Как-то года три назад я надумал сам продюсировать спектакль. Нашел очень приличную пьесу американского автора, адаптировал ее с режиссером спектакля Петей Белышковым на наш сегодняшний день, перенес действие в Россию. Не подумайте, упаси бог, о пиратстве. Права на использование пьесы были куплены у правообладателя, изменения согласованы. Получилась очень симпатичная история о двух людях, проживших вместе 20 лет, любящих друг друга, но, увы, как это нередко бывает, утративших взаимное сексуальное влечение.
Пьеса получилась и смешная, и трогательная, и в чем-то поучительная. Роль супруга я оставил за собой, а вот с поиском героини начались сложности. Кто — то из актрис, кого бы я хотел увидеть в этой роли, был занят, и их надо было ждать, кто-то не видел себя в этой роли. Короче — тупик. И тут мой дружок Петя, он же режиссер спектакля, человек сердобольный, предложил взять на эту роль некую актрису Аллу Довлатову, которая работала в спектаклях со Стасом Садальским и была изгнана им из проектов за непрофессионализм. Она подрабатывала в это время на радио ведущей. Петя убеждал меня, что Алла жаждет работать в театре и, хотя она с неба звезд не хватает, он добьется от нее толка.
Моя жена Наташа, человек, который очень хорошо разбирается в театре, умоляла меня не делать глупости, а дождаться на эту непростую роль профессиональную актрису. Но мне не терпелось приступить к работе, к тому же я очень доверял Пете. Я сломался, и мы начали репетировать с Довлатовой. Это пухлогубое создание репетировало слабо, но Петька так бился с ней, столько сил и души вкладывал, что со временем что-то стало получаться. Были очень удачные репетиции, а были просто провальные, сказывалось отсутствие профессионализма и опыта. Но она была «подперта» хорошими партнерами, и мы худо-валко добрели до премьеры. Спектакль начал жить.
Надо отдать Довлатовой (ее настоящее имя Марина Евстрахина) должное — она сумела собраться. Мы периодически играли спектакль, и зал принимал ее очень неплохо. Но случилась беда: ее пригласили на канал «Россия» в передачу «Девчата». Передача, прямо скажем, так себе, но шла регулярно. Ее физиономия засветилась на экране. И все! Изменилось отношение к партнерам, к самому спектаклю. Летаю только бизнес-классом, в гостинице только «люкс». Короче, зазвездилась.
Полгода назад наш спектакль был запланирован в довольно крупном городе. Прошла реклама, продавались билеты, на следующий день вылет, ей куплен билет в бизнес-класс. И вдруг звонок:
— А почему мне сначала был куплен билет в эконом-класс?
— Принимающая сторона не знала о твоих амбициях, но я объяснил им, Алла, что ты стоишь этих затрат, и они исправились, — сдержанно объясняю я.
— Да, но у меня уже нет настроения.
— Не капризничай. У твоих партнеров нет ни богатых родителей, ни крутого мужа, они живут на то, что заработают. Они ждут завтрашнего спектакля. Не говорю уже о зрителях…
— Ну не знаю, и муж мне не советует.
— Алла, мне жена тоже не советовала брать тебя в эту работу. Но я решил по-своему. Не поступай непорядочно. Ты дала согласие на этот спектакль, значит, должна лететь.
— Ах, оказывается, я непорядочная! Я никуда не лечу.
— Алла! — не выдержал я. — Забудь про этот спектакль навсегда. И поверь, я сделаю все, чтобы актеры и продюсеры в других проектах узнали про этот случай.
Что я сейчас и делаю.
Прекрасно понимаю, что ей тогда предложили корпоратив за большие деньги, и она сломалась.
А что же гастроли? Спектакль был сорван.
Вскоре я ввел на эту роль Веру Сотникову, настоящую актрису, которая влилась в нашу антрепризную семью.
Да, мы одна семья, но случается, что семья не без.
Вот в самом общем виде что такое антреприза. А теперь от общего к частному — к наиболее памятным для меня эпизодам моей антрепризной биографии, к встречам и расставаниям со своими соантрепризниками — продюсерами, актерами, режиссерами. Не удивляйтесь, когда среди повествования о сыгранных спектаклях попадутся вкрапления о чей-то личной жизни. Это тоже важно. Не сценой единой жива театральная антрепризная семья.
Еще в середине девяностых, когда я работал в театре «У Никитских ворот» Марка Розовского, меня пригласили принять участие в новой антрепризной постановке чеховского «Вишневого сада». Молодой, тогда еще никому не известный режиссер Леня Трушкин предложил мне роль Симеонова — Пищика. Партнеры были потрясающие: Таня Васильева, Коля Волков, Евгений Евстигнеев. Ну уж куда круче? Я загорелся, но как дисциплинированный театральный человек пошел к Марку Григорьевичу отпрашиваться. Он ответил недвусмысленно: «Володя, я никогда в жизни ни с кем не делюсь своими любимыми женщинами и актерами». Точка.
Мне пришлось отказаться от участия в заманчивом проекте, о чем, честно говоря, до сих пор жалею. Спектакль получился просто замечательным и стал московским театральным событием. Увы, этот кусочек актерского счастья я пронес мимо рта.
Но вот спустя несколько лет, в 2001 году все тот же, но уже другой, набравшийся режиссерского опыта, добившийся известности и уважения в театральных кругах, Леонид Трушкин вновь искушает меня — приглашает на роль Соломона в спектакле по пьесе Григория Горина «Шалопаи, или Кин IV». Роль очень колоритная, по своему рисунку в чем-то схожая с тем, что мне доводилось играть прежде, например в «Цене» Артура Миллера, причем в присутствии знаменитого автора этой пьесы. Я просто счастлив и, не задумываясь, принимаю предложение.
Чудная пьеса. А какие партнеры! Виталий Соломин, Валерий Золотухин, Верочка Глаголева, Лев Дуров, Александр Константинович Граве — компания просто роскошная. И роль Соломона уж точно моя: старый, мудрый, трогательный еврей, слуга и друг великого актера Кина.
Начинаем репетировать. Две главные мужские роли — король (Соломин) и Кин (Золотухин). Остальные пять мужских ролей достаточно большие, хотя и второстепенные, эпизодические. Но как ярко вылепил их Григорий Горин, какие они живые, разные по характеру!
На первую репетицию, читку пьесы, не пришел один из актеров — исполнитель роли датского посла, и я читал за себя (Соломона) и «за того парня». Чтобы не было скучно, я не стал просто бубнить, а выбрал для посла яркую гротесковую характеристику — а-ля Боря Моисеев. Все смеялись.
Дальше события развивались так, словно кто — то их заранее спланировал. Только не я, честное слово, не я.
На следующую репетицию не пришел Лев Дуров, захворал. Я «подчитал» за него роль министра, взяв этакую демоническую тональность. Опять всем понравилось. И когда на очередной репетиции обнаружилась очередная актерская недостача, я прочитал роль врача, сделав его сухим скандинавом с заметным прибалтийским акцентом.
После репетиции Валера Золотухин сказал:
— Слушайте, а зачем нам нужны лишние исполнители? Здесь пять эпизодических персонажей, пусть Долинский всех их один и сыграет.
Трушкин почесал затылок: ему, мол, нужно переспать с этой мыслью. Переспав с ней, он на следующий день заявил, что эти пять персонажей на сцене друг с другом не встречаются, а в некоторых сценах лишь, что называется, сталкиваются в дверях — один уходит, другой заходит, — так что идея вовсе не дикая, к тому же позволит серьезно сэкономить, что для антрепризы дело не последнее. Сказано — сделано. Отыграв сцену слуги, я вылетал за кулисы, за несколько секунд буквально на ходу переоблачался в костюм лорда и степенно выходил на сцену. Таким же образом я переодевался в датского посланника, врача и еще в кого-то. Трудность заключалась даже не в необходимой скорости переодевания — тут мне помогали. Но за те же секунды надо было перепрыгнуть не только из костюма в костюм, но и из характера в характер, то есть перевоплотиться, полностью изменить манеру двигаться и произносить текст, иначе лорд мог заговорить у меня с выраженным еврейским акцентом. Но вроде бы получалось, нравилось и режиссеру, и моим партнерам.
Работали каждый день, была зима, помещение, где мы репетировали, очень плохо отапливалось, мы часто не снимали пальто и шапки. Но работа кипела. Ко времени были готовы сложнейшие декорации, костюмы.
Премьера состоялась на сцене театра имени Вахтангова и прошла блестяще. Соломин и Золотухин просто плели кружева, заставляя зрителей смеяться и плакать. Чудесно были исполнены женские роли. Постановка яркая, смелая. Зал в конце спектакля буквально скандировал. И критика тоже приняла «Шалопаев» на ура. Не хочу показаться нескромным, но все же не удержусь и приведу мнение замечательного театрального критика Бориса Юрьевича Поюровского, который сравнил мои прыжки из роли в роль с виртуозными перевоплощениями великого Аркадия Райкина.
С Виталием Соломиным, удивительным актером и прекрасным человеком, я познакомился в восьмидесятые годы — вместе снимались в фильме «Зимняя вишня — 2», где он играл главного героя, а я его друга ловкача и плута Бруевича. Снимал фильм Игорь Федорович Масленников, талантливейший режиссер и очень добрый, компанейский мужик. (Перечитал последние фразы и смутился: сколько в ней хвалебных эпитетов. Но ведь все правда!)
Снимались мы в Питере, в Париже и еще в каком-то малюсеньком французском городке, забыл его название. Времена были голодные, и Игорю Федоровичу его друзья позволили жить и снимать в своем доме, находившемся в этом чудном «кукольном» городке. По фабуле фильма дом получает в наследство герой Соломина. В общем, двойная экономия: на гостинице и на съемочной площадке.
Когда уже заканчивали снимать, настоящие хозяева дома устроили застолье во французском стиле. Мы-то привыкли к картошечке, селедочке, ухе, жаркому и чтобы водочки было вволю. А гостеприимные хозяева выставили несколько бутылей вина в плетеных корзинах да десяток сортов сыра на огромной деревянной доске. Еще были гроздья винограда, грецкие орехи. Потрясающий натюрморт, но, увы, не для меня. Я чистосердечно признался Виталику, что вина, к сожалению, не пью, сейчас бы водчонки…
— Ладно тебе, — говорит Соломин. — Не подали водку, так попей винца.