— Вот что, Григорий Андреевич, — начал корчмарь, видимо, решив что-то для себя. — давай-ка так. Этому хлопчику явно Бог помогает. И нам, раз его сюда прислал. Не дело Бога гневить, коли он про нас вспомнил. Звони своим чёрным лисам с Марьиной Горки, «ашкам» и прочим «академикам», до кого дотянешься. Ставь в ружьё, рисуй задачу. Я по нашим пробегусь. Помнишь, как в пятом году хотели, когда Жорку взорвали?
— Помню, — хмуро ответил Рыгор. — Меня тогда чуть со службы не выперли.
— Зато Мордухаи притихли хоть ненадолго, спокойно было в городе.
— А чего тогда было, в две тысячи пятом? — поинтересовался я.
— Народ со всей области на похоронах Георгия разошёлся. Очень им хотелось Мордухаев за морды пощупать фатально, — с кислым лицом ответил Болтовский. — И вышло так, что поднялись вместе и наши, и ихние, — кивнул он на Василя.
— И чем дело закончилось? — интерес не проходил.
— Известно чем. Перевернули несколько фур, сожгли пару офисов. И разошлись по домам, — ответил вместо Рыгора хозяин корчмы. По лицу было очевидно, что подобное завершение его лично совершенно не устроило.
— Ага. А бардак потом месяцами разгребали, — подтвердил комитетчик.
— Мне тут давеча историю одну рассказали интересную. Анекдотец. Про то, как можно из проблемы преимущество сделать, — начал я загадочно.
— Ну давай, не томи, — насторожились и заинтересовались оба товарища с разных сторон стола и уголовного кодекса.
— Пришел, говорят, как-то к Сталину начальник ГУЛАГа, и давай жаловаться: «Сил никаких нет, отец родной, извели меня подопечные мои! Сидят вот в одной зоне у меня и наши, и ихние. „Синие“ работать не хотят — им, видите ли понятия не велят. „Красные“ с „синими“ в одном строю стоять отказываются, честь утраченного мундира берегут. А у меня план! Показатели у меня! Научи, батюшка, что делать, дай ума мне, горемыке!» — начал я задушевно-протяжно.
— И чего сделал Сталин? — спросили мужики хором.
— А Сталин сделал ЦСКА, — медленно и задумчиво ответил я, оглядывая каждого из них. — Он мастер был людям мотивацию находить. И «красным», и «синим». Да так, что ни одного спортивного рекорда небитым не осталось.
На следующий день по Правонабережной улице, вдоль днепровского берега мимо парка неторопливо шли двое. Высокий мужчина в длинном чёрном пальто опирался на трость с набалдашником в форме трёх башен, расположенных так, что рука лежала между центральной и нижней. Башни были серебряные. Под ногами мужчины похрустывал ледок, чуть припорошенный снегом. Наголо обритая голова, крючковатый нос, большие или, скорее, вытянутые в длину уши, плотно прижатые к черепу. Узкие сероватые губы и скучные глаза усталого старого убийцы, с заметной сеткой полопавшихся капилляров вокруг радужки. Видимо, он не спал этой ночью, но по осанке, походке и речи это было не заметно. Выдавали только глаза.
Вторым, в теплой джинсовой куртке и новых американо-еврейских скороходах, был я. От гостиницы хотел пройти пешком, навигатор показал всего двадцать минут, но решил, что нечего мёрзнуть заранее. Доехал на Радже, оставив его на парковке возле странного памятника колонке с питьевой водой. Меня обыскали на выходе из машины, потом при спуске к парку, тщательно, с детекторами, но без грубостей. Я тоже не нарывался — какой смысл? Люди делали свою работу.
Тяжелые чёрные тонированные внедорожники занимали, казалось, всё свободное место вокруг. Пары бойцов в чёрном камуфляже стояли так, чтобы одна видела другую, между ними было не больше ста метров. Место встречи выбрал собеседник, и явно ко встрече подготовился обстоятельно. Не то, что я — выхлебал с утра в суете чашку чаю из пакетика. И сделал пару-тройку звонков.
Мы шли неспешным прогулочным шагом вдоль великой Реки, воспитавшей столько поколений разных, очень разных людей. Вокруг было по-белорусски чисто и аккуратно. Слева покачивались на зябком осеннем ветру деревца, справа по берегу Днепра, изогнувшегося в этом месте зигзагом, тянулись тропинки и, вроде бы, пляж. Именно он, пустынный и совершенно лишний в этой холодной картине, навевал, почему-то, самые тоскливые мысли. «На небе только и разговоров, что о море» — подтвердил фаталист. «В такую собачью погоду — только и помирать» — согласился скептик. Мы с реалистом молчали. Нам прежде смерти помирать Небеса не велели.
— Как тебе город? — внезапно осведомился Станислав Мордухай, в ряде виденных мной документов обозначенный как Стас Вупыр*.
— Красивый. Мне нравится Белоруссия, у меня предки отсюда, — ответил я, продолжая неторопливо шагать между ним и Днепром.
— Надолго к нам? — голос был сух и безжизненен, как лысина говорившего. Какая-то короста на ней, замазанная то ли гримом, то ли чем-то ещё, наводила на мысли о болезни и беде. Возможно, он и не брил голову.
— Думал, на пару дней. Но, видимо, придётся задержаться, — интересно, сколько нужно пройти, чтоб он перешёл к делу? Неторопливый какой. Наверняка, какая-нибудь жмудь с чухонью в роду была.
— А сто́ит ли? — так же спокойно спросил он. Прозвучала фраза вполне обычно, но заставила насторожиться. Внутри начинало разгораться пламя. Пока только начинало.
— Да. Сто́ит. Давай я тебе историю расскажу, а ты мне посоветуешь потом, как быть?
Лысый кивнул, не глядя на меня.
— Иду я с товарищем повдоль озера старинного. Было у меня дело там, одно из тех двух, что и привело в ваши края. Тут из лесу восемь хлопцев, не детей уже, взрослых, с паспортами, выгоняют пинками и криками девушку. И раскладывают её на сырой холодной лужайке.
По Станиславу нельзя было сказать, что он хотя бы слышал то, что я рассказывал. Ни единого мускула на лице не шевельнулось. Лишь мизинец на правой руке начал вдруг мелко дрожать возле нижней башни рукояти трости. Но недолго.
— Мы с товарищем девушку спасли. Не дело обижать убогих, а она умом скорбная оказалась. Таких трогать — Бога гневить, — мой голос стал глуше. Воспоминания вчерашнего дня спокойствию и умиротворению не способствовали никак.
— Живы мальчики? — спросил Мордухай абсолютно, казалось бы, не заинтересованным тоном. Только мизинец снова затанцевал вокруг башни.
— А мальчиков там не было, Стас. Там были насильники и в самом скором будущем — убийцы, потому что даже в их головы пришло бы, что оставлять Милу в живых опасно. И озеро рядом удобное, памятное.
— Это друзья моего сына, я каждого из них знаю с детства. Для меня они всё равно мальчики, — спокойно пояснил он. А мне не ко времени вспомнился старый анекдот про «говно мальчик, надо нового делать».
— Я не Макаренко, Стас. Молодежная культура и прочая педагогика — это не ко мне. И переучивать их тоже, хвала Богам, не мне, — качнул я головой. На упоминании Богов его трость чуть скользнула в сторону, под ноги. Камешек, наверное, попался.
— Чего ты хочешь? — наконец-то. Я начал уж думать, что мы так по бережку до самой Орши будем идти, пока он созреет. Или какой там город следующий выше по течению.
— Мира во всём мире я хочу. Но это к делу не относится. Верни Дагмаре бизнес. И забирай сына.
— А как же эти пошлости, вроде: «не вернёшь старухе бизнес — получишь сына по частям»? — язвительно спросил он. Вот и первые эмоции стали проявляться.
— Ты хочешь получить частями? — в моём же голосе оттенки исчезли. Мне разговор с самого начала не нравился, а тут и вовсе перестал. И шутить не было ни малейшего настроения. Он сбился с шага.
— Ты можешь убить человека, Дима? — ну что за бестактные вопросы? Или это от того, что на микрофоны и передатчики обыскали-прозвонили из нас двоих только меня одного?
— Мне не нравятся игры в вопросы, Стас. Мы говорим не обо мне, а о том, как выйти из неприятной ситуации с наименьшими потерями.
— Ты хочешь создать мне проблемы и угрожаешь потерями в моём городе? — он остановился, и ветер, как нанятый, распахнул и поднял полы его пальто. Под ним был безукоризненный костюм-тройка и белая рубашка с чёрным узким галстуком. Убийца-гробовщик с развевающимися чёрными крыльями смотрел на меня, не отрывая красных глаз.
«Дракула херова» — презрительно бросил внутренний скептик голосом Нины Усатовой из сериала «Next». Да, я смотрел и его. И ничуть не жалею. И едва сдержался, чтобы не фыркнуть в лицо могилёвскому носферату — очень уж удалась скептику его реплика.
— Я, Стас, не угрожаю, а предупреждаю, — спокойно начал я, проходя мимо не меняя темпа. Страшный и ужасный Мордухай проводил меня недоумевающим взглядом. — И проблем тебе создавать я не хочу. Но могу.
Чтобы не вынуждать его ускоряться и семенить за мной, догоняя, я остановился и прикурил. Он подошёл не спеша, и мы продолжили шагать вдоль Днепра дальше. Пару раз краем глаза замечал его внимательный взгляд искоса, словно он оценивал меня или пытался понять, не вру ли я.
— Какой ты видишь самый плохой расклад? — ну что за люди такие эти злодеи? Может, ему ещё сценарий с раскадровкой выдать?
— Смотря для кого. Для меня — ты станешь пробовать навредить моим близким. Хотя, это, пожалуй, для тебя хуже будет. Пробовал вон один не так давно. Мне потом его хозяин его же голову подарил и культурно извинился. Куда деть теперь — ума не приложу. Пока в подвал поставил, чтоб дети не пугались.
— Я слышал эту историю про Мурадова. Думал — байка, — лысый смотрел испытующе.
— Ага. Абдусалам тоже думал. Теперь не думает, — кивнул я.
— А второй вариант? — не унимался Мордухай.
— Второй вариант, где тебе ещё хуже? Или нормальный? — уточнил я.
— Давай оба, — предложил он. Тянул время? Но зачем?
Мы свернули вместе с Днепром, скрывшись от верхней части Могилёва за деревьями. За рекой виднелось какое-то длинное одноэтажное белое здание с неожиданным торцом двускатной голубой крыши «домиком» посередине.
— Держи оба, — кивнул и я. — Где ещё хуже — вы, Мордухаи, теряете всё, что копили годами и веками. Предприятия, деньги, власть. Некоторые — жизнь. Многие — свободу. И все — надежду на продолжение именно этой ветви рода.