Взаимно обменявшись приветствиями, мы приступили к деловому обсуждению вопросов. Тон президента как-то сразу расположил нас к откровенному разговору. Прежде всего, я сделал официальное заявление по поручению советского правительства. Потом подробно охарактеризовал положение дел в связи с пребыванием советской военной миссии в США.
Ф. Рузвельт внимательно меня выслушал. Отметив важное значение вооруженной борьбы, развернувшейся в Европе, и ту роль, которую в ней играет Советский Союз, он как бы мимоходом спросил, каково настроение сотрудников советской военной миссии, все ли идет так, как надо.
Включившись в разговор, посол К. А. Уманский ответил, что члены советской военной миссии Ф. И. Голиков и А. К. Репин находятся «в скверном настроении». Это нетрудно понять, так как вопросы решаются крайне медленно либо не решаются вовсе, а практическое дело подменяется бесконечными совещаниями. Многие инстанции, вместо того чтобы принимать решения, сваливают дело друг на друга. Все это отрицательно сказывается на работе советской военной миссии, тогда как на миссию возложены ответственные и неотложные задачи.
Подтвердив все сказанное Уманским, я со своей стороны подчеркнул, что на советско-германском фронте сейчас идут кровопролитнейшие бои, что этот фронт приобрел ныне решающее значение. Поэтому всякое промедление с решением вопросов, связанных с материальной помощью Советскому Союзу, повлечет за собой нежелательные последствия. Советская военная миссия надеется, что президент учтет эти обстоятельства и, как главнокомандующий американскими вооруженными силами, примет соответствующие меры.
В ответ на это Ф. Рузвельт шутливо сказал, что ему самому надоели бесконечные и бесполезные совещания, которые нередко подменяют дело. Переходя к конкретным пунктам нашей заявки, он сообщил, что уже принято решение о выделении Советскому Союзу 200 истребителей «П-40», причем только четвертая часть из них находится в США, а остальные в Англии. Собственно говоря, это были те же данные, которые нам ранее передал Феймонвилл. От Феймонвилла мы также знали, что эти истребители не оснащены вооружением. Поэтому мы спросили президента о возможности установки на них вооружения. Ответ Рузвельта был весьма уклончив. На некоторых самолетах как будто бы есть вооружение, сказал он, но нет боеприпасов; во всяком случае, это надо дополнительно выяснить. Когда зашел разговор о боеприпасах, Ф. Рузвельт подчеркнул, что американцы испытывают острый недостаток в них. Однако пообещал помочь нам боеприпасами и вообще ускорить решение вопроса о предоставлении Советскому Союзу определенного количества вооруженных и снаряженных самолетов.
Затем Ф. Рузвельт по собственной инициативе перешел к вопросу о маршрутах доставки самолетов в Советский Союз. Он заявил, что если переправлять самолеты в СССР через Дальний Восток, то целесообразно перебрасывать их сразу непосредственно из США, а не через Англию, как намечалось ранее. По его мнению, об этом можно было бы договориться с англичанами и это, несомненно, ускорило бы дело. Нельзя было не согласиться с такой постановкой вопроса.
Рузвельт поинтересовался, имеются ли у нас на Дальнем Востоке и в Сибири хорошие аэродромы. Дело в том, сказал он, что у истребителя «П-40» ограниченный запас горючего и ему приходится делать частые посадки для дозаправки. К тому же на недостаточно хорошо оборудованных аэродромах при посадке он нередко капотирует.
Мы пояснили, что аэродромная сеть в восточных районах нашей страны достаточно развита и находится в таком состоянии, что способна принять американские самолеты. Кроме того, довольно быстро могут быть усовершенствованы существующие и построены новые взлетно-посадочные полосы. За этим дело не станет – были бы самолеты. Рузвельт, разумеется, знал, что многие американские авиационные специалисты не поддерживали идею перегона самолетов на советско-германский фронт через Дальний Восток и Сибирь. Они считали, что использование этого маршрута повлечет за собой слишком много потерь, а главное – советские специалисты не смогут быстро освоить американскую технику; неизбежно пройдет много времени, прежде чем эти самолеты смогут принести пользу на фронте. Видимо, поэтому Рузвельт предложил переправлять американские самолеты морем во Владивосток и Николаевск-на-Амуре и оставлять их на Дальнем Востоке, не перегоняя далее на Запад. Вместо них на фронт посылать самолеты из состава советских ВВС на Дальнем Востоке.
Резон в этом предложении был. Однако это уже было дело советского командования, как наиболее целесообразно использовать наличную авиацию. Тем более что это, несомненно, предусматривалось планами советского военного руководства. Но мы вынуждены были обратить внимание Рузвельта на то, что в США явно недооцениваются возможности и способности советских летно-технических кадров. Можно не сомневаться в том, подчеркнули мы, что советские летчики, инженеры и техники быстро освоят американские самолеты и доставят их благополучно на фронт. С их стороны задержки не будет, присылайте только самолеты!
Помнится, А. К. Репин, активно участвовавший в разговоре, очень уместно заметил, что помощь Красной армии американскими военными материалами имеет не только материальное, но и морально-политическое значение. На немцев, вне всякого сомнения, произведет психологическое воздействие этот факт, когда они узнают, что советские авиаторы ведут боевые действия против них на американских самолетах.
Итак, вопрос с поставкой первой партии американских истребителей более или менее прояснился, хотя мы еще не знали, как будет обстоять дело с их вооружением и боеприпасами. Но четкого представления о возможности приобретения бомбардировщиков у нас еще не было, и я сказал об этом президенту; пока, продолжал я, американские представители высказались лишь о возможности поставки нам бомбардировщиков типа «Локхид-Гудзон». А у США есть более современные машины, чем эта, на которой мы с Репиным перелетели океан. Рузвельт согласился, что «Гудзон» не наилучший тип бомбардировщика, но ничего определенного не пообещал.
Я сказал президенту, что я не дипломат, поэтому хотел бы высказаться о положении дел с поставками в СССР с военной прямотой. Рузвельт снова в шутливой манере ответил, что он тоже не дипломат, да и время сейчас не подходящее для дипломатии. Тем более это обязывает меня говорить без обиняков, заметил я. Выход из положения мы видим в том, чтобы президент лично вмешался в ход материальных поставок Советскому Союзу. Бесконечные совещания, словопрения и оттяжки ни на один шаг не продвинули дело.
Мы откровенно рассказали президенту о неудовлетворительном ходе переговоров с советской военной миссией, о неопределенности создавшегося положения, беспрестанном сваливании сотрудниками госдепартамента и военного ведомства друг на друга ответственности за решение вопросов, выискивании ими всяких сомнений, «объективных» причин и отрицательных мотивов. Мы были глубоко убеждены, что конец волоките может положить лишь сам президент.
Президент США Ф. Рузвельт выразил восхищение Красной армией, ее героической борьбой с бронированными полчищами агрессора. Он согласился, что ускорение темпов помощи Красной армии не только желательно, но и необходимо. При этом Ф. Рузвельт подчеркнул, что особенно важно отправить материалы в ближайшие два-три месяца, т. е. до 1 октября. По его мнению, это будет решающий период в ходе советско-германской войны. (К сожалению, это обещание оказалось в полном противоречии с действительностью, так как даже организацию первого совместного совещания с советскими руководителями для обсуждения плана поставок на ближайшие месяцы правящие круги США и Англии затянули до самого конца сентября.)
Подобно другим государственным деятелям США, с которыми нам приходилось до этого встречаться, Ф. Рузвельт стал объяснять причины, которые мешают Америке активно участвовать в общей борьбе с фашизмом и оказывать СССР такую помощь, какую хотелось бы. Он ссылался на то, что США в военном отношении отстали, военное производство только налаживается и лишь спустя несколько месяцев круто пойдет вверх и это создаст более благоприятные, чем сейчас, возможности для оказания Советскому Союзу материальной помощи. Кроме того, говорил президент, США помогают также Англии, Китаю, Голландской Индии. Все это надо иметь в виду.
Да, это, конечно, так, заметил К. А. Уманский. Но нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что после нападения немецко-фашистских захватчиков на Советский Союз решающее значение не только в Европе, но и для судеб всего человечества приобрел советско-германский фронт. И нельзя рассматривать планы производства и снабжения без учета данного конкретного исторического обстоятельства. Надо коренным образом все пересмотреть с учетом новой обстановки, а не втискивать советские заявки в старые наметки, не ограничиваться теми крохами, которые достаются Советскому Союзу. У союзников должна быть согласованность во всем. Между тем многие вопросы, связанные со снабжением СССР, англичане и американцы решают без участия советских представителей, а порой просто за их спиной. «Комитет трех» никак не может раскачаться и начать работу, англичане тянут с назначением своего представителя в комитет. Все это не может не беспокоить советскую сторону.
Франклин Рузвельт согласился с тем, что надо ускорить начало работы «Комитета трех», и сказал, что американцев в этом комитете будет представлять Г. Гопкинс, который сейчас находится в Москве. В отсутствие Гопкинса его будет замещать генерал Бернс.
Далее Ф. Рузвельт действительно, как и предупреждал нас Уэллес, заговорил о том, что, как ему стало известно, американские военные грузы оседают во Владивостоке, а транспорты задерживаются, создавая «пробку». Дело, как видно, упирается в отсутствие в Советском Союзе специалистов-транспортников. Поэтому, идя навстречу Советскому Союзу, США могли бы направить туда своих специалистов. Он назвал одного из них, фамилии его сейчас уже не помню.
Нам снова, на этот раз самому президенту, пришлось разъяснять, что