– Что вы намереваетесь делать?
Но комиссар уже двинулся дальше. Неуклюже встав посреди холла, он был похож на туриста в исторической церкви, который без помощи священника пытается угадать, что же здесь можно посмотреть.
Лучи солнца озарили холл «Маджестика».
В девять часов утра здесь почти никого не было. Несколько клиентов завтракали за отдельными столиками, читая газеты.
В конце концов Мегрэ уселся в плетеное кресло возле фонтана, который по каким-то причинам сегодня не работал. Золотые рыбки в керамическом бассейне неподвижно застыли в воде, лишь открывая и закрывая рот.
Это напомнило комиссару открытый рот Торранса. Эта картина настолько его взволновала, что он долго еще ерзал в кресле, пока не нашел удобную позу.
Изредка мимо него проходили служащие отеля. Мегрэ следил за ними взглядом, зная, что в любое мгновение может прозвучать выстрел.
Игра достигла кульминации.
То, что Мегрэ установил личность Оппенгейма, то есть Петерса Латыша, еще ничего не значило, и комиссар не очень рисковал.
Латыш практически не скрывался, вел себя вызывающе, уверенный, что у полиции на него ничего нет.
Доказательством тому были следовавшие друг за другом телеграммы, сообщавшие о его перемещении из Кракова в Бремен, из Бремена в Амстердам, из Амстердама в Брюссель и Париж.
Но был еще труп в «Северной звезде»! И самое главное: Мегрэ обнаружил неожиданную связь между Латышом и Мортимер-Левингстоном.
Вот это открытие и было ключевым!
Петерс был бандитом и не скрывал этого, всем своим видом заявляя международной полиции: «Попробуйте поймать меня с поличным!»
Но Мортимера все считали порядочным человеком!
Всего два человека могли выявить эту связь.
И тем же вечером Торранса убили! А Мегрэ получил пулю на улице Фонтен!
Третий персонаж, танцор Жозе Латури, который, скорее всего, ничего не знал, но мог послужить поводом для нового расследования, был устранен.
И тогда Мортимер и Латыш, уверенные в успехе этой тройной расправы, вернулись на свои места. Сейчас они были наверху, в своих роскошных апартаментах, отдавали по телефону распоряжения обслуживающему персоналу, принимали ванну, завтракали, одевались.
Мегрэ ждал их в полном одиночестве, чувствуя себя не очень комфортно в этом плетеном кресле: часть груди онемела, а правая рука почти не двигалась из-за непрекращающейся ноющей боли.
В его власти было их арестовать. Но он знал, что это ничего не даст. В крайнем случае можно будет собрать свидетельские показания против Петерса Латыша, известного также под именем Федора Юровича, Освальда Оппенгейма и наверняка имеющего множество других имен, включая Олафа Сваана.
Но что он может предъявить Мортимер-Левингстону, американскому миллионеру? Уже через час после его ареста посольство Соединенных Штатов направит ноту протеста. Французские банки, финансовые и промышленные компании, акциями которых он владел, поднимут на ноги всех политических деятелей.
Где доказательства? Где улики? То, что он исчез на несколько часов вместе с Латышом?
То, что он ужинал в «Пиквике», а его жена танцевала с Жозе Латури?
То, что инспектор полиции видел, как он заходил в третьесортный отель с вывеской «У Сицилийского короля»?
Все это разнесут в пух и прах! Парижской полиции придется приносить извинения и даже принимать меры, чтобы удовлетворить американское посольство: например, отправить в отставку Мегрэ, во всяком случае для видимости.
А Торранс был мертв!
Должно быть, его провезли на носилках через этот самый холл, при первых проблесках зари. Если только управляющий не добился выноса тела через служебный вход, опасаясь напугать какого-нибудь раннего клиента.
Такое было вполне возможно. Узкие коридоры, винтовые лестницы, где носилки бьются о перила…
Зазвонил телефон за стойкой из красного дерева. Началась суета. Торопливые распоряжения.
К Мегрэ подошел управляющий.
– Миссис Мортимер-Левингстон уезжает. Только что позвонили сверху, чтобы забрали ее багаж. Машина уже пришла.
Мегрэ слабо улыбнулся.
– Каким поездом? – спросил он.
– Она летит на самолете в Берлин из аэропорта Бурже…
Не успел он закончить, как в холле появилась американка в сером дорожном пальто, с сумочкой из крокодиловой кожи. Она шла очень быстро, но уже перед вращающейся дверью не выдержала и обернулась.
Чтобы она хорошо его видела, Мегрэ с трудом встал с кресла. Он готов был поклясться, что она кусала губы, поспешно выходя из отеля, и нервно жестикулировала, отдавая распоряжения шоферу.
Управляющего куда-то позвали. Комиссар остался стоять один возле фонтана, который внезапно начал работать. Должно быть, его включали в определенное время.
На часах было десять утра.
Он еще раз усмехнулся про себя и тяжело, но осторожно опустился в кресло, поскольку при малейшем движении его рана, напоминавшая о себе все чаще и острее, причиняла боль.
– Слабых игроков удаляют с поля…
Потому что это было именно так! После Жозе Латури, которого посчитали слабаком и вывели из игры, нанеся три ножевых ранения в грудь, настала очередь миссис Мортимер, которая тоже была чересчур впечатлительной. Ее отправляли в Берлин. С ней еще милосердно обошлись!
Оставались сильнейшие: Петерс Латыш, одевавшийся бесконечно долго, Мортимер-Левингстон, который вряд ли утратил свой аристократический лоск, и Пепито Моретто, наемный убийца.
Все они, связанные невидимыми нитями, готовились к удару.
Враг был здесь, среди них, в центре постепенно оживающего холла, неподвижно сидящий в плетеном кресле, вытянув ноги и ощущая на лице брызги от фонтана, издающего приятное журчание.
Кабина лифта бесшумно остановилась.
Первым появился Петерс Латыш, одетый в шикарный костюм цвета корицы, с сигарой «Генри Клей» в зубах.
Он чувствовал себя как дома. Он платил за этот комфорт. С непринужденным видом, уверенный в себе, он побродил по холлу, время от времени останавливаясь и заглядывая в витрины, которые крупные торговые дома выставляют в фешенебельных отелях; прикурил от протянутой посыльным спички, посмотрел на табло с последним валютным курсом и остановился в трех метрах от Мегрэ возле фонтана. Поглядев на золотых рыбок, которые казались искусственными, стряхнул пепел с сигары в бассейн и направился в сторону библиотеки.
Глава 11Суматошный день
Бегло просмотрев несколько газет, Петерс Латыш задержал внимание на старом номере эстонского «Ревалер Боте», видимо оставленном кем-то из клиентов.
Около одиннадцати часов он снова закурил сигару, пересек холл и отправил посыльного за своей шляпой.
Благодаря солнцу, освещавшему половину Елисейских Полей, на улице было достаточно тепло.
Латыш вышел без пальто, в серой фетровой шляпе и медленным шагом дошел до площади Этуаль с видом человека, который просто решил прогуляться.
Мегрэ следовал за ним на коротком расстоянии, даже не стараясь быть незаметным. Повязка сковывала движения, поэтому ему наслаждаться прогулкой было сложно.
На углу улицы Берри комиссар услышал в нескольких шагах от себя тихий свист, однако не придал этому значения. Свист повторился. Тогда он обернулся и увидел инспектора Дюфура, который, отчаянно жестикулируя, пытался дать понять своему шефу, что у него есть важная информация.
Инспектор стоял на улице Берри и делал вид, что рассматривает витрину аптеки, так что со стороны казалось, что его жесты адресованы женской восковой голове, одна щека которой была основательно покрыта экземой.
– Иди сюда! Давай! Быстрее.
Дюфур был одновременно расстроен и возмущен. Он битый час бродил вокруг «Маджестика», применяя самые изощренные уловки для конспирации, а комиссар одним махом выдал его с головой!
– Что случилось?
– Еврейка…
– Вышла из отеля?
– Она здесь. И поскольку вы заставили меня подойти, теперь она нас видит.
Мегрэ огляделся по сторонам.
– Где она?
– В «Селекте». Сидит внутри. Смотрите-ка, занавеска шевелится…
– Продолжай наблюдение.
– Мне уже не прятаться?
– Можешь даже выпить аперитива за соседним столиком, если хочешь.
Потому что на той стадии, которой достигла борьба, играть в прятки было бессмысленно. Мегрэ продолжил свой путь, обнаружив Латыша в двухстах метрах впереди: тот даже не воспользовался заминкой, чтобы сбежать из-под наблюдения.
Да и зачем ему было это делать? Партия разыгрывалась по новым правилам. Теперь противники видели друг друга. Почти все карты были биты.
Петерс дважды прошелся от площади Этуаль до Круглой площади, и теперь Мегрэ изучил его внешность вплоть до мельчайших деталей, окончательно разобравшись в его характере.
Это был худощавый подвижный мужчина, по сути, более утонченный, чем Мортимер, но из другой породы аристократов, выходцев из Северной Европы.
Комиссар уже имел дело с несколькими подобными типажами, и все они были интеллектуалами. Те из них, с кем он общался в Латинском квартале во время своей так и не оконченной учебы на медицинском факультете, были непонятны его практичному уму.
Он хорошо помнил одного из них, худого светловолосого поляка, начавшего лысеть уже в двадцать два года, мать которого у себя на родине работала уборщицей, а сам он в течение семи лет ходил на лекции в Сорбонну в ботинках на босу ногу, съедая в день всего по одному яйцу и куску хлеба.
Он не мог позволить себе купить готовые конспекты, поэтому ему приходилось заниматься в публичных библиотеках.
Он не интересовался ни Парижем, ни женщинами, ни французским характером. По окончании учебы ему предложили место на крупной кафедре в Варшаве. Пять лет спустя Мегрэ увидел его в Париже в составе делегации иностранных ученых: все с тем же чопорным, холодным видом он обедал в Елисейском дворце[26].
Комиссар знавал и многих других. Они были из разных социальных слоев. Но почти все удивляли количеством и разнообразием вещей, которые они хотели познать и которые в итоге познавали.