- Наше стойбище было в этих краях. Малым детям старики говорили: вверх по Уяндине не ходить, там могила шамана. Говорили, скоро разберут арагнас да похоронят, как предками положено. Потом половина стариков поумирала, кто время знал. А там немец пришел — забыли про шамана. А он злой стал. Мало кто выжил из Кузнецовых. Кого зверь порвал, под кем лед крепкий провалился, кого мор спалил. Наша трасса далеко была, и то дотянулся старик, привел сюда да рядом со своей могилой и наши устроил. - И Александр намертво замолчал.
- Я как увидел его сперва — сразу понял, неприятный он тип! Один глаз под бельмом, а второй рыжий как у сыча. Половина морды черная, в саже, а когда говорит — рта не открывает, только голоса разные на каждое слово в голове аукают. А что померли мы — только потом дошло, когда дед рассказал. Обругал он нас, велел гору сторожить да охотников пугать, и пропал. А мы остались. Долго кружили по-над той горой, а теперь вот и приземлились с миром наконец-то. Спасибо тебе еще раз, Димитрий, за спасение души! Хоть и не велел политрук так говорить, да где теперь он, а где мы? Прощай теперь, будь здоров!, - Смирнов поднялся, оправил гимнастерку, хотел было выполнить воинское приветствие, но, видно, передумал. Поклонился до земли. И растаял, тихо, мирно, без спецэффектов типа вспышек или хлопков.
- Зинаида, - проговорил стрелок, внимательно глядя на меня черными глазами. Я молча смотрел на него, помня основное местное правило коммуникации: «Не говори лишнего», - Зинаида Александровна. Мы назвали «Дайанаа» дочь, «летящая», значит. Отец же летал на самолетах. Она родилась за год до того, как мы сюда... Председатель сказал — время новое, надо имя тоже новое. В численник смотрел, - Кузнецов смотрел сквозь меня и время, вспоминая новорожденную дочь, которой сейчас, наверное, под девяносто. Потом моргнул, возвращаясь от воспоминаний к мыслям, и продолжил:
- Она или дети ее придут к тебе, шаман так сказал. Не обижай их, Дмитрий, не гони с земли, на которой они живут и предки их жили. Пожалуйста, - последнее слово он проговорил таким тоном, что у меня чуть горло не перехватило. Дух, почти сто лет нагонявший жути на округу, просил за дочку, которую видел дай Бог если несколько раз, и за внуков-правнуков, не виденных ни разу. Не умевший просить, говоривший-то нехотя и будто через силу, он смог пробить мои внешние равнодушие и невозмутимость.
- Я клянусь честью, что не обижу твой род. У них всегда будет в достатке земля, олени и рыба, - выдохнув, произнес я.
- Махтал*, Дмитрий! - сказал он, а потом еще громко сказал что-то на своем языке. Кажется, эту же фразу я слышал от Васи-Молчуна в Якутске.
Стрелок Александр Кузнецов прижал правую руку с сердцу, поклонился — и тоже пропал. А я проснулся от дребезжания проклятой сойки.
Собираться оказалось сложнее, чем разгружаться. Начал я утро с непременного чаю, которого оставалось совсем чуть-чуть. Потом дошел до берега и вытянул за веревку медвежий череп, про который чуть не забыл. Из него, стоящего на каменной плите берега, выполз приличного размера рак и похрустел обратно в воду. Прости, земляк, придется искать новый домик, этот — мой. Я протер его мхом и отложил в сторону. Остатки юколы снял и разложил возле «волчьего столика». Собрал сеть, инвентарь, скрутил веревки, сложил все в бокс и рюкзак, как было. Получилось даже не с третьего раза — видимо, у ребят из Головинского ателье были какие-то свои профессиональные секреты. Или мешало то, что содержимое поклажи я, как мог равномерно, проложил теми самыми кожаными кисетами. Загрузил в Плотву кофр на нос, укрыв его шкурой, и рюкзак на корму. Рядом с кофром пристроил с полцентнера наверное рубленой медвежатины, взяв только филе из середины. Оставшееся мясо и кости снял с дерева, на котором все это богатство хранилось, и разложил по полянке. Волк появился незаметно, как тень, и сделал вид, что он тут с самого утра стоял.
- Уезжаю вот, бывай, братишка! Глядишь, свидимся еще. Смотри не обожрись только, как в прошлый раз, понял? - наказал я ему. Серый посмотрел на меня с деланой обидой и чуть рыкнул, что-то вроде: «один раз всего было, и то неправда, чего вспоминать-то теперь каждый раз?».
На нос Плотве привязал медвежий череп, на голову натянул панамку, сложив ее треуголкой. Вовсе одичал тут, в общем. Поклонился берегу, полянке и горе, мысленно пообещав вернуться. Поклонился озеру, благодаря за рыбу и попросив доброй дороги. Оттолкнулся от берега и сел на весла.
До приметного места, где меня высадил Самвел, там, где два ручья, громкий и тихий, я доплыл часа за два, если не меньше. Все-таки плыть по течению значительно легче, чем против. Вытянул Плотву на пологий берег, развел костерок и заварил последний чай. Решил было дойти до устья Уяндины, неторопливо, вдоль бережка, поискать там полянку и вызвать Самвела волшебной свистулькой, как вдруг услышал сильный гул с той стороны. На моторку было непохоже. Было похоже на спор вертолета и пилорамы на повышенных тонах, но в небе было пусто, а устраивать тут передвижной лесоповал вряд ли кто-то стал бы. Тем более, что звук определенно шел по реке и приближался. «Скучал по цивилизации? Встречай!» - ехидно заметил внутренний скептик.
Из-за поворота тем временем выруливал по центру реки катер на воздушной подушке, или аэросани — я не знаю, чем они отличаются друг от друга. В общем, хреновина вроде пресловутого Головинского Хаммера, только защитного цвета, сидящая верхом на большом вытянутом в длину черном бублике. Позади нее в кожухе, забранном решеткой, с ревом вращался такой пропеллер — любой Карлссон обзавидуется. На носу стоял, одной рукой держась за ограждение, Артем Головин собственной персоной, в камуфляже и черном берете, изучая берег в мощный бинокль. Стекла кабины бликовали, но мне показалось, что я заметил внутри капитанскую фуражку.
Сбросив обороты винта, лодка стала приближаться. Подходила уже почти бесшумно, когда на палубу из кабины вышел Самвел и еще два парня в форме, как у Артема. В одном из них я узнал Валю Смирнова, главную власть Белой Горы.
- Эй, на суше! Прими конец! - зычно крикнул Головин, швыряя мне бухту веревки.
- Ну а хрена ли еще от вас дождешься? - громко ответил я нарочито недовольным скандальным тоном, поймав брошенное на лету и одним движением пропустив за стоящей рядом со мной лиственницей. Так удобнее было подтягивать, упершись в дерево ногой, что я и сделал. Мужики на лодке заржали в голос, и даже Артем, кажется улыбнулся.
Спрыгивая с носа, подходили здороваться, а я приглашал проходить к огню и чаю на камне чуть выше от воды. Последним по лесенке спустился Самвел в неизменной фуражке, и покосолапил ко мне, разведя руки в стороны и гудя, как поезд. С ним обнялись особенно тепло. Я, похоже, даже скучал по Врунгеляну все это время.
- Дима, а ты этот экспонат откуда вз… - начал было спрашивать Головин про череп на носу Плотвы, но осекся, увидев дальше шкуру и мясо. Я молчал, потягивая чай. Молодой парень Леша, сотрудник «Незабываемых путешествий», судя по шевронам на камуфляже, сбегал на лодку и принес кружек на всех, а заварил я, как чувствовал, полный котелок. Народ разобрал посуду, набулькал крепкого чаю и теперь с интересом осматривал меня, Плотву и груз. Я молча закатал рукав на правой руке и покрутил ей, показывая шрамы. На запястье они были едва видны, но две свежезаросших звездчатых дырки наверху предплечья смотрелись вполне себе героически.
- Волков, ты убил медведя? - о, а это достижение. В этот наш разговор я смог изумить Артема практически сразу. Куда только девался его фирменный прищур.
- Самвел, найдем же чучельника в поселке? Я вот подарок тебе везу, но соли было мало, боюсь не пропала бы шкура. И череп сварить мне не в чем было — рыбки да раки вон объели, что смогли, но до ума надо доводить, - обратился я к армянину, который рассматривал череп, крутя его в толстых пальцах.
- Дима, дорогой, мы в поселке все найдем, и чучельника тоже! Вон раз тебя в тундре нашли, неужели чучельника не найдем? Найдем, конечно! - затараторил Врунгелян в ответ. Знать, утомился молчать в лодке. Там, когда винт работает, наверное, вообще разговаривать невозможно.
- Волков! - нетерпеливо и уже чуть раздраженно окликнул меня Артем. Я в ответ только невинно поднял брови и пожал плечами, как Колин Фаррелл, дескать «не знаю, как так вышло, начальник».
- Волков!! - судя по всему, перегнул я все же, нельзя так с Головиным, да тем более на людях. Он с огромным трудом не снабдил мою фамилию двумя-тремя вводными экспрессивными конструкциями, хотя мог бы.
- Что «Волков»? Ну да, вышел медведь на берег, я только с рыбалки вернулся, лодку вынимал. Ни хлопушек этих с собой, ничего. Нож был только, - начал я, но меня неожиданно перебил Самвел:
- Ты его зарэзал?! - акцент в этот раз пробился очень ярко, как нарочно. Я молча покаянно кивнул.
Смирнов, который забрал из рук армянина череп и тоже поизучал, пробормотал:
- Самвел, а ведь это он… - показал он на зубы.
- Валя, какой «он», э?! Нэ может быть! - я впервые видел Врунгеляна, изумленного до такой степени, что он даже замолчал. А начальник и главная власть подошел ко мне, чуть сдвинув Артема, который, кажется, перестал фиксировать происходящее. Смирнов снова закатал мне правый рукав и пальцами измерил расстояние между всеми шрамами с обеих сторон руки.
- Это он, Самвел, я точно тебе говорю! Я эти следы наизусть выучил, он это! - уверенно махнул кулаком Валентин.
- Валь, поясни — отмер Головин, стягивая с себя берет.
- Эта падла, - Смирнов качнул черепом, что по-прежнему держал в руках, - за десять лет только официально сожрала двадцать девять человек. Это те, кто найден и описан экспертами. Про тех, кого не нашли в том районе, ничего не скажу, но за этих поручусь: раны на тканях, отметки на костях и фрагментах были сделаны именно этими зубами! Я в этого людоеда полрожка высадил два года назад, правда, он на другом берегу был, а я в лодке стоял, но не мог не попасть. Добегался, тварина! - и он посмотрел в пустые глазницы с отвращением.