– Да, правда. Тогда сделай пометку, что об этом следует упомянуть в письме. И пусть не забудут прислать фотографию, как обещали.
Затем она добавила:
– Я могу накрывать на стол?
Вот, собственно, и все.
Первое дело Мегрэ
Глава 1Показания флейтиста
Черная балюстрада делила комнату на две части. Со стороны, предназначенной для посетителей, возле выбеленной известью стены, увешанной объявлениями, стояла одна черная скамья без спинки. С другой стороны виднелись столы, чернильницы, стеллажи с пухлыми регистрационными журналами, тоже черные, так что все в комнате было черно-белым. Но самое главное – на листе железа возвышалась чугунная печка, какие сегодня можно встретить лишь на вокзалах небольших городов, с трубой, которая сначала поднималась к потолку, затем изгибалась, шла через всю комнату и исчезала в стене.
Полицейского с румяным лицом, который расстегнул свой мундир и пытался уснуть, звали Лекёр.
Часы с круглой черной окантовкой показывали двадцать пять минут второго. Время от времени потрескивал единственный включенный газовый рожок. Иногда без видимой причины начинала гудеть печка.
На улице спокойствие ночи временами нарушалось все более редкими взрывами петард, песней какого-нибудь пьяницы или шумом фиакра, проезжающего по мостовой.
За столом слева сидел секретарь комиссариата квартала Сен-Жорж и, как школьник, шевелил губами, склонившись над недавно вышедшей брошюрой «Курс описания примет (словесный портрет) для офицеров и инспекторов полиции».
На внутренней стороне обложки чья-то рука вывела печатными буквами: «Ж. Мегрэ».
Уже в третий раз с начала ночи молодой секретарь комиссариата вставал, чтобы помешать угли в печке. Именно об этой печке он будет с ностальгией вспоминать всю свою жизнь и почти такую же увидит однажды на набережной Орфевр, которую позже, когда в помещениях криминальной полиции установят центральное отопление, окружной полицейский комиссар Мегрэ, начальник специальной бригады, сохранит в своем кабинете.
Дело было 15 апреля 1913 года. Криминальная полиция в ту пору еще называлась сыскной. Утром некий иностранный монарх торжественно прибыл на вокзал Лонгшам, где его встретил президент Республики. Правительственные ландо в сопровождении парижской жандармерии при полном параде прошествовали по авеню дю Буа до Елисейских Полей между двумя рядами людей и знамен.
В Парижской опере устроили пышные торжества, на улицах взрывались фейерверки, толпа веселилась вовсю, и шум народных гуляний только начинал стихать.
Полиция была измучена. Несмотря на принятые меры безопасности, предусмотрительно произведенные аресты и достигнутые договоренности с потенциально опасными лицами, все до самого конца опасались взрыва бомбы какого-нибудь анархиста.
Кроме Мегрэ и агента Лекёра в половине второго ночи в полицейском участке Сен-Жорж на тихой улице Ларошфуко никого не было.
Оба подняли головы, услышав торопливые шаги по тротуару. Дверь распахнулась. Молодой мужчина, запыхавшись, озирался вокруг, ослепленный светом газового рожка.
– Где комиссар? – спросил он прерывающимся голосом.
– Я его секретарь, – ответил Мегрэ, не вставая со стула.
Он еще не знал, что с этой минуты начинается его первое в жизни расследование.
Мужчина был светловолосым, щуплым, с голубыми глазами и лихорадочным румянцем на щеках. Поверх фрака было надето серо-бежевое пальто, в одной руке он держал шляпу-котелок, а другой время от времени ощупывал свой распухший нос.
– На вас напали хулиганы?
– Нет. Я пытался помочь женщине, звавшей на помощь.
– На улице?
– В особняке на улице Шапталь. Мне кажется, вам нужно срочно туда отправиться. Он вытолкал меня за дверь.
– Кто?
– Слуга вроде дворецкого или консьержа.
– Может, расскажете все с самого начала? Что вы делали на улице Шапталь?
– Возвращался с работы. Меня зовут Жюстен Минар. Я работаю вторым флейтистом в оркестре «Концерты Ламурё», но по вечерам играю в ресторане «Клиши». Живу я на улице Энгьен, напротив редакции «Пти Паризьен». Каждую ночь я прохожу через улицу Баллю, затем иду по улице Шапталь.
Как добросовестный секретарь, Мегрэ записывал показания блондина.
– Где-то посередине улицы, которая почти всегда безлюдна, я заметил припаркованный автомобиль «Дион-Бутон» с работающим двигателем. За рулем сидел мужчина, одетый в серую кожаную куртку, а его лицо было почти полностью скрыто за темными очками. Когда я с ним поравнялся, на третьем этаже распахнулось окно.
– Вы запомнили номер дома?
– 17-бис. Это особняк с воротами. Все остальные окна были темными. Свет горел лишь во втором окне слева, в том, которое открылось. Я поднял голову и увидел женщину, которая попыталась выглянуть и крикнула: «На помощь!..»
– И что вы сделали?
– Погодите. Кто-то из находившихся в комнате, должно быть, дернул ее назад. В тот же момент раздался выстрел. Я обернулся к автомобилю, мимо которого только что прошел, и тот резко рванул с места.
– Вы уверены, что услышали не звук мотора, а именно выстрел?
– Да, уверен. Я подошел к двери и позвонил.
– Вы были один?
– Да.
– Вооружены?
– Нет.
– И что вы собирались делать?
– Но…
Вопрос настолько сбил с толку флейтиста, что он растерянно замолчал. Если бы не его светлые усы и несколько волосков на бороде, ему вполне можно было бы дать лет шестнадцать.
– Соседи что-нибудь слышали?
– Судя по всему, нет.
– Вам открыли дверь?
– Не сразу. Я позвонил трижды. Затем принялся стучать ногой в дверь. В конце концов я услышал шаги, кто-то снял цепочку, отодвинул засов. Вход был не освещен, но прямо напротив дома стоит газовый фонарь.
Один час сорок семь минут. Флейтист время от времени с тревогой поглядывал на часы.
– Высокий тип в черном костюме дворецкого спросил, что мне нужно.
– Он был полностью одет?
– Ну да.
– В брюках и при галстуке?
– Да.
– И при этом в доме не было света?
– Кроме комнаты на третьем этаже.
– Что вы ему сказали?
– Не помню. Я хотел пройти.
– Зачем?
– Чтобы посмотреть, что происходит. Он преградил мне путь. Я сказал ему о женщине, звавшей на помощь.
– Его это смутило?
– Он угрюмо смотрел на меня и молча пытался оттеснить к двери.
– Что потом?
– Буркнул, что мне почудилось, что я пьян, что-то еще в этом же роде, а затем из темноты раздался голос, словно говорили с лестничной площадки второго этажа.
– Что именно сказали?
– «Поторопитесь, Луи!»
– А дальше?
– Он принялся толкать меня еще сильнее, а поскольку я сопротивлялся, ударил меня по лицу. Я очутился на тротуаре перед закрытой дверью.
– На третьем этаже все еще горел свет?
– Нет.
– Машина не возвращалась?
– Нет. Может быть, нам уже пора туда пойти?
– Нам? Вы что же, намерены меня сопровождать?
Это было одновременно комично и трогательно: контраст между почти женственной хрупкостью флейтиста и его полным решимости видом.
– Разве не я только что получил по физиономии? Кстати, я подаю жалобу.
– Это ваше право.
– Но нам лучше заняться этим прямо сейчас. Вы не находите?
– Вы назвали мне номер дома?
– 17-бис.
Мегрэ нахмурился, поскольку этот адрес был ему смутно знаком. Он снял с полки один из толстых журналов, полистал его и прочел имя, которое заставило его нахмуриться еще больше.
В этот вечер он был в мундире. Более того, это был его первый мундир. Вышедшая несколько дней назад служебная записка предписывала всему вспомогательному составу полиции по случаю королевского визита быть в форме, потому что каждого из них в любой момент могли вызвать к официальным лицам.
Его серо-бежевое пальто, купленное в магазине готовой одежды, было как две капли воды похоже на пальто Жюстена Минара.
– Идемте! Лекёр, если меня будут спрашивать, скажите, что я скоро буду.
Мегрэ был немного взволнован. Имя, которое он только что прочел в журнале, вселяло в него тревогу.
Ему было двадцать шесть лет, и вот уже пять месяцев он был женат. С тех пор как четыре года назад он поступил на службу в полицию, ему приходилось исполнять самые скромные обязанности, дежуря в общественных местах, на вокзалах, в крупных магазинах, а должность секретаря в комиссариате квартала Сен-Жорж он получил меньше года назад.
Так вот, во всем квартале наибольшим авторитетом пользовалось как раз имя обитателей дома 17-бис по улице Шапталь.
Жандро-Бальтазар. Кофе «Бальтазар». Эти огромные коричневые буквы красовались во всех переходах метро. А по улицам разъезжали фургоны торгового дома «Бальтазар», запряженные четверкой лошадей с роскошной упряжью, и в некотором роде они были частью парижского облика.
Мегрэ тоже пил кофе «Бальтазар». Проходя по авеню Оперы, всякий раз, поравнявшись с оружейной лавкой, он вдыхал приятный запах жареного кофе, выставленного в витрине магазина «Бальтазар».
Ночь была ясной и холодной. На уходящей под уклон улице не было ни души, ни одного фиакра в пределах видимости. Мегрэ в ту пору был почти таким же худым, как и флейтист, так что они напоминали двух подростков, шагающих рядом.
– Надеюсь, вы не пили?
– Я вообще не пью. Мне врач запретил.
– Вы уверены, что видели, как открылось окно?
– Абсолютно уверен.
Впервые за все время Мегрэ действовал самостоятельно. До сих пор он лишь сопровождал своего шефа месье Ле Брета, самого светского комиссара в Париже, при нескольких полицейских облавах, четыре из которых были связаны с судебным констатированием адюльтера.
Улица Шапталь была такой же безлюдной, как и улица Ларошфуко. В особняке Жандро-Бальтазаров, самом красивом здании в квартале, свет нигде не горел.
– Вы говорили, что здесь стоял припаркованный автомобиль?