Давно это было…
Давно это было…
Раньше часто люди ходили в походы. Нет, сейчас тоже ходят, но уже не так массово. Я успел застать, пожалуй, окончание походной эры, когда непременно нужно было иметь удобный рюкзак, походные ботинки, КЛМН (кружку, ложку, миску, нож). А если была палатка, то её счастливый обладатель был обречён на отсутствие выходных.
Все походные тяготы с лихвой компенсировались вечерним костром, ароматный чаем из котелка и песнями под гитару. Гитара. Я всю жизнь мечтал выучиться игре на гитаре. Однажды родители даже подарили мне гитару и самоучитель игры на ней. Казалось, вот она мечта, прямо рукой подать. Но гитара оказалась семиструнной, самоучитель для шестиструнной, да и все друзья владели техникой игры на шестиструнной подруге всех походников. Так мечта осталась в далёкой и беззаботной юности.
А рюкзак, мой верный спутник, прописан теперь на даче. От него всё так же пахнет костром и романтикой.
Давно это было…
Давно это было…
Ускорение, перестройка и демократизация, нацепив на себя семимильные сапоги, шагали по стране. Крепнущие умы старшеклассников нашей самой лучшей школы не оставались в стороне. Школа бурлила, как вода в кипящем чайнике, обсуждая события в стране, ожидая перемен и вдыхая, как нам тогда казалось, воздух свободы, такой же неминуемой, как последний звонок.
В те годы довелось мне быть секретарём комсомольской организации школы. И вот, вступив в должность, я первым делом, по совету моего друга-одноклассника, соседа по парте на уроках английского языка, Серёги, учредил школьную газету «Гласница». Сам Серёжка стал в новом печатном издании редактором.
Первый номер газеты вышел, как говорится на одном дыхании. Вступительная статья вашего покорного слуги, обзорные заметки главного редактора и его заместителя. О персональных компьютерах тогда и мечтать не приходилось, и поэтому средством печати и размножения выступали печатающие машинки, которые стояли на письменных столах под чехлами. Дефицитом была и сама бумага, и ролики с окрашенной летной, по которой били специальные «собачки» печатающих машинок с буквами и знаками препинаниями. Такая машинка была у главного редактора первого печатного издания лучшей школы. Копирка и бумага была выделена моим дедушкой. Ночь накануне выдалась беспокойной. А утром мне казалось, что краска не высохла на бумаге, и наша газета пахла типографией.
Мы успели выпустить восемь выпусков. А потом закончилось детство звонком первоклассницы на плече моего одноклассника. Все выпуски сохранились у меня. Время от времени я достаю их, перелистываю, вспоминаю, улыбаюсь. Ведь всегда интересно оглянуться назад да и увидеть ныне известных авторов некоторых статей.
Давно это было…
Давно это было…
В солнечный майский полдень нам, десятиклассникам Экспериментальной средней школы № 91 при Академии педагогических наук, велено было собраться на пятом этаже в актовом зале. Не сказать, что я как-то сильно волновался, ведь казалось, что мало что изменится и все, кто был рядом все эти десять лет, никуда не денутся из моей жизни. Мы будем также близки и дороги друг другу, а этот ритуал с колокольчиком – всего лишь очередная черта, которую неминуемо нужно подвести. Стрелочки на брюках, отутюженный пиджак, белая рубашка и специально купленный галстук с вечера красовались на вешалке и ждали своего часа.
Актовый зал был уже разогрет лучами еще жадного до тепла майского солнца. Открытые окна, весенний ветер-танцор со старыми партнершами – отяжелевшими от времени шторами, маленькая девочка с белыми бантами больше головы на плече одноклассника, колокольчик, улыбки, вовсе не сквозь слёзы. Ожидание неминуемой свободы впереди. Да нет, не только свободы, а какого-то неминуемого счастья. Такого, от чувства которого просыпаешься с утра с улыбкой. Просыпаешься от увиденного цветного «райского» сна с этим, ни с чем несравнимым чувством. Звонок колокольчика звенел в ушах, наполняя сознание нехитрой мелодией, в которой было одно лишь слово – сво-бо-да! Заканчивалась безмятежность и начиналась ответственность. Она врывалась в распахнутые окна, поднимая вихрем непослушные волосы, будоража всё внутри. Учителя, говорившие такие тёплые слова о каждом из нас, не скрывали слёз. Цветы наполняли пьянящим ароматом актовый зал, придавая всему происходившему еще большую торжественность. Одноклассники, с которыми, сбивая носы начищенных ботинок, казалось только вчера гоняли в школьном дворе мяч, в одночасье возмужали. Девочки, ставшие не одноклассницами, которых дёргали за косички, выказывая своё внимание, вмиг превратились в прекрасных девушек, приоткрыв мне дверцу в мир любви и восхищения. Всё это бесконечным вихрем кружилось вокруг меня и, казалось, временами я терял ощущение действительности. Всё мелькало и плыло перед глазами. И только когда мы собрались перед школой для общей фотографии, я понял – всё закончилось и уже никогда не будет так, как было. Будет новое, не менее интересное, потому что это новое и неизведанное. Потом уже я торопил время, порой перескакивая через ступеньки. Спотыкался и оступался, но всё равно бежал, никогда не опускаясь ниже той основы, которую мне дала школа. Ниже той условной черты, которая была подведена тем далёким майским московским днём звоном колокольчика последнего звонка…
Давно это было…
Давно это было…
Однажды на одной ностальгической выставке, мода на которые нынче очень популярна, я увидел предел своего детского мечтания – луноход. Чудо советской игрушечной промышленности стоило в своё время рублей 25, и мне не покупали её никак. Для папы куда важнее был велосипед, а для дедушки элементы игрушечной железной дороги. Предел мечтания стоял на верхней полке отдела игрушек магазина «Детский мир» и мне до него было как «до Луны». И вот однажды я пришёл в гости к своему другу-однокласснику, который жил в доме напротив. И там я увидел её. Выносить во двор это чудо игрушечной техники ему запрещали, и доступ к мечте был только у него дома. Три большие круглые батарейки были источником энергии, а большие прорезиненные колёса с лёгкостью переезжали через кубики, остатки дошкольного детства. Нас так и подмывало тайком вынести её на улицу и с ветерком пролететь по огромной дворовой луже, а потом под неминуемо восторженные взгляды ребят, пересекая двор, исчерченный разрезанными кругами для мега популярной игры «ножечки», медленно идти за луноходом, легонько подталкивая его ногой, когда возникало непреодолимое препятствие.
Мы неумолимо росли, и вот уже шахматы завладели нашими умами, да и мечта стала уже другая – не на батарейках, а на двух прекрасных ножках и с чарующими светло-русыми волосами. Вот и школа позади. И, чтобы купить бутылку шипучего напитка и, придя на свидание с веткой сирени, окончательно покорить ту, о которой грезил, решили мы продать этот луноход на толкучке у того самого магазина «Детский мир». Завершая, как нам тогда казалось, жизненный цикл под названием – детство. Времена были неспокойные. Магазины пусты, а улицы города превратились в один сплошной рынок. Рынок разделялся, как отделы в магазине. У магазина «Галантерея» торговали расчёсками, бигуди и мылом. У магазина «Женская одежда» – колготками, трусами и лифчиками. У магазина «Охота и рыбалка» – грузилами, крючками и удочками. И только водкой, и кассетами для видеомагнитофонов торговали везде. Мы расположились в ряду «электрической игрушки», но зоркие стражи порядка чуть не уволокли нас в участок, лишив меня дополнительного блеска при встрече, а позже и самой чаровницы.
Но во всём нужно искать хорошее – стал бы мой друг-одноклассник тем, кем он стал спустя несколько лет, если бы… Но это совсем другая история.
Давно это было…
Давно это было…
Детское увлечение моделированием самолётов настолько захватило меня в свои объятия, что всё свободное время я только и тратил на оттачивание мастерства склеивания пластмассовых моделей. Сами по себе модели разделялись на отечественные и импортные. Импортные из восточной Германии отличались чистотой отливки, качеством материала и декалей (это такие специальные переводные картинки). Отечественные модели производились, как мне кажется, по остаточному признаку – остаётся от солдатиков и кукл пластмасса, так давайте сделаем модель самолёта. Но качество литья и материала не имело значения, если руки росли из нужного места, а в руках были дефицитные (это слово можно было бы не писать, потому что всё, кроме спичек было дефицитным) надфили (это такие маленькие, но совсем не игрушечные напильнички). Бывали и модели, которые выпускали в рамках производственных программ продуктов широкого потребления (ширпотреба) закрытые предприятия военно-промышленного комплекса нашей страны. Качество у них было лучше, и можно было легко определить, где произведена та или иная модель. И практически у всех отечественных моделей отсутствовало название самолёта, чью модель предлагалось собрать, ведь многие модели представляли страны капиталистического лагеря, и те самые переводные картинки, которыми были укомплектованы восточногерманские модели. Нужно отметить, что в классе я был не один в своём увлечении и мы создали даже некоторое подобие биржи по обмену моделями и красками. Модели привозились из разных уголков страны, а краски покупались у ассирийцев в маленьких будочках «Чистка обуви», которые были разбросаны по всей Москве. У меня был свой «поставщик» из будки, которая стояла у магазина «Ткани» у Никитских ворот. Пожилой вечно небритый или быстро обрастающий ассириец за 40 копеек продавал мне краску, разлитую в одном из гаражей столицы в баночки от «зелёнки». Масштабы хобби набирали обороты как турбина сверхзвукового самолёта. Под кальку были сведены все новейшие иностранные военные самолёты, которые публиковались в «Военном вестнике», который выписывал сосед сверху дядя Серёжа, полковник ГРУ. Полки были заставлены моделями, а в мечтах я неизменно сидел за штурвалом самолёта, летя над облаками навстречу восходу. А в наушниках у меня пел Юрий Антонов: «Только в полётах живут самолёты».