бутылке.
8. Исчезнувшие
Как я написала выше, после увольнения из «Комсомольской правды» я быстро нашла новое место работы. Меня пригласили стать корреспондентом в одной известной сети городских информационных порталов. Сайт 63.ru, где я начала трудиться, имел деловую направленность. Жареные факты и шокирующие материалы мы не публиковали.
На новом месте я гораздо реже писала криминальные расследования. В первое время была рада — казалось, эта тематика меня морально истощает. Я вела передачу, интервьюировала спикеров на разные темы: от спорта до политики. Однако через некоторое время все-таки решила вернуться к теме преступности и периодически брала такие задания.
Утром я перебирала сводки полиции[6] и наткнулась на сообщение о пропаже двух девушек. Выпускницы школы ушли из дома три дня назад и до сих пор не вернулись.
«23 июля 2013 года девушки встретились на пересечении улиц Пензенская и Владимирская. Далее о местонахождении ничего не известно. Полиция активно занимается поиском пропавших несовершеннолетних гражданок».
Давалось подробное описание примет девушек и их фотографии. Со снимка на меня смотрели две симпатичные, юные школьницы. Я внимательно прочитала описание.
«Разыскивается Кравцова Олеся Ивановна, 1996 года рождения. Приметы: на вид 16 лет, рост 160–170 см, худощавого телосложения, лицо смуглое, глаза большие, зеленого цвета, волосы темно-русые, прямые. Была одета в ярко-розовые шорты, темно-серую олимпийку и белые босоножки с яркими золотыми бляшками. При себе имела белую сумку на металлической цепочке.
Разыскивается Волкова Анна Сергеевна, 1996 года. Приметы: на вид 16 лет, рост 160–170 см, худощавого телосложения, лицо смуглое, пирсинг с правой стороны носа, волосы светло-русые прямые до спины. Была одета в джинсовые шорты с ремнем и пряжкой, белую майку с Микки-Маусом, босоножки розово-белые.
Гражданам, обладающим какой-то информацией, просьба позвонить по телефону 02 или 112».
Я знала, что школьники часто попадают в сводки полиции. Подростковый бунт ставит на уши не только родителей, но и полицию, и СМИ, и волонтеров. Такое было не раз и не два. Но тут, как и в случае с сестрами Сураевыми, я сразу почувствовала: это не тот случай. Криминальное чутье давало о себе знать.
— Максим, давай напишем о пропаже двух девочек, — предложила я начальнику. — Их все ищут: полиция, спасатели, волонтеры «Лиза Алерт».
— Думаешь, стоит? — скептически отреагировал он. — Сейчас идет музыкальный фестиваль. Наверняка туда подались.
— Я все же покопаюсь в этой истории, — ответила я. — Думаю, тут все не так просто. Конечно, было бы классно, если они на фестивале и все хорошо. Но не уверена.
— Хочешь — напиши. Без проблем.
В группе «Лиза Алерт» я нашла телефон руководителя поисково-спасательного отряда и решила позвонить. Мне ответил мужчина, судя по голосу, достаточно молодой. Я представилась и объяснила цель своего звонка.
— Игорь, здравствуйте, — начала я. — Подскажите, как продвигается поиск пропавших девушек?