Если сыщется человек одного с тобой сердца, как утешительно вести с ним бесконечные беседы и тешить душу разговором — пустячным и важным. Если же такого собеседника не находится — приходится только поддакивать. Тогда уж лучше одному остаться… Ты настроился поговорить по-человечески, ты хочешь, чтобы тебя выслушали, но вдруг твоему собеседнику покажется что-то не так и он скажет со злобой и вызовом: нет, я с тобой не согласен, поскольку на самом деле всё обстоит так-то и так-то. Ты хочешь найти в беседе отдохновение, но если приходится иметь дело с человеком, который на тебя хоть чуть-чуть не похож, лучше говорить о сущих пустяках. И тогда ты думаешь с печалью, насколько далёк этот человек от того, что называют сердечным другом.
Устроиться под светильником, раскрыть достойную книгу, подружиться с людьми прошлых времён, которых ты никогда не видел… Есть ли ещё иная такая услада?
Достойные книги — это «Изборник изящных словес», стихи Бо Цзюйи, речения Лао Цзы, сочинения Чжуан Цзы. Среди давних сочинений учёных людей из нашей страны тоже немало достойных.
Все поименованные Канэёси сочинения и авторы — китайского происхождения. «Изборник изящных словес» («Вэньсюань») — антология древнекитайской поэзии и прозы, составлена в VI веке.
Японские стихи тоже полны очарования. Даже человек подлый, даже лесоруб покажутся достойными внимания, если воспеть их в стихах. Если сказать «на ложе почивающего вепря», то и сам страшный зверь покажется добрее.
В стихах недавних времён можно встретить и удачную строчку, но, в отличие от старых поэтов, здесь по какой-то причине за словами не скрывается очарование. Ки-но Цураюки писал:
Дорога — вовсе
Не тонкая нить,
Но прощаемся
Мы — порвалась
Всё равно.
Это стихотворение считается в «Изборнике старых и новых японских песен» одним из самых плохих, но сомнительно мне, чтобы кто-то из нынешних поэтов сумел бы сложить так. Среди прежних стихов вообще много таких, где слова и весь строй песни пребывают в согласии. Так что непонятно мне, чем стихотворение Цураюки снискало дурную славу. Вот ведь и в «Повести о принце Гэндзи» это стихотворение приводится в почти неизменном виде.
В «Новом изборнике старых и новых японских песен» есть такое стихотворение:
Пришла зима,
Осыпались листья
С деревьев в горах.
Одинокие сосны
На горных вершинах.
Это стихотворение тоже считают посредственным. Сложено оно и впрямь несколько неудачно. Однако из дневника Минамото Иэнага мы знаем, что на поэтическом турнире именно это стихотворение признали превосходным, а впоследствии оно весьма тронуло сердце самого государя…
Некоторые утверждают, что только Путь Стиха остаётся неизменным со времён древности. Напрасно. Те же самые слова и выражения, что употребляются поэтами древности и нынешними, означают для них совсем другое. Стихи старых поэтов просты и безыскусны, от них исходит чистота, в них есть глубина. Язык священных стихов из «Сокровенного сборника песен, от которых облетает пыль с крыш» тоже зачаровывает. Непонятно, как людям прежних времён удавалось придавать словам такую внушительность.
В этом пассаже перечисляются авторитетные поэтические антологии «Кокин вакасю» («Изборник старых и новых японских песен», 905), «Синкокин вакасю» («Новый изборник старых и новых японских песен», 1205), «Рёдзин хисё» («Сокровенный сборник песен, от которых облетает пыль с крыш», XII в.), а также «Гэндзи моногатари» («Повесть о принце Гэндзи») — знаменитый роман Мурасаки Сикибу, написан в начале XI века.
Когда отправляешься в путь — неважно куда! — глаза открываются шире. Бродишь там и сям по горам и деревням, что видишь впервые. Улучив минуту, пишешь в столицу письмо. «Выберите время, сделайте то-то и то-то». В этом что-то есть.
Находясь в местах новых, примечаешь многое. Вещи, что прихватил с собой, кажутся лучше, чем они есть. Повстречаешь человека, сведущего в искусствах, или же человека красивого, и они тоже покажутся тебе привлекательнее против обычного.
А ещё хорошо затвориться в храме или святилище — там, где ты никому не известен.
Мне нравятся песни и танцы во славу богов. Среди инструментов особенно хороши флейта и свирель. Всегда хочется услышать лютню и японскую цитру.
Когда затворяешься в горном храме и служишь Будде, тоска не одолевает тебя, сердце твоё очищается.
Хорошо, когда человек скромен, не стремится к роскоши, не имеет богатств, не желает мирского. Со времён древних редкий мудрец был богачом. В Китае жил когда-то человек по имени Сюй Ю. Он не владел ничем. Увидев, как Сюй Ю пьёт воду из горсти, некий человек подарил ему бутыль из тыквы. Однажды Сюй Ю повесил бутыль на дерево, и она запела под ветром. Сюй Ю пришёл в раздражение, выкинул бутыль и снова стал черпать воду горстями. Видно, сердце его было полым для чистоты. А вот Сун Чэнь спал зимой, ничем не укрываясь. Вечером стелил себе охапку соломы, а утром прибирал её. Китайцы посчитали этих людей замечательными и написали о них, чтобы они стали известны миру. А вот у нас таких преданий не водится.
Времена года сменяют друг друга и придают всему очарование.
Люди полагают, что осень красотой превосходит другие времена. Может, оно и так, но ещё больше пленит моё сердце весна. Птичий гомон более другого говорит о приближении весенних дней, под нежным солнцем подзаборная трава идёт в рост… С этих пор весна вступает в свои права и окутывается дымкой, вот-вот зацветёт сакура, но тут налетит ветер, зарядят дожди — не успеешь заметить, как цветы просыпятся на землю. Пока деревья не оденутся в зелень, сердцу остаётся только терзаться.
Известно, что цветы мандарина будят память о любимых, а аромат сливы возвращает в милые прошлые времена. Чистая красота горных роз и непостоянство глициний таят в себе незабываемое. Кто-то заметил: «В четвёртую луну, когда справляют день рождения Будды и устраивают праздник в святилище Камо, когда ветки деревьев покрывает чистая зелень, мир становится прекраснее, а любовь сильнее». Именно так.
В пятой луне карнизы домов украшают ирисы, крестьяне сажают рис, трещат-стучат коростели… Разве может это оставить равнодушным?
В шестой луне возле убогих хижин забелеют цветы тыквы-горлянки, потянутся костровые дымки, разгоняющие комаров. Красиво. Любопытны и ритуалы изгнания скверны.
А праздник Танабата в седьмой луне! Ночи потихоньку становятся холоднее, закричат перелётные гуси, кусты хаги зажелтеют с нижних листов, крестьяне станут жать рис, сушить поля. Словом, происходит много такого, что можно увидеть только осенью. Любопытен и вид окрестностей после налёта тайфуна.
Пишу и пишу, а ведь обо всём уже написано — и в «Повести о принце Гэндзи», и в «Записках у изголовья»… Но я вовсе не собираюсь молчать о том, что уже сказано. А если не скажу того, что на сердце, начнёт меня пучить, а потому доверюсь-ка я лучше кисти. Выйдет, конечно, бестолково, но только я потом бумагу изорву — никто и не увидит.
О чём это я? Картина зимнего увядания вряд ли много хуже осенней. Трава на берегу пруда испятнана алыми листьями, утренняя изморозь бела, парок клубится над ручьём. Красиво. Когда близится конец года, забавно наблюдать, как разом засуетились люди.
Сказать о грустном? Печально видеть, как в последней декаде года на холодном и чистом небе сияет луна, но ей никто не любуется. Церемония возглашения имён будд и проводы государевых посланцев с подношениями могилам предков производят сильное и внушительное впечатление. Обилие дел во дворце накладывается на приготовления к встрече весны. Впечатляет. Интересно, что обряд почитания четырёх сторон света следует сразу за обрядом изгнания скверны.
В последнюю ночь старого года люди в кромешной темноте хватают сосновые факелы и до полночи носятся по улицам, стучат в ворота. И зачем это нужно? Они кричат, вопят, носятся так, что их ноги летят над землёй, но с рассветом наступает мёртвая тишина и тогда ощущаешь печаль расставания с ушедшим годом. Считается, что в эту ночь являются души предков и их следует почтить, но этот обряд в столице больше не справляют. Убедившись своими глазами, что в восточных провинциях люди всё ещё верны ему, я был приятно удивлён.
Вообще-то в первый день нового года небо — такое же, как и в последний день года старого, но сердце твоё ощущает себя на удивление другим. Перед домами на широких улицах столицы красуются сосны, вид живописный и праздничный. И это тоже приятно.
Под «праздником Танабата» имеется в виду праздник, связанный с китайской легендой: возлюбленные (Пастух и Ткачиха — звёзды Вега и Альтаир) имеют возможность встретиться только один раз в году, в эту ночь они пересекают Небесную Реку (Млечный Путь).
Некий отшельник сказал однажды: «Ничто не держит меня в этом мире, только с небом расстаться жалко». Да, он прав, возразить нечего.
Из всех занятий смотреть на луну — самое утешительное. Некий человек сказал: «Нет ничего лучше луны». Другой ему возразил: «Нет, в росе очарования больше».
Смешно. У каждой поры — своя прелесть. Луна и сакура — не исключение. А вот ветер волнует сердце всегда. Не имеет отношения к времени года и красота чистых речных вод, бьющихся о скалы. В своё время я был поражён такими китайскими стихами:
Реки Юань и Сян днём и ночью