Тормасов, увидя из-за лесу казаков, думал, что весь корпус за оными следует, [почему] решился, не дождавшись, атаковать неприятеля в превосходных силах и пошел вдоль буерака искать места для удобнейшего перехода через оный. Неприятель тоже пошел по другой стороне оврага. Как скоро можно было перейти оный, Тормасов атаковал Костюшку; начало обещало успех; кавалерия неприятельская не могла выдержать действия нашей артиллерии и отступила за пехоту. Тормасов бросился на оную, но [за] превосходством сил неприятеля и крепкой его позиции Тормасов совершенно был разбит, потерял все пушки и с малым числом едва сам спасся.
Денисов, видя, что после разбития Тормасова весь его отряд стал уже слабее неприятельского, ретировался к Казимиру. На другой день, то есть 26, прибыл к Денисову полковник Чичерин с 5-ю эскадронами, 2-мя ротами егерей, одним казачьим полком и и 5-ю орудиями; получив сие подкрепление, [Денисов) пошел опять к Скальмирцу.
Как скоро поляки в Варшаве узнали об одержанной победе Костюшкою, и объявлена была его прокламация, то оная была в ту же ночь прибита ко всем домам, и революция вспыхнула.
С давнего времени в варшавском арсенале работали день и ночь, заготовляя снаряды и патроны. Барону Игельстрому не приходило и на мысль узнать, что там делается. Поляки уверили генерала, что войска польские готовы вместе с русскими защищать город от революции; Игельстром слепо им поверил. Польские войска в Варшаве были следующие: 2 батальона коронной гвардии; 2 батальона полка Дзелинского; рота венгерской гвардии; 3 роты канонеров; 2 роты артиллерийских фузилеров; 80 человек минеров и саперов; 3 роты охранной казны; 4 эскадрона конной гвардии; 2 эскадрона народовой кавалерии; 3 эскадрона Королевских улан.
Расположение польских войск, сделанное им генералом Чиховским, по согласию г<енерал>-м<айора> Апраксина, занимавшего должность дежурного генерала, было таково: в арсенале 1 батальон гвардии, 2 роты артиллерийских фузилеров и одна рота канонер; у порохового магазина 1 батальон гвардии, 2 роты канонер, полк королевских улан. Прочие польские войска должны были оставаться в своих казармах. Сие расположение было изменническое, под видом, чтобы сии пункты защищать от черни народной, но настоящая была цель, чтобы удобнее противу нас действовать.
За откомандированием в разные места русских войск, в самом городе было 9 батальонов, 6 эскадронов, 300 казаков и 18 орудий полевой артиллерии, кроме полковых пушек. Расположение войск было таково: кроме караула при главной квартире, две роты расположены на квартирах близ оной; прочие войска поставлены были на квартирах в разных частях города, по одному батальону с 2 орудиями; между ними, небольшими частями, кавалерия, для совокупного сношения и подания помощи одной части войск с другою. Поляки, чтобы узнать сие расположение, неоднократно делали фальшивые тревоги, а по оному взяли свои меры, чтобы прервать сие сцепление. Егерский батальон Клугена поставлен был на месте, называемом «Три кроля», чтобы не пропускать Дзелинского из казарм. Бригада генерал-майора Милашевича расположена близ оного.
Барон Игельстром созвал военный совет [и] требовал мнения: остаться ли в Варшаве или со всеми войсками идти разбить Костюшку и тем при самом начале задушить революцию?
Причины не оставлять Варшаву [были] следующие:
1) Как единственно из варшавского арсенала могут польские войска быть снабжаемы, без чего Костюшка, не имея потребных снарядов, должен вскоре разными русскими и прусскими отрядами быть истреблен. 2) Ежели оставить Варшаву, все польские войска, соединясь, присовокупя к тому вольницу варшавской буйной черни, составят значительный корпус. 3) В Варшаве есть главное место непременного правления, преклонного к нам, которое, как и приверженных к России, подвергнем опасности, предав их в руки неприязненной партии. 4) Король не может остаться без нас в Варшаве, а пожелает ли он выехать с нашими войсками? Ежели он поедет, то какая будет тягость за собою возить и оберегать его?
Совет, вняв сии обстоятельства, решительно положил: остаться в Варшаве.
За несколько дней до 6 апреля, казалось, все успокоилось. Однако ж была молва, что накануне вечером из арсенала в окошки выброшено было для черни до 50 000 патронов.
Шестого, в четыре часа утра небольшой отряд конной польской гвардии выступил из казарм и напал на наш караул, поставленный между сими казармами и железными воротами Саксонского сада. Караул выстрелил два раза из пушек, принужден [был] оставить их и отступить, а польский тот отряд, подрубив у лафетов колеса, возвратился в казармы. После сего вся конная гвардия выступила; часть отправилась к арсеналу, а другая к пороховому магазину. Сею атакою началось неприятельское действие. Вскоре сигнальными пушечными выстрелами из арсенала давали знать: польским войскам быть на назначенных местах, а черни собираться.
Из арсенала выдавали черни ружья и сабли; во всем городе было слышно: «До брони! Ратуйте отчизну!»[169]
Народ занял дома, близ которых расположены были наши войска; из окошек стали по ним стрелять, бросать каменья и все чем ни попало.
Многие офицеры не могли прибыть к своим командам; сношение наших войск [было] прервано; редкие генеральские приказания доходили, к кому посланы. Полк Дзелинского обошел пост батальона Клугена другою улицей и атаковал г<енерал>-м<айор> Милашевича, который при самом начале был ранен. Полковник князь Гагарин был ранен и потом народом убит. Войска наши не скоро собрались на назначенные места, и расстройство сделалось общее. Квартира барона Игельстрома была атакована со всех сторон. Хотя неоднократно возмутители были отражаемы, но число их беспрестанно умножалось. Один только батальон майора Вимпфена прибыл к генералу, да под вечер пробился с батальоном майор Титов. При главной квартире находились: генерал-поручик Апраксин, генерал-майор гр. Н. Зубов, генерал-квартирмейстер Пистер.
В начале сражение происходило на Сенаторской улице и у дома, занимаемого главнокомандующим; по многим атакам и отражениям наши войска заняли дома комиссии. От короля прислан был генерал Бишевский с предложением, что в Варшаве будет усмирено, ежели Игельстром с войском выступит. С ответом генерал послал своего племянника, подполковника Игельстрома, который и поехал вместе с Бишевским, но народ его умертвил. После чего король опять прислал [сказать], что ежели Игельстром желает выступить из Варшавы, то он без оружия может выйти, и назначено ему будет, по каким улицам проходить; на сие предложение не дано было ответа. Весь тот день сражение продолжалось.
На другой день поутру сражение опять возобновилось, но неприятель везде был отражен. После полудня снова начались нападения; беспрепятственно, с небольшою потерей, можно было бы, оставя Варшаву, соединиться со всеми войсками, но Игельстром никак не хотел оставить ни города, ни дома, в котором он жил. Прочие наши войска в разных частях города, не получая никакого приказания, претерпевали поражение. Генерал-майор Новицкий вывел некоторые батальоны в Иерусалимские ворота к парку нашей артиллерии, стоявшей у Воли; многие батальоны сами собою к оной присоединились, оставя генерала в самом критическом положении. Генерал-[майор] артиллерии Тищев был убит. Прусский генерал Волки, начальствующий войсками близ Варшавы, прибыл к оной, имея с собою не более тысячи человек, и расположился у кладбища, по правую сторону порохового магазина.
В ночи на 8-е число сожгли все бумаги, находящиеся в канцеляриях генерала. Лишь толко стало рассветать, поляки начали атаку. Посему [наши] принуждены были, оставя дом генерала, занять двор комиссии. Все окружные улицы наполнены были неприятельской артиллерией, войсками и чернию. Макрановский прислал парламентера и требовал, чтобы генерал, положа оружие, сдался на дискрецию[170]. Оставалось наших войск не более четырехсот человек и при оных четыре полковые пушки. Итак, решили пробиваться.
Майор Батурин, видя еще некоторое в решимости колебание, сказал: «Извольте идти за мной». Пустя две пушки вперед, пошли по улицам: Свентоярской, Сакротинской и Фаворитке к заставе Повонской. Пушки впереди очищали нашим путь, а задние две пушки прикрывали отступление; но на всяком шагу должны были выдерживать сильный пушечный и ружейный огонь, особливо из домов; итак, соединились с прусскими войсками. Отдохнув в деревне Бабич до четырех часов пополудни, отошли в Модзин, к Висле, с милю от Варшавы, где и ночевали. Сабурову, прикрывавшему госпиталь, приказано идти к Новигроду, на устье Наревы, где ему и переправиться. Туда прибыли еще три роты Петербургского полка. Девятого числа наши прибыли в деревню Счерск; там только Игельстром узнал, что с Новицким вышедшие чрез Карчев в Ловичах, Сендомирского воеводства, присоединились к прочим нашим войскам.
Барон Игельстром получил повеление ехать в свои деревни в Лифляндию, а войска поручены в командование генерал-поручику Ивану Астафьевичу Ферзену.
В самый день революции в Варшаве поляки отправили прокламацию Костюшки во всю Польшу и Литву, а равно уведомление о происшедших обстоятельствах.
В Вильне заранее гетман Косаковский предуведомлял г<енерал>-м<айора> Арсеньева, что готовится революция, чтоб он был осторожен и взял свои меры; но тот был в интриге с панею Володковичевою, как к ней, так и ко всем полякам имел слепую доверенность, смеялся со всеми ими о страхе Косаковского, который, наконец, писал к нему, что 5-й и 7-й Литовские полки идут в Вильну и что он насилу мог от них уехать и будет сам с приверженными в Вильну часа через два. Случилось сие вечером, когда у Арсеньева были все мнимые его друзья-поляки. Он показал им записку Косаковского; те уверили его, что то была совершенная ложь, но когда разъехались, Косаковский приехал ночью в Вильно и тотчас послал за Арсеньевым, но было уже поздно. Ударили в набат; поляки бросились на гауптвахту и на сонные квартировавшие наши войска. Полки Нарвский и Псковский большею частью захватили в плен, а сопротивлявшихся умерщвляли без всякой пощады. Самого генерала Арсеньева взяли на чердаке, спрятавшегося за трубу; в числе пленных взят был полковник Языков. Косаковского взяли на квартире, но он защищался храбро до тех пор, пока выстрелил все бывшие с ним заряженные пистолеты, и многих нападавших на него убил и ранил. На другой день его повесили