Записки нечаянного богача 3 — страница 30 из 69

— Конечно, Михаил Иванович! — ответил я, и вот тут точно не могло быть сомнений в моей искренности.

— Какие планы? — спросил он явно на прощание.

— Финишная прямая: две точки на маршруте — и к семье скорее.

— Соберётесь — пусть Артём Фёдору позвонит. Я лётчикам добро дал, доставят вас в тепло.

— Спасибо большое, Михаил Иванович! — от души выдохнул я.

— Пустяки. Лото, главное, не забудь! — напомнил он и отключился. Как, ну как он может столько всего в голове держать? Я и забыл сто раз про то лото. Наверное, поэтому он — серый кардинал, а я нечаянно мимо проходил.


К моему удивлению, в зале за столом уже сидел Головин, наворачивая из чугунной сковородки размером с канализационный люк великанскую яичницу на сале, с лучком и помидорками. Дух стоял такой, что внутренний фаталист едва наружу не вылез — биться с Артёмом за еду. Тот рубал так, что только уши ходуном ходили — и где успел настолько проголодаться? Я заметил на широкой шее за ухом полосу царапины, уходящей под футболку. А вчера её не было.

Тут со стороны кухни вышла Бадма Норсоновна, очень личный помощник… теперь уже и не поймешь, чей. Потому что на ней была куртка Головина с закатанными рукавами, внатяг сидевшая на четвёртом номере и свободно висевшая в остальных местах. На шее над воротником красовалась половина сочного синяка. Вторая явно скрывалась ниже. И глаза были крайне довольные, хотя и явно не выспавшиеся.

— Тут пахнет похотью, — поведя носом и сделав вид, что принюхиваюсь, сказал я.

— Мы мылись! — тут же вскинулся Тёма, выдав двоих с потрохами. Бадма лишь посмотрела на меня с оригинальным сочетанием легкой тревожности от столкновения со сверхъестественным обонянием и некоторым недовольством от не самого тактичного замечания.

— Чай будете, Дмитрий Михайлович? — а вот безэмоциональный тон степных каменных изваяний удавался ей по-прежнему.

— Давай уже на «ты» тогда, Бадма Норсоновна. Чувствую — уже можно, — вздохнул я, садясь рядом с Головиным. — И чай я буду.

— Я говорил тебе, Бадька, что он колдун? Редкий притом! — махнул на меня Тёма приличным ломтём ржаного, которым помогал себе управляться с глазуньей. Подумал, вздохнул и подвинул ко мне локтем вилку, кивнув, мол, налетай. Я капризничать тоже не стал.

— Под утро как завыли волки в голове, я думал — глюки. Но Бадька тоже говорит, слышала, — проговорил он как-то ловко проталкивая слова на противоходе мимо еды.

— А чего ты её Бадькой зовёшь? — запоздало удивился я.

— Ну а чего? У кого — Надька, у кого — Бадька. Нормальное имя, и она не возражает. Ты же не возражаешь? — повернулся он к цветку преррий, глядевшему на завтракавших мужиков с вечным женским умилением и нежностью, довольно неожиданными на её смуглом лице терракотовой статуи.

— Не возражаю, Тём. Ешь, не разговаривай с набитым ртом, — кивнула она, и, я клянусь, голос был ласковый.

— А попроще обмундирования не нашлось, что ли? — кивнул я на куртку с памятным грифоном, который теперь не висел, а самодовольно лежал.

— Там это, — и случилось чудо, какие в жизни бывают лишь раз — стальной Головин покраснел! — В негодность одежда пришла, короче.

— Совсем? — удивился я.

— Ага. Горсть пуговиц и какие-то нитки тонкие, как будто со стропы или паракорда рваного. Из чего ни попадя одежду шьют, жулики, — по-прежнему чуть смущённо пояснил он. — Мы думали у Милки чего-нибудь попросить. Но там, во-первых, бабку будить не хотелось, а во-вторых — калибр не тот совсем.

И он посмотрел на свой китель и грифона на нём так, как, я уверен, никогда прежде.

— А доставка тут пока не работает, мы звонили. Круглосуточных вообще нет, а откроются только в девять, — подтвердила Бадма. Или уже Бадька. А полное имя тогда какое — Бадежда? Так, рано я думать начал, надо чаю сперва, сладкого и покрепче.

Я глянул на часы — половина седьмого утра. Ладно, будем надеяться, что поговорка «кто рано встаёт — тому Бог даёт» в такую рань тоже работает. Тут послышались шаги на лестнице и в зал зашёл лохматый и зевающий Лорд, с закрытыми глазами озадачив всех вопросом:

— А ещё кому-нибудь волки сегодня выли?

— Да, — прозвучал в ответ трёхголосый хор. Ланевский замер, будто на стену налетел. Врагу не пожелаешь так резко просыпаться, конечно.

Он как-то неловко боком прошёл к столу и уселся рядом со мной, избегая, кажется, встречаться глазами с любым из нас. А когда Бадма подошла и наклонилась налить ему чаю, подвинув, кстати, молочник, едва не подскочил. Над столом осязаемо сгустились тучи и повисла тягостная недосказанность. Только внутренний скептик вполголоса что-то язвительно вещал фаталисту про восточную иезуитскую хитрость. Которой, кстати, не могло быть в природе ни технически, ни географически — орден придумали в Риме, а он точно находился не на Востоке.

— Так и будем сидеть, как будто незнакомые? — поинтересовался Головин, звучно отхлебнув чаю.

— А как же теперь… — начал было Лорд неуверенным голосом.

— Как большие мальчики и девочки, Серёг. Ты переживал, как быть с Бадькой? Больше не переживай, нормально с ней всё. Очень даже, — глаза приключенца снова замерли на грифоне и приобрели романтический блеск.

— Она же раньше… Ну… — Ланевский явно тоже старался срочно отрастить новые нервные цепочки, но те катастрофически запаздывали.

— Есть анекдот такой старый, Серёг. Дружат дядя с тётей. Месяц дружат, полгода, год. Она ему между делом так и говорит: «Как насчёт ЗАГС посетить, пока погода благоволит?». Он подумал и отвечает: «Я бы с радостью, но ты, прости за нескромность, не девушка». Она в ответ: «Скажи мне, я выгляжу хорошо?». Он врать не стал, «выше всяких похвал», говорит. «Готовлю вкусно?». «Не то слово, ум отъешь!». «А в интимном смысле?». Он смутился, но подтвердил, что и там вопросов — ни одного. «Так ты что думаешь, я всему этому на онлайн-курсах научилась⁈».

Бадма хмыкнула, обошла Головина и вполне по-хозяйски обняла его из-за спины, положив подбородок на широкое плечо. Без подтекстов, злорадства или превосходства — просто констатируя свершившийся факт. И демонстрируя наглядно преимущества лабильной психики.

— Ну да. Правильно. Куда мне две-то? — Лорд, кажется, пробовал договориться сам с собой. Но думать явно уже начал, притом вполне прагматично.

Я вспомнил про утренний разговор, достал телефон, нашёл сообщение Второва и толкнул трубку по столу Серёге.

— Это чего? — спросил он, вглядываясь в экран. И медленно поднимая брови.

— Это значит, что рефлексировать нам некогда — у нас дел за гланды. И выезжать надо скорее. Волки там уже час как воют, охрипли уж, поди. Грех так над роднёй издеваться, — окончательно перевёл стрелки я.

Глава 16Ручей у холма. Наших прибыло

Раджа летел по двухполосному шоссе, которое совсем недавно было четырехполосным. Вокруг проносились перелески, поля и населённые пункты, названия которых ни о чем не говорили ни мне, ни Тёме, ни Серёге, ни даже Миле — она в этих краях не бывала никогда, хоть и прожила всю жизнь рядом. Полей было много, и все ухоженные — не то, что в Подмосковье, где за каждым кустом или коттеджный посёлок, или поле, заросшее такими чапыжами, что и на поле-то не похоже. Мы трепались по пути обо всём, поэтому выяснили, что даже всезнающий Головин ничего про здешние Романовичи, Горбовичи и Амхиничи не слышал. Зато, увидев указатель «Чаусы — 12 км», вспомнил, как однажды в госпитале попалась ему книжка про военврача, который куда-то в прошлое провалился. Врач тот, со слов Артёма, был какой-то заурядный, хотя вроде бы мужик хоть куда, а в целом книжка очень понравилась и запомнилась. Он даже про автора в сети поискал, чего бы ещё интересного почитать у него. Нашел целую серию про «попаданца» в Отечественную войну 1812 года — та тоже классная была, и про оружие там было интересно написано. Тогда он, как сам сказал, полтора месяца на больничных харчах отъедался, времени было — вагон, от души почитать удалось. Вот автор тот, Анатолий Фёдорович Дроздов, оказался родом из тех самых Чаус, до которых было рукой подать. Но мы до них всё равно не доехали.

Утром, доев общий завтрак и поприветствовав проснувшихся рано бабушку и внучку, разделились: Бадму с Дагмарой под присмотром Славы и его ребят направили по магазинам и ещё каким-то делам, а сами прыгнули в Раджу, едва только начало светать. Поэтому на место прибыли, когда солнце ещё не оторвало от горизонта нижний край. Навигатор упорно отказывался проводить нас поближе к лесу, убеждая то свернуть в ручей, то в чисто поле, то бросить машину и идти дальше пешком. Но мы лёгких путей не искали, а тяжелых не боялись, да и техника позволяла. Поэтому нашли какую-то стрёмного вида колею, видимо, от сельхозтехники, и прямо по ней выехали к холму, который будто бы выглядывал из леса. Или выходил, но остановился на самом краю.

Пока народ разминал спины, я осмотрелся. Именно это место мы и искали. Ручеёк журчал ровно так, как и положено, и дуб высматривал нас, казалось, от самой дороги, словно заждался. А на приметном камне возле него сидел тот самый ворон. Ну, или другой — по ним непонятно.

Мы забрались на холм, причём Милу Лорд занес на руках, привычно подхватив ношу, казавшуюся воздушно-невесомой, будто облачко, в своём нежно-голубом пуховичке. Она так радовалась любой обновке, что становилось даже немного неловко. Но, видимо, понять истинную ценность вещей дано только тем, кто был их лишён. А те, кто не ценил того, что имел, воспринимая как должное и обычное, начинали задумываться лишь глядя на искренний восторг, что излучала взрослая девушка по поводу новой одежды, обуви, телефона, простых украшений и косметики. Хотя, пожалуй, задумываться начали бы далеко не все.

На камень приземлился ещё один ворон, а за ним и третий. Из леса раздалось многоголосое карканье наперебой, а вслед за ним — и волчий вой, заставивший Люду испуганно вскрикнуть и прижаться к Ланевскому ещё крепче, а Головина — достать пистолет так быстро, что я и моргнуть не успел. Не обращая внимания на весь этот концерт с балетом, я подошёл к старому дереву и прижал к стволу ладони и лоб. Почему-то показалось, что здороваться с дубом нужно было именно так. И стало как-то легче. Будто даже удалось различить голоса волков, до этого звучавшие единым оперным фоном, а теперь распавшиеся на пять разных партий. И понять, что серые вокалисты не так далеко, как хотелось бы, и продолжают приближаться. А вот вороний грай разобрать не мог — слишком много черных птиц слетелось за пару минут.