Никто не заходил в «Старый Кальвадос»; вскоре на винтовой лестнице появилась невероятно полная женщина в красных тапках и молча скрылась на кухне.
«Полицейские, ведущие наблюдение, больше себе не принадлежат: все их действия определяются поступками субъекта, за которым ведется наблюдение».
На втором этаже особняка раздвинулись шторы. Это была комната Ришара Жандро. Часы показывали девять утра. Хозяин «Старого Кальвадоса» медленно передвигался по комнате с тряпкой в руке, и создавалось впечатление, что он намеренно не заговаривает с единственным посетителем.
– Похоже, меня заставляют ждать, – произнес Мегрэ, стараясь выглядеть как можно более непринужденно.
Это был скорее не бар, а ресторан для постоянных клиентов. На столах лежали скатерти в мелкую красную клетку, под цвет занавесок. Запахи еды проникали через дверь в глубине комнаты, и было слышно, как очищенные картофелины плюхаются друг за другом в ведро с водой.
Почему хозяин и его жена не разговаривали друг с другом? С тех пор как женщина спустилась, они оба – а точнее, все трое – словно разыгрывали какую-то странную пантомиму.
Хозяин вытирал стаканы, бутылки, начищал до блеска стойку, потом задумчиво остановился перед несколькими глиняными кувшинами. Выбрав наконец один из них, он молча наполнил два бокала и показал на часы, висевшие на стене рядом с рекламным календарем, сказав при этом:
– Самое время.
Его маленькие глазки следили за реакцией Мегрэ, пока тот пил его кальвадос; затем он прищелкнул языком и снова взял в руку тряпку, которую цеплял к подтяжкам, когда она была ему не нужна.
В половине десятого шофер Жандро надел свой пиджак, после чего послышался шум заведенного мотора. Автомобиль припарковался возле входной двери, несколько минут спустя в него сел Ришар Жандро в сером костюме с гвоздикой в петлице.
Интересно, хозяин ресторана был обычным простаком? Или, напротив, он давно обо всем догадался? Хозяин посмотрел на проезжающий мимо автомобиль, затем на Мегрэ, слегка вздохнул и продолжил свою работу.
Без пятнадцати десять он снова прошел за свою стойку, выбрал другой кувшин, ни слова не говоря, наполнил две рюмки и придвинул одну из них Мегрэ.
Лишь гораздо позже, к исходу дня, Мегрэ поймет, что у хозяина это было нечто вроде ритуала или мании. Каждые полчаса перед ним оказывалась рюмочка кальвадоса, что вполне объясняло красный цвет лица мужчины и его слезящиеся глаза.
– Благодарю вас, но…
Ну и ладно! Отказаться было невозможно. Во взгляде, устремленном на него, была такая непреклонность, что он счел за лучшее проглотить спиртное, которое уже начало на него действовать.
В десять часов Мегрэ спросил:
– У вас есть телефон?
– Наверху, напротив туалета.
Мегрэ поднялся по винтовой лестнице и увидел маленькую комнату, где стояло всего четыре стола с клетчатой скатертью. Потолок был очень низким. Окна начинались прямо от пола.
Магазин «Бальтазар»… Авеню Оперы… Склады… Набережная Вальми… Дирекция… Улица Обер…
Он позвонил на улицу Обер.
– Я хотел бы поговорить с месье Ришаром Жандро.
– Кто его спрашивает?
– Скажите, что это Луи.
Почти сразу же на том конце провода раздался голос Жандро:
– Алло! Луи?
Голос был встревоженным. Мегрэ повесил трубку. В окно он видел дворецкого в полосатом жилете, который вышел на тротуар и безмятежно курил сигарету. Пробыл он там недолго. Должно быть, услышал телефонный звонок.
Похоже, ему звонил обеспокоенный хозяин.
Что ж! Значит, Ришар Жандро находился у себя в конторе, где он, должно быть, проводит большую часть времени. Луи не возвращался, но ворота были по-прежнему открыты.
В окне третьего этажа, где только что раздвинули шторы, показалось совсем юное лицо. Это была Мари, маленькая востроносая служанка с тощей шеей, как у ощипанной птички, и растрепанными волосами, на которых красовался кружевной чепец. На ней было черное платье и передник горничной, какие Мегрэ видел только в театре.
Он не стал слишком долго задерживаться наверху, опасаясь возбудить подозрения хозяина. В зал он спустился как раз вовремя: третью рюмку кальвадоса ему налили с той же непреклонностью, что и прежде. Вместе с рюмкой хозяин подвинул к нему тарелку с ломтиками колбасы и заявил:
– Я из Понфарси!
Он произнес это слово с такой важностью, словно оно несло в себе некий тайный смысл. Может быть, этим объяснялась колбаса в качестве закуски? Или жители Понфарси принимают по рюмочке кальвадоса каждые полчаса? Он добавил:
– Возле Вира!
– Вы позволите мне еще раз позвонить?
Стрелки на часах добрались только до половины одиннадцатого, а Мегрэ уже вполне освоился в этом ресторане и начал чувствовать себя увереннее и даже игривее. Ему казалось забавным это окно от пола до потолка, в которое с улицы можно было увидеть посетителей в таком интересном ракурсе – снизу.
– Алло! Это дом месье Жандро-Бальтазара?
На этот раз ему ответил мрачный голос Луи.
– Я хотел бы поговорить с мадемуазель Жандро.
– Мадемуазель нет дома. Кто ее спрашивает?
Как и в первый раз, Мегрэ повесил трубку и снова спустился в зал на первом этаже, где хозяин с необычайно важным видом, тщательно обдумывая каждое слово, писал на грифельной доске дневное меню.
Теперь в домах было много открытых окон, из некоторых свисали ковры, которые выбивали над пустой улицей.
Пожилая дама в черном платье и сиреневой вуалетке выгуливала маленькую собачку, которая возле каждого порога поднимала лапу, но ничего не делала.
– Я уже думаю, – тихо произнес Мегрэ с натянутой улыбкой, – что мой приятель забыл о нашей встрече.
Поверил ли ему хозяин? Или он догадался, что Мегрэ из полиции?
В одиннадцать часов во дворе особняка Жандро кучер запряг гнедую лошадь в двухместную карету. При этом Мегрэ не видел, чтобы кучер входил во двор с улицы. И в особняке он тоже не спал – следовательно, можно было предположить, что в доме имеется другой вход.
В четверть двенадцатого спустился Фелисьен Жандро-отец в пиджаке, желтых перчатках, бежевой шляпе, с напомаженными усами и тростью в руке. Кучер помог ему подняться в карету, которая направилась в сторону улицы Бланш. Наверняка старик отправлялся на прогулку по Булонскому лесу с намерением пообедать в своем клубе.
«Инспекторам рекомендовано иметь в гардеробе черный фрак, смокинг и жакет…»
И Мегрэ, глядя на себя в зеркало между бутылками, горько усмехнулся. Может, еще и желтые перчатки? Или трость с золотым набалдашником? А также светлые гетры на лакированных ботинках!
Повезло же ему с его первым расследованием! Он мог проникнуть в любую среду: к мелким буржуа, лавочникам, старьевщикам, бродягам. Ему казалось, что с этим проблем бы не было. Но этот особняк с роскошными воротами, более торжественными, чем вход в церковь, с этой мраморной колоннадой и двором, где начищали до блеска лимузин для одного хозяина, а затем запрягали дорогую лошадь для другого!
Кальвадос! Ничего другого ему не оставалось. Он будет держаться до конца. И пробудет в «Старом Кальвадосе» столько, сколько потребуется.
Мегрэ не видел мадам Луи. Возможно, она не ходила за продуктами каждое утро, поскольку в доме был запас провизии? К тому же господа, похоже, завтракали и обедали вне дома.
Жюстену Минару повезло. Сейчас он был за городом. Ему предстояло встретиться с Жермен Бабёф (ее фамилию сказала молочница), которая гостила у своей сестры, скорее всего, в каком-нибудь добропорядочном уютном домике с садом и курами.
«А как же ваша жена?» – «Это не имеет значения».
А мадам Мегрэ решила сегодня устроить в квартире генеральную уборку!
– Думаешь, стоит это делать? – сказал он ей. – Мы же не собираемся здесь задерживаться! Обязательно найдем жилье в более приятном квартале.
Он даже не догадывался, что через тридцать лет они будут жить в той же самой квартире на бульваре Ришар-Ленуар, расширив ее за счет соседней.
В половине двенадцатого в «Старом Кальвадосе» наконец появились первые посетители: художники в белых блузах, по всей видимости, завсегдатаи, поскольку один из них по-свойски поздоровался с хозяином:
– Привет, Помель!
Они заказали аперитив, который выпили, стоя у бара и изучая меню, после чего сели за столик у окна.
В полдень были заняты уже все столики, и мадам Помель время от времени выплывала из кухни с тарелками в руках, пока ее муж разносил напитки, спускаясь в погреб, поднимаясь из него на первый этаж и шагая с первого этажа на верхний. Большинство посетителей были рабочими с соседних строек; среди них также оказались два извозчика, фиакры которых стояли возле ресторана.
Мегрэ охотно позвонил бы месье Ле Брету, чтобы попросить у него совета. Он слишком много съел, слишком много выпил. Его охватило оцепенение, и будь он в Уазе на месте флейтиста, наверняка устроил бы себе сиесту где-нибудь на траве под деревом, прикрыв лицо газетой.
Он начал сомневаться в себе и даже в своей профессии, которая временами казалась ему ненужной. Разве это достойная работа для мужчины – весь день болтаться в бистро и следить за домом, в котором ничего не происходит? У всех присутствовавших в ресторане было определенное занятие. Люди сновали по Парижу как муравьи, но они, по крайней мере, знали, куда идут!
Никто, к примеру, не обязан был пить каждые полчаса рюмку кальвадоса с типом, взгляд которого становился все более мутным, а улыбка вызывала все большее беспокойство.
Помель насмехался над ним – теперь Мегрэ был в этом уверен. А что он мог сделать в ответ? Пойти и встать на тротуаре, на самом солнцепеке, чтобы его было видно из всех окон улицы?
В памяти всплыли неприятные воспоминания об одном глупом происшествии, из-за которого он чуть было не оставил службу в полиции. Случилось это почти два года назад. Он тогда дежурил в общественных местах и специализировался на карманниках в метро.
«Кепка, шарф, поношенный пиджак представляют собой…»