Англичане, с которыми нам доводилось встречаться, продолжали выражать свое удивление и восхищение самоотверженной борьбой Красной армии против немецких захватчиков, не скупились на высказывание ей добрых пожеланий, но о своем конкретном участии в этой борьбе ничего не говорили, кроме самых общих слов. Между прочим, переводчиком к нам был приставлен некто Коттам, колеблющийся, по его словам, «между лейбористами и коммунистами». По служебному положению Коттам – офицер военно-воздушных сил; фактически же он был разведчиком.
Как только мы покинули Лондон, я полностью сосредоточился на предстоявшей работе в Соединенных Штатах. В моем блокноте появилась такая запись: «1. Рузвельт, Гопкинс, Моргентау, Икес, Джонс, Нокс, ген[ерал] Макдауэлл, ген[ерал] Бернс, Гендерсон, Ачесон, Кэртис. 2. Хэлл, Уэллес, Бэрли, морское министерство, военный департамент, штаб армии».
В первом списке были перечислены американские государственные деятели, на взаимопонимание которых мы могли надеяться в ходе переговоров.
В процессе деятельности миссии в США мне пришлось в эти наметки внести поправки: вычеркнуть из первого списка Джонса, Нокса и Бернса. Что касается переноса кого-либо из списка № 2 в список № 1, то, по-видимому, это можно было сделать лишь в отношении Хэлла. В итоге состав лиц, на положительное отношение которых к советской военной миссии можно было рассчитывать (список № 1), при столкновении с реальной действительностью сильно сократился. Зато расширился круг лиц и учреждений, в чьей объективности и понимании общих интересов борьбы с гитлеровской Германией и милитаристской Японией у нас уверенности не было.
Утром 25 июля с аэродрома Прествик на американском четырехмоторном бомбардировщике мы отправились в полет через Атлантический океан. Вооружение с самолета было снято. На его борту находилось двенадцать пассажиров, считая и нас. В основном это были американские летчики и авиаспециалисты, занимавшиеся перегоном американских бомбардировщиков в Англию. Они совершали в среднем по 3–4 рейса в месяц за очень высокую плату.
Перелет без пересадки до Монреаля был очень утомительным: длился около 17 часов и проходил на высотах от трех до пяти тысяч метров. Во время перелета я находился в заднем отсеке, расположенном в хвосте самолета. Там можно было лежа смотреть в иллюминатор и пользоваться свежим воздухом.
Последнее было очень важно, так как во время полета ощущался недостаток кислорода, особенно при совершении резких движений. В то время как несколько человек из числа англичан и американцев «сосали» кислород, мы с Репиным и не подумали прибегнуть к этому вспомогательному средству.
Ближе к вечеру показался остров Ньюфаундленд. По своим размерам он настолько велик, что по воздуху мы пересекали его почти полтора часа. Когда смотришь на землю с высоты нескольких тысяч метров, открывается поразительная картина. Вероятно, не менее чем на три четверти Ньюфаундленд покрыт мелкими озерами, болотами и ручьями, и лишь одна четвертая часть его территории представляет собой сушу. Было видно, что она почти необитаема, большей частью покрыта лесами, кустарниками и галькой. В общем, остров Ньюфаундленд выглядит еще более сурово, чем наш Кольский полуостров.
От Атлантического побережья до Монреаля в течение четырех часов мы летели над Канадой. В значительной своей части эта страна, особенно ее северо-восток, представляет собой местность, очень похожую на наш архангельский север или сибирскую тайгу. Однако, как видно, населения в этих районах мало, природные богатства использовались слабо. Даже с самолета можно было видеть огромные незаселенные пространства, неосвоенную таежную местность. Сохнут и гибнут на корню, гниют в воде по рекам и озерам массивы строевого леса. Поселений мало, лишь изредка попадались отдельные хижины.
В те минуты мне припомнились слова английского вице-маршала Кольера, с которым мы летели из Москвы в Архангельск еще в первый рейс. Глядя на лесные богатства советского Севера, он жаловался на бедность Англии и говорил: «Отдать бы все это Англии!» Что тут сказалось: жадность к чужому добру или незнание своих собственных ресурсов? Наверное, и то, и другое[192].
В общем, тогдашнее впечатление было таково, что север Канады – это территория неосвоенная и слабозаселенная, трудовое население которой большей частью влачит убогое существование.
Южная часть страны представляет собой некоторый сколок с северной Англии. Пахотная земля здесь изобилует камнями, которые даже в сложенном виде занимают значительную часть полезной площади. Участки обработанной земли поражают своей малой площадью. Когда смотришь с самолета, все кажется чистым, культурным, и хочется заглянуть внутрь аккуратных фермерских домиков. Хотя по одним лишь ничтожным земельным площадям в этой большой неосвоенной стране уже можно судить, как тяжела здесь жизнь и быт простых людей.
На аэродроме в Монреале нас никто не встречал, даже не было переводчика. Много времени ушло на ожидание в гостинице. Пришлось переменить три номера: предложенное нам с самого начала помещение на третьем этаже оказалось кем-то занято, а номер на четвертом этаже был слишком мал для двоих.
Наконец, нам прислали переводчика из русско-еврейского ресторана с претенциозным названием «Самовар». Сначала появился некий Король, затем русский белогвардеец Лифанов. Бывший есаул с Дона, он нашел применение своим способностям в роли официанта в одном из канадских ресторанов. Вслед за переводчиком прибыли два офицера, представляющие начальника гарнизона. В общем, к 23 часам все уладилось и стало на свои места. Но пришлось отражать натиск корреспондентов, которые бесцеремонно врывались к нам в номер. Вспомнилось предостережение тов. Сталина относительно атак журналистов и фотокорреспондентов и его указание «не афишироваться». В дополнение ко всему из-за оплошности финансовых работников у нас не оказалось канадских денег. Пришлось взять взаймы, чтобы расплатиться за ужин и ночлег в гостинице.
Соединенные Штаты Америки – первые контакты
Рано утром 26 июля на самолете «Дуглас» мы вылетели в Нью-Йорк. На монреальском аэродроме нас провожал командующий войсками 4-го района бригадный генерал Д. Панет. В 9 часов 40 минут по местному времени прибыли в Нью-Йорк. Здесь нас встретили посол Советского Союза в США К. А. Уманский, военный атташе посольства полковник И. М. Сараев, генеральный консул В. А. Федюшин.
Хотя о приезде советской военной миссии в США открыто не сообщалось, это нисколько не помешало журналистам и фотографам узнать о нем. И они, конечно, были тут как тут, расспрашивали и снимали. Мы сочли целесообразным официального заявления представителям прессы не делать и сослались на то, что о задачах советской военной миссии представителям прессы будет объявлено заместителем государственного секретаря США Уэллесом. В заявлении госдепартамента, опубликованном в тот же день, отмечалось, что советская миссия прибыла в США для исследования и координации возможностей военных закупок в США.
Справедливости ради следует сказать, что дружественность и внимание к нам со стороны официальных представителей принимавшей нас страны внешне были проявлены. Достаточно сказать, что мы с А. К. Репиным прилетели в Вашингтон в 13 часов 30 минут и уже через полчаса вместе с послом К. А. Уманским нас принял Уэллес. Сразу после этого приема мы уже были у начальника штаба армии США генерала Дж. Маршалла.
Вполне естественно, что перед встречей с Уэллесом мы чувствовали себя напряженно. Такому состоянию, видимо, способствовало и то, что, по сравнению с Иденом, Уэллес производил впечатление человека, пожалуй, более сухого и скрытного.
В начале беседы мы приветствовали Уэллеса. Он ответил в дружественной форме, пообещав содействие в решении стоящих перед нами задач. После этого мною по поручению советского правительства было сделано заявление о желательности скорейшей американской помощи.
Уэллес, на которого это заявление, как нам показалось, произвело впечатление, обещал срочно доложить о нем президенту Ф. Рузвельту. Но, когда мы повели речь о конкретных пунктах поставки нам вооружения, Уэллес ограничился фразой, что письменный ответ правительства США по этим пунктам будет сообщен послу Уманскому и доставлен на совещание с генералом Бернсом и Ачесоном, которое должно состояться утром следующего дня.
При этом Уэллес сообщил, что будут удовлетворены лишь такие статьи нашей заявки, как отпуск 115 тысяч тонн авиабензина и других нефтепродуктов, считая и то количество, которое было раньше утверждено правительством США, а также 2 тысяч тонн толуола. Нам было также сказано, что американское правительство согласно «частично» удовлетворить нашу заявку на зенитные орудия (но при этом Уэллес уклонился от конкретных цифр), а также готово выделить 2 танкера для перевозки военных грузов.
Кроме того, в самых общих словах он повторил то, что было сообщено нашему послу раньше: о готовности предоставить Советскому Союзу некоторое количество истребителей «П-40» и бомбардировщиков «Локхид-Гудзон». Характерно, что при этом он снова не только не назвал цифр, но даже не обещал, что они будут названы нам в ближайшие дни. Мы все же просили сообщить нам конкретные данные, но ответ был лишь самым общим. Уэллес на словах соглашался с тем, что дело не терпит, что вопросы эти неотложные, что время – это решающий фактор, заверял, что правительство США сделает все, что от него зависит, но дальше этих заверений не пошел.
В ходе беседы Уэллес заявил, что Рузвельта в Вашингтоне нет и что по возвращении президент намерен принять руководителя советской военной миссии вместе с послом Уманским. Он сообщил также, что вскоре в Москву вылетит личный представитель президента Г. Гопкинс, который, видимо, будет вести общеполитические переговоры с руководителями советского правительства и поднимет вопрос о согласовании английских и советских военных заказов в Соединенных Штатах Америки.