— Дима, а кто за тебя может слово сказать? — не сводя с меня внимательных голубых глаз, спросил он, крутя в руках две половинки от сломанного мной ножа.
— Петя Глыба, — подумав, ответил я. И добавил, — Аркадий Бере, если знаешь такого. Саша Колесо и Слава Могила.
— Если я сейчас Аркадию позвоню — он подтвердит мне, что знает тебя? — в этот раз на лице кроме усов зашевелились и брови, подскочив наверх.
— Да. Там, правда, утро раннее сейчас, разбудишь, наверное — предупредил я и полез вилкой за квашеной капустой, которую здесь делали как-то вовсе особенно. На ржаной соломе, наверное. Но вкусно было очень.
— Скажи, Рыгор, а твое ведомство не планировало как-то вмешаться в это паскудство, что Мордухаи творят столько времени? — прожевав, поднял я глаза на комитетчика.
— Они постоянно в разработке, Дим. Смотрим, слушаем, следим — да всё без толку. Хитрые они и опасливые, не оставляют концов, за что потянуть можно хорошо. А на одном мотиве далеко не уедешь — трактовать всё можно очень по-разному, сам понимаешь. Тем более в областном суде в прошлом году один из них окопался плотно. Словно сам чёрт им ворожит! — и он вскинул было руку, чтоб треснуть по столу кулаком, но задержал уже над самой столешницей и, дотянувшись, взял бутылку и разлил нам остатки настойки.
— Один-единственный раз за полтора десятка лет ошиблись, недели две назад, да только там тоже не выедешь особенно никуда, — закончил он мысль.
А я подумал, что раз пару недель назад чёрт перестал им ворожить — значит, этим совершенно точно надо воспользоваться. Пока ещё какую-нибудь старую ведьму из Преисподней не вызвонили. Внутренний скептик повторил, что он на это не подпишется. Громко. Панически. И снова не был услышан.
— А скажи мне, Рыгор, вот что: такой персонаж как Мишка Мордухай известен ли тебе? — начал я неторопливо.
— А как же, — они с Василем синхронно поморщились, словно я спросил о какой-то гнилой раздавленной жабе под ногами. — Сын Стаса, единственный и любимый. Гнида редкостная, но постоянно под присмотром у старших, иначе давно бы упорол что-нибудь такое, за что мы бы схватились двумя руками с нескрываемым нетерпением и всем нашим служебным рвением. Вокруг него адвокаты днём и ночью вместе с телохранителями кружат.
— А если бы внезапно, чисто гипотетически, нашлись свидетели и потерпевшая, готовые дать показания на него и, предположим, ещё семерых его друзей, достаточные для того, чтобы Миша пошёл, для начала, подозреваемым по очень плохой статье? — поинтересовался я у него.
Рыгор замер, глядя на меня очень пристально. Корчмарь нахмурился.
— А эти семеро и младший Мордухай сами смогут дать показания? — товарищ Колоб взял след.
— Смогут, — уверенно кивнул я.
«Да! Да! Вот так! У Бога нет других рук, кроме твоих!» — завопил внутренний фаталист. «И ног, кроме Серёгиных» — кисло поддержал его скептик. Реалист гордо вскинул голову, казалось, радуясь моей запоздалой догадливости.
— Почти все, — смутившись, добавил я после реплики скептика. Да, тот, которому Ланевский прописал пенальти, явно смог бы давать показания в ближайший месяц только письменно.
— Это может быть довольно опасным для свидетелей и потерпевшей, — весомо сказал Василь. — Особенно сейчас, когда весь город на ушах и ищет Мишку несколько часов кряду.
— А вот интересно, но тоже чисто гипотетически, может ли получиться обмен со Станиславом? Он Дагмаре возвращает бизнес. А она ему — сына. Живого и почти целого.
Вор с чекистом посмотрели на меня по-новому. Это был рискованный ход, конечно. И оставались примерно равные шансы выйти отсюда в наручниках куда-нибудь в казематы. Или не выйти вообще. Или уехать, например, к Станиславу Мордухаю, рассказывать, кто, где и когда видел его сына последний раз, и причём здесь я. Скептик продолжал накидывать варианты, один хуже другого. Но я почему-то снова был уверен, что не ошибся в этих двоих. Глупость, конечно. Но эти люди знали и ценили одного из моих самых любимых писателей, с удовольствием слушали музыку, что нравилась мне, любили свой город и свою страну. Если обманут эти — будет очень обидно, конечно. Но недолго, наверное. А своё завещание я с прошлого раза не переписывал.
— Ты что-то знаешь о том, где могут находиться Мишка с его кодлой? — медленно спросил Рыгор. В глазах его сейчас не было и тени настойки на двадцати семи травах. Василь тоже не выглядел как тот, кто очень помог нам с литром исторического достояния. А во мне бились страх с азартом. И азарт побеждал.
Я вытащил телефон и набрал Наде. По видеосвязи, чего в принципе старался никогда не делать без особой надобности. Она ответила на втором гудке:
— Дима, как ты? Всё хорошо? — глаза большие, голос взволнованный, за спиной знакомая веранда дона Сальваторе, вокруг визг и топот маленьких ног. Соскучился я по семье, оказывается.
— Да, милая, всё хорошо. Мы с друзьями ужинаем. Смотри, какое классное заведение, — и я отвел камеру так, чтобы было видно интерьер и стены с картинами за спиной. Там ещё очень удачно стояло чучело средневекового рыцаря. Ну, то есть латный доспех в сборе.
— Красиво там, как в зачарованном замке, — подтвердила жена.
— Папа, папа, привет! А мы с Машей начали испанский учить! Я уже знаю «Ола» — это значит «Привет!», — от энтузиазма Ани трубка едва из рук не выскочила. — А ты правда в заколдованном замке?
— Нет, солнышко, не в замке. Это такое кафе, в старое время их называли «корчма». Смотри, тут даже есть одежда настоящего рыцаря! — показал и ей.
— Ух ты-ы-ы! Возьми меня с собой в следующий раз, я никогда рыцарей не видела! — заканючила дочь.
— И меня тоже. Рыцарей-то я навидалась, но к своему хочу быть поближе. Мне так спокойнее, — добавила Надя, посадив Аню на колени.
Тут мужики встали одновременно из-за стола, обошли меня и остановились за моей спиной, попав в кадр.
— Здравствуйте, Надя! Меня зовут Григорий, а это Василь. Мы приглашаем вас всей семьей в любое время погостить в Беларусь. Знаете, как у нас на Рождество гуляют? Красота, сказка! Город весь в огнях, салюты, народу толпы, на санках с берега Днепра гоняют! А как гуся готовят рождественского — словами не передать, — частил он, на ходу перекинувшись в того самого уютного и общительного колобка.
— А кафе это моё, и я вам обещаю всё самое лучшее и самое вкусное. Княжна, а ты любишь хворост с сахарной пудрой? — включился Василь.
— Я… я у папы спрошу. Но сахарную пудру люблю, — смущенно ответила Аня, прижимаясь к Надиной груди, видимо, стесняясь незнакомых дяденек вокруг меня.
— Рада знакомству, Григорий, Василь, — Надя кивнула каждому по очереди. — Вы мне путешественника этого обратно пришлите, а мы уж с ним разберёмся, может, и на Новый год прилетим, да, Дим?
— Да, родная. Договорились. Ладно, передавай опять там всем приветы. Мы ещё немного посидим — и в гостиницу пойду, тут недалеко, — закруглил я разговор, искренне радуясь, что жена не вспомнила ни про Серёгу, ни про, главное, Тёминых бойцов. Не ко времени было бы.
Рыгор вернулся на своё место. Василь вышел из зала и вскоре вернулся со здоровенным самоваром. Да, чайку сейчас попить — самое время.
— Мы поняли, что тебе есть, что терять, Дима. Зачем тебе это? — прищурился на меня Болтовский.
— Недавно книжку читал хорошую. Земляк ваш, кстати, написал, с-под Гомеля. Во, с Речицы, точно! — я поднял повыше рекламную подставку под специи, салфетки и зубочистки, на которой был логотип местного пива, красным бантиком с надписью «Рэчицкае». — Так вот там главный герой — орк, и зовут его Бабай. Но целеустремленный очень. И цель у него — наносить добро и причинять справедливость. Или наоборот, не суть. Он тоже не мог мимо подлости пройти. Вот и я не могу.
— Лок’тар огар! — удивил меня знанием предмета Василь, широко улыбнувшись и подняв вверх большие пальцы на обеих руках.
— Ага. А теперь давайте придумаем, как бы нам сложить из восьми недобитков слово «счастье».
Глава 10Трудный разговор. Нежданное соглашение
Сложнее всего было договориться с самим собой, и только потом — с окружающими. Предложения прямого шантажа и вымогательства разной степени изощрённости, от прямого в лоб до хитроумного, с тройным дном двойного смысла, отмёл сразу. Вспомнил свою реакцию на слова одного самонадеянного и амбициозного дагестанца. И то, как его голова теперь всегда внимательно и чуть отрешённо смотрела вокруг из своей колбы у меня в подвале. И решительно отказался от идей действовать через угрозы семье. Да, мы, интеллигенты, лёгких путей не ищем и всех судим по себе, потому и живём обычно плохо, нервно и недолго. Ну, если только не занимаемся каким-нибудь любимым делом, минимально связанным с социумом. Мне почему-то вспомнилась замечательная музейная хранительница Ядвига Брониславовна.
План был простым до идиотизма, прямым и искренним, как топор или моя жена по утрам. Встретиться со Станиславом. Объясниться. Разойтись. Очередность из трёх действий выглядела на этапе разработки несложно и нестрашно. Только вот скептик с фаталистом набили здоровенные лиловые синяки, колотя себе по лбам с криками: «Нет, ну вы гляньте на него⁈ Тебя жизнь-то вообще ничему не учит, что ли⁈».
Рыгор и Василь, кстати, чем-то напоминали тех, внутренних, только по головам не стучали. Но определенное сожаление и тоска в их глазах проглядывали точно. Чекист грозился отнять у меня недоносков и сделать всё самостоятельно, раз уж мне, чистоплюю, претило мараться в подобном. На это я спокойно ответил, что если из корчмы поеду не в гостиницу и не по своей воле — этих восьмерых никто никогда не найдёт точно. И отхлебнул чаю. Вкусный был, хотя я и не люблю с чабрецом. Но там, видимо, не так много его было, а вот черносмородинового листа и мяты — в самую пропорцию. С настоящим сотовым мёдом.
Василь посмотрел на меня задумчиво, пошевелил усами, видимо, подбирая слова. Но не подобрал. Болтовский открывал и закрывал рот, тоже не находя аргументов, способных призвать меня к порядку, повиновению или хотя бы напомнить о том, что инстинкт самосохранения у разумных особей являлся одним из базовых. Должен был являться, по крайней мере.