— Рад взаимно, Сергей, — ответил за всех товарищ Директор. — По форме одежды — ничего страшного, мы тоже сегодня забыли надеть манишки.
Ого! Второй раз пошутил, подряд? В здешних лесах точно начался падёж медведей.
— К сути, если нет возражений, — ждать возражений он явно и не планировал, — мои люди готовы принять под охрану периметр и получить данные имеющихся исследований по геологии. У руководителя операции есть полномочия предложить геологам контракты по дальнейшей разработке месторождений, пусть изучат. Условия, думаю, их устроят. К строительству храма приступят завтра же, площадку разметят сегодня. У меня всё.
— Отец Игнатий готов приступить с послушанию стать настоятелем на землях восточной Африки. Приход начнёт работу с завтрашнего дня. Храм, школа, амбулатория, семинария и профессиональное техническое училище заработают сразу же, как только будут возведены. Опыт, полномочия и компетенции отца Игнатия я подтверждаю. У меня всё, — лаконично отчитался отец Ларион. Я был занят только тем, что внимательно контролировал собственные вдохи и выдохи. Без этого — просто забывал дышать. Тёма завязывал вторым узлом вилку.
— Земельный участок площадью около тридцати пяти тысяч гектар сформирован, выделен и переведён в собственность гражданина Российской Федерации Волкова Дмитрия Михайловича, — начал Второв, и дышать я всё же перестал. — Соответствующие законы Московской, Тверской и Смоленской областей приняты сегодня. Подробное описание и технические детали тебе, Серёж, Павлик отправит в ближайшее время. Поздравляю, господа!
Директор, владыка и кардинал несколько раз хлопнули в ладоши, протокольно. Мы с Тёмой — как два дебила на утреннике для умственных инвалидов, исключительно редким чудом попадая левыми руками в правые. Пару раз сухо щёлкнул динамик смартфона. Надеюсь, это Ланевский поаплодировал, а не застрелился.
— Да плевать мне! У меня там вся работа стоит, потому что какая-то паскуда трубы задержала! Уйди, пришибу! — раздался оттуда, из телефона, глухой, но вполне узнаваемый голос урановой королевы Средьмаша.
— Ты чего тут, картинки срамные смотришь, Серёжка? Красный и не шевелишься? — в камеру заглянула Зинаида Николаевна Фетова собственной персоной, потной и злой. И тут же удивилась так, что выронила вечную глиняную трубку прямо на стол:
— Ого, интересное кино! Мишу знаю, Гришу помню. Сашка! Жив, чёрт старый! Опять детей обижаешь⁈ — веселилась легендарная старуха.
— Зинка, пропащая душа! — едва не подскочил фельдмаршал, отчего трое моих внутренних стержней развалились во все стороны, как стапеля или стойки ракеты, когда та уходила в космос. — Будут тебе трубы, честное комсомольское! А через пару дней прилечу — в клуб сходим. Пойдёшь со мной в клуб?
— Тут ближайший — полдня на слоне ехать, — мне показалось, или алмазной крепости бабка чуть смутилась⁈
— Не боись, Зинуля, к тому времени, как прилечу — построят. Ты там мальчикам покажи, где именно его поставить. Чтоб закаты были, помнишь, как на Аргуни тогда, — я не выдержал и вздохнул шумно, глубоко, потому что воздух сжёг весь в ходе их задушевной беседы уже давно. Головин выронил аккуратный металлический шарик, в которой скатал вилку.
— Покажу. Только и ты уж прилетай, а не как в тот раз, — пропасть мне пропадом, если она не кокетничала! Она! С фельдмаршалом!
— Прилечу, Зин, точно прилечу. Два дня, край — три. Там мои ребятки тебе контракт принесут, так ты сразу по сусалам-то им не маши, почитай внимательно. Землица та с минуты на минуту от Димы к Родине отойдёт, так что за светлое будущее будем там вместе отвечать, ты — под землёй, а я — снаружи, — товарищ Директор выбил финальным страйком всех разом: меня, Тёму, Серёгу и даже бабу Зину, судя по тому, что молчание её тянулось уже четвёртую секунду.
— То-то я гляжу, по-знакомому обложили, в три кольца, муравью без хитрой справки ни зайти — ни выйти. Хорошо, Саш, присмотрю за мальчишками. Если мне склероз не врёт, южные надбавки нынче будут получше северных? — вот это класс, вот это школа!
— Не врёт, Зин. И надбавки, и пайки́ всем академические, и автомашину «Волга», — улыбнулся он. «И нам!» — слабым голосом протянул опавший фаталист, не вставая.
— «Волги» мне уже ставить некуда, — рассмеялась неожиданно приятным глубоким смехом урановая королева. Да, некоторое время назад от неё наверняка не было спасения никому: не женщина — ураган.
— Ты там, зная тебя, через полгода такой ангар отроешь под горой, что хоть… Ладно, об этом при встрече. Иди работай уже, королева! — и голос ледяного повелителя прозвучал тепло и с добротой.
— Пока, ребята! Не задерживайте мне Серёжку, ему ещё за тушёнку и солярку рассчитаться надо! — и бабка пропала из кадра, оставив по центру лицо Лорда. Которое я даже не смог придумать, с чем сравнить.
— Господа, — сухо, казённо продолжил фельдмаршал, как ни в чём не бывало, — сейчас на почту Сергея Павловича придёт документ, вот тут у меня — оригинал, — он достал из сумки, что лежала на лавке между ним и владыкой чёрную папку со знакомым и родным гербом. — Как только Дима поставит подписи — сделка будет закрыта.
Из смарта раздался какой-то гул, а Лорд дёрнулся и упал набок. Вернее, это телефон его упал, потому что пришедшее с вибросигналом сообщение передвинуло трубку чуть в сторону. Серёга очнулся, установил аппарат на место, скучно-протокольно извинившись за технические неполадки, и открыл планшет, лежавший где-то за кадром. Минут десять изучал что-то в нём, и плевать ему, видимо, было на то, как тут, в монастырской трапезной, переводили глаза друг на друга представители денег, власти и веры.
— Всё в порядке, Дмитрий Михайлович, можно подписывать, — выдал-таки он долгожданное.
Папку передавали все втроем: каждый из них положил руку на чёрную кожу и подвинул мне. Я раскрыл её, достал два экземпляра договора, где одной стороной выступал нечаянный богач, а другой — посольство Российской Федерации в Объединённой Республике Танзании. То, что там уже стояли гербовые печати и подписи, поражало. На чём, интересно, привезли бумаги фельдмаршалу — на ракете? Но это наверняка был секрет, который меня снова совершенно точно не касался. И я просто расставил автографы в местах, где была моя фамилия. Один экземпляр передал в руки товарища Директора, а второй закрыл в папке, вместе с тяжёлой тускло-жёлтой ручкой с красным гербом на колпачке, тоже тяжёлом.
— Копит, наверное, — легко сообщил вдруг Второв, хотя вопроса не прозвучало никакого. — В монастыре карандашик прибрал, у тебя, Саш, ручечку. Хозяйственный парень, в надёжные руки Родина землю отдала!
И все за столом позволили наконец себе от души посмеяться, будто подводя итог сделки не только фактически, но и эмоционально.
Заканчивали обед в мирной, практически семейной обстановке: Головин не портил приборы, внутри меня никто не падал с грохотом. Но ожидаемого облегчения продолжение приёма пищи не несло. Потому что жути нагоняли собеседники один за другим, будто бы поставив себе цель, чтобы Дима Волков в слезах выскочил из-за стола, с криком: «Заберите у меня эту землю к чёртовой, простите, отец Ларион, матери! И на покатушки эти ваши я больше не ездец! Не ездюк! Ни ногой, короче!».
Сперва Второв, глядя с отеческой гордостью, «радовал» тем, что я с пинка открыл двери в нешироко известное сообщество крупнейших землевладельцев Московской области, завсегдатаи которого наверняка теперь будут деятельно искать встречи со мной. Сияя, как молодожёны, они с фельдмаршалом наперебой рассказывали, какой поднялся было хай в реестрах, кадастрах и прочих инстанциях, где, как посетовал товарищ Директор, «разучились быстро работать, наплодилось крапивного семени непуганого!». Как озаботились все три губернатора, с какого это такого волевого решения Московская область надумала прирасти за счёт Тверской и Смоленской, да ещё в такой спешке, в тех кругах тоже не поощряемой. Но там люди были опытные, с аппаратной чуйкой, поэтому вопросов напрямую задавать не стали, приняв к исполнению «ЦУ сверху». Что интерес к моему «личному бренду», как сказал Второв, или «печальному таблу», как перевёл внутренний скептик, взлетел до небес, там упёрся в Администрацию, чуть отлетел и поднялся ещё выше.
От него эстафетную палочку перехватил отец Ларион, вскользь пройдя-таки по сегодняшним находкам. Там были и сундуки с озера, и фото из тех трёх келий, что нашлись-таки в отрытом подземном ходе. Оказалось, взрывом обрушило один или два пролёта клетей, из которых состоял коридор, и за тем обвалом всё сохранилось в первозданном виде, вплоть до толстой стародавней кладки, которую монахи возвели, вероятно, опасаясь подкопа со стороны разинцев, что сновали тогда по окру́ге. Пока он показывал, вроде как соседям справа и слева, фото на планшете, держа его так, чтобы и от нас с Тёмой ничего не утаилось, скептик с фаталистом хлопали глазами. Потом, отставив ножку в какой-то чуть ли не балетной позиции, процедили с презрением, хором: «И вот это ты сменял на какой-то старый крест⁈». И тут же схватили по подзатыльнику от реалиста, который ощущался внутри довольным донельзя.
Правда, потом стало опять тревожно, потому что разговор зашёл о семи ларцах. Их владыка коснулся, можно сказать, мимоходом. Но то, с каким лицом он говорил, и его слушали два деда, вызывало чувства разнообразные, но всегда яркие. По хитрым кружевам былинных речей его отделить правду от вымысла было, конечно, невозможно. Но истории выбивали землю из-под ног, стулья из-под спины, самого её начала, и шатали знания школьной программы почём зря. Например, чего только стоил намёк на то, что чудесная икона с ликом царевича Димитрия Углицкого, утраченная невесть когда, была писана по заказу матери тогда ещё царицы Ксении Иоанновны дабы замолить страшный грех. И что рядом с ликом царевича нашлись доказательства того, что убийство его, как и вся кровавая суматоха Смутного времени, были спланированы и организованы Романовыми. И что началось их поэтапное приближение к престолу и восхождение на него задолго до этого, и задолго до летописного Андрея Кобылы*. Кроме которого через Реч