У автомата очередь, наконец, девчонки протискиваются в будку.
Видно, как они долго говорят с Валерой.
Затем трубку беру я.
Малой благодарит и шутит:
– Никто не обещал, что будет легко.
Ну вот, моя миссия закончена, он прилетит на той неделе – девочки остаются в лагере «Эркнер» ждать и надеется.
Ухожу пройтись по территории и осмотреться.
Вижу автобус, на нём надпись «Шпандау».
– Западный Берлин?
– Туда-то мне и надо…
Кругом родная речь, народ грузит чемоданы, и явно хочет покинуть негостеприимный Восточный Берлин.
Пытаюсь втулиться в этот транспорт, но нужна бумажка-направление для переселения в западную часть города.
– Где её взять?
Все молчат, как партизаны…
Рядом семейная пара из Киева, они на машине.
И им явно неуютно в лагере «Эркнер».
– Надо ехать следом за автобусом и там добыть эту неведомую бумажку-направление.
Едем очень долго, почти два часа. Шпандау – это другой конец Берлина.
Автобус останавливается около небольшой группы зданий, вокруг очень аккуратно и чистенько.
Это общежитие для еврейских эмигрантов, но какая огромная разница с мрачным «Эркнером».
Кусты подстрижены, птички поют. Видим, как народ спокойно выгружается, выстраивается очередь на заселение.
Ждём в машине напротив, а когда всех расселяют, проходим внутрь и спрашиваем:
– Как нам попасть в это чудесное общежитие?
Очень приятная женщина на плохом русском объясняет:
– Направление на заселение может выписать только лично директор сети этих общежитий или полиция в Восточном Берлине.
– Это огромная сеть, и у неё заключён договор с полицией о расселении и приёме еврейских беженцев.
– Что же делать?
– Ехать в Восточный Берлин, где вам вчера давали направления в «Эркнер», и просить переписать направление на общежитие «Шпандау».
Садимся в машину и проделываем долгий путь в другой конец города.
Только зря проездили, никто никаких новых направлений нам давать не собирается.
– Будете жить в «Эркнере» – говорит полицейский.
Как отрезал.
– Неужели нет никаких шансов?
– Есть.
– Директор сети общежитий может помочь вам, если вы его когда-нибудь увидите.
– Ха-ха-ха…
Полицейский доволен шуткой и смеётся от всей своей полицейской души.
Нам с киевлянами не до смеха, мы решили вернуться в Шпандау.
Надо было узнать адрес этого директора.
Уже темень, вечер, едем назад. Начальница общежития сообщает нам приятную новость:
– Директор лично приехал к нам, чтобы посмотреть, как заселяются вновь прибывшие эмигранты.
– Как сказать по-немецки направление? – спрашиваю я у начальницы.
– Убервайзунг.
Это слово я запомнил на всю жизнь.
Директор и его подчинённые закрылись в кабинете, и весело отмечают проверку заселения новых людей в новое общежитие Шпандау.
Вежливо стучу в дверь:
– Уделите мне несколько минут, пожалуйста!
Тётя, уже навеселе, говорит:
Надо подождать.
Жду час, два…
Веселье за дверью продолжается, опять стучу.
Уже другая тётя сообщает мне:
– Директор очень занят и никого принять не может.
– Убервайзунг, – говорю я, как заклинание.
Бочком-бочком просачиваюсь в кабинет, как зимняя позёмка под половик.
Директор оказался молодым парнем, который пил и закусывал в компании худых и весёлых тёток.
– Убервайзунг, – скулю снова и сую ему прямо под нос, заранее заготовленный чистый бланк, который любезно дала начальница общежития.
Юноша удивлённо машет рукой.
– Где же я это подпишу, все столы заняты едой и бутылками!
– Приходите завтра…
– Как всё это знакомо!
– Убервайзунг, – дую ему в ухо.
Он не выдерживает, и садиться прямо на пол.
Достаёт из кармана золотой «Дюпон» и подписывает мне и киевлянам «Убервайзунг» в общежитие Шпандау.
Также бочком выползаю из кабинета, слышно, как там продолжается веселье.
На счастье, начальница ещё у себя. Она не веселится с директором, на столе полно бумаг – идёт работа.
Протягиваю ей «Убервайзунг».
– Да?
– Ну, вы даёте! – она явно удивлена таким поворотом событий…
– Приезжайте завтра утром.
– Я подготовлю вам комнаты, – уже доброжелательно говорит фрау Мюллер.
Только сейчас мы наконец-то познакомились и узнали её настоящее имя.
– Очень приятно, спасибо вам за всё!
– Это директору спасибо – повезло вам, что он был в хорошем настроении.
Фрау Мюллер кладёт «Убервайзунг» на стол и придавливает большим дыроколом.
Дырокол чёрного цвета, в башке всё тоже темно.
Возвращаемся в «Эркнер», собираем вещи.
Наутро делаем эсэсовке ручкой, я прощаюсь с девчонками. Девочки виснут у меня на шее и плачут.
Но мыслями я уже в Шпандау.
Киевлянин заводит «Жигули» и мы едем в Западный Берлин.
За новой жизнью, за новым счастьем.
Степан Стецько
На улице большая очередь. Это те, кто прибыл сегодня, ребятам повезло – их сразу расселили в Шпандау.
В руках заветные «Убервайзунги».
Рядом со мной оказывается приветливый паренёк, чуть младше меня.
Разговорились, он тоже прибыл из Израиля. Зовут его Степан Стецько, бывший харьковчанин.
Вспоминаем вместе все нелегкие перипетии израильского жития-бытия.
Так я познакомился со своим будущим другом и компаньоном, судьба свела нас на долгие годы.
Но тогда мы об этом ещё не знали.
Незаметно подходит очередь, и фрау Мюллер направляет меня в комнату на шесть человек.
Степан получает комнату на двоих, через три дня к нему должна приехать жена.
Рассказываю Стецько про Западную группу войск, про торговлю – всё, о чём говорил мне Март.
Он тоже знает про это и предлагает работать вместе.
– Но я не умею водить машину!
– Не беда, зато я умею, – улыбается Стецько…
Он поменял доллары в Израиле и у того же старого Ицека.
Сумма получается небольшая, но хватает, чтобы приобрести старенький автобус «Фольксваген».
А вот купить товар, на продажу военным, денег совсем не остаётся.
Стецько щиро улыбается и говорит:
– Тут уже полгода, как живут мои знакомые по Израилю.
– Они люди не бедные, открыли небольшой магазинчик и дают товар на комиссию таким, как мы с тобой.
Едем знакомиться уже на нашем «Фольксвагене».
Небольшой магазинчик в Восточном Берлине. Нас встречает солидный дядя, это старый знакомый Степана, ещё по Харькову.
Рядом с ним его семья и все родственники. Сын, зять – «лицо кавказской национальности».
Степана встречают, как доброго знакомого.
Они торгуют с июня месяца, тогда военным первый раз выдали зарплату в западногерманских марках.
Дела идут хорошо, помимо магазина, ещё три автобуса, на которых они ездят торговать в гарнизоны.
На прилавках полно товара.
Видеокамеры и видеомагнитофоны.
Аудиотехника, шубы, джинсы, косметика, газовые баллоны и газовые пистолеты, компьютерные игры – чего там только нет.
Солидного дядю все за глаза называют Сухарь.
Сухарь предлагает:
– Берите товара на полный автобус! – и всё записывает на бумажку.
– Второй экземпляр этой бумажки мне! – Сухарь недовольно смотрит на Степана.
– Кого ты привёл?
– Ведь это же бухгалтер… – шутит он.
Глаза колючие и умные.
– Предлагаю работать на «общак», – уже добрее говорит Сухарь.
Стецько заранее предупредил:
– Нам последует предложение работать на «общак», но принимать его категорически не следует.
– Сухарь мягко стелет, да жёстко спать.
Видно было, что пути их по Харькову пересекались.
Немудрено. У Сухаря было несколько «цехов» по пошиву джинсов и ширпотреба.
Когда пришла кооперация, он сильно развернулся.
Стецько же был мастером спорта по боксу. В свои неполные тридцать лет он выиграл несколько крупных турниров.
В эпоху кооперации и рэкета ушёл крутить «напёрстки».
Это было лучше и доходнее, чем бокс. Так что с Сухарём они неплохо знали друг друга.
Ушлый Стецько говорит:
– Большая часть денег в автобусе его.
Хотя это было не так, там всё было поровну.
– Поэтому работать на «общак» мы никак не можем, а вот работать «на комиссию» – с удовольствием.
– Ну, дело ваше…
Загружаемся товаром под завязку и уезжаем.
Предварительно на атласе автомобильных дорог Германии нам отмечают название городов и деревень, возле которых расположены гарнизоны Западной группы войск.
«Лесники»
На другой день в четыре утра выезжаем в сторону Лейпцига. Искать гарнизоны было не просто, особенно первый раз. Никаких тебе указателей и табличек.
Только характерные признаки – бетонная дорога, лес или лесополоса, серые и грязные хрущёвские четырёхэтажки – там жили офицеры.
Казармы были за заборами, а забор из-за леса не видать.
Вот поэтому всех русскоговорящих эмигрантов, которые продавали товар в гарнизонах, и называли – «лесники».
Сам товар тоже имел условную градацию.
Видеоаппаратура и аудиотехника назывались – «видео-шмидео» или «видики-шмидики».
Куртки и плащи из кожи-«можи».
Норковые и прочие волчьи шубы-«мубы».
Мелкий сыпучий товар назывался одним словом – «шняга».
Понятие было очень растяжимое – под «шнягой» имелись в виду и косметика, и газовые баллончики, патроны для газовых пистолетов, часы «Ориент», часы электронные «Семь мелодий» и многое другое.
Спортивные костюмы «Монтана» и «Адидас», кроссовки, джинсовые рубашки и куртки, джинсы, спортивные сумки – всё это называлось одним словом – «спортивка».
Отдельной и очень бомбовой позицией проходили турецкие свитера «Бойз» и «С орлом».
Качество всего этого товара было настолько хуёвое, что вся эта «шняга» и «шмидео» могло порваться, сломаться, просто развалиться в руках в любую минуту или секунду.
Хотя на телевизоры, видеокамеры и видеомагнитофоны мы давали гарантию – поскольку нам её давал продавец.