Записки о Пушкине — страница 1 из 11

И. И. ПущинЗАПИСКИ О ПУШКИНЕ


Пущин и Пушкин

ван Иванович Пущин, автор «Записок о Пушкине», в первый раз встретился с Пушкиным при поступлении в Лицей, на приемном экзамене, 12 августа 1811 года.

Оба уже при первом знакомстве почувствовали друг к другу какую-то безотчетную симпатию. Завязавшаяся между ними вскоре дружба укрепилась за время совместного пребывания в Лицее и сохранилась навсегда.

Иван Иванович Пущин — «Жанно», как его называли товарищи, — был на год старше Пушкина (он родился 4 мая 1798 года, а Пушкин — 26 мая 1799 года). Главным его свойством была рассудительность. В отчете о поведении воспитанников за 1812 год о нем говорилось: «С весьма хорошими дарованиями, всегда прилежен и ведет себя благоразумно; благородство, воспитанность, добродушие и скромность, чувствительность с мужеством и тонким честолюбием, особенно же рассудительность суть отличные его свойства; в обращении приятен, вежлив и искренен, но с приличною разборчивостью и осторожностью».

Среди товарищей Пущин пользовался общей любовью. Лицеист граф Корф, впоследствии сановник, приближенный Николая I, писал о нем: «Иван Иванович Пущин, со светлым умом, с чистою душою, с самыми благородными намерениями, был в Лицее любимцем всех товарищей». Так Корф, убежденный монархист, писал в 1854 году о Пущине, когда тот находился еще в ссылке в Сибири. Он прибавлял при этом: «Но излишняя пылкость и ложный взгляд на средства к счастью России сгубили нашего любимца. Он сделался одним из самых деятельных участников заговора, вспыхнувшего 14 декабря 1825 г.».

Если так отзывался о Пущине холодный вельможа граф Корф, то можно представить себе, как привязался к нему юный Пушкин, с его пылкой, любящей душой. Прямой и открытый характер Пущина, его спокойная рассудительность и твердые моральные правила внушали его другу-поэту не только любовь, но и глубокое уважение. Пушкин вообще легко сходился с самыми разными людьми, и друзей у него было много, но дружба с Пущиным выделялась среди всех этих дружеских отношений особой серьезностью. В его стихах, обращенных к Пущину, всегда слышатся глубокие сердечные ноты. Как только речь заходит о Пущине, у него точно меняется голос. Так в «Пирующих студентах» (1815):

Товарищ милый, друг прямой,

Тряхнем рукою руку…

Имя Пущина в стихах Пушкина всегда сопровождается ласковым «мой»:

           …Поэта дом опальный,

О Пущин мой, ты первый посетил;

Ты усладил изгнанья день печальный,

Ты в день его Лицея превратил…

(«19 октября», 1825)

Мой первый друг, мой друг бесценный!

И я судьбу благословил…

(«И. И. Пущину», 1826)


В Пущине с ранних лет чувствовался уже будущий общественный деятель, последовательный и убежденный сторонник свободы. Это было то общее, что роднило его с Пушкиным. Его ровный характер и благоразумие давали ему возможность играть роль старшего (он и в самом деле был на год старше), и юный поэт часто поверял ему в ночных беседах через перегородку, разделявшую их комнатки, свои огорчения, а тот утешал и успокаивал чересчур впечатлительного и увлекающегося друга. Однако не надо думать, что Пущин был этакий молодой старичок, который только и делал, что читал наставления. Нет, это был живой мальчик — он умел и повеселиться и пошалить, хотя и в меру. И, как это обыкновенно бывает между мальчиками, дружба его с Пушкиным не обходилась без маленьких ссор. Вот, например, что записано 18 ноября 1812 года о Пушкине в журнале о поведении воспитанников: «18-го толкал Пущина и Мясоедова, повторяя им слова, что если они будут жаловаться, то сами останутся виноватыми, ибо я, говорит, вывертеться умею».


Пушкин о Пущине


Иногда и «Жанно» был зачинщиком. Сохранился один листок из журнала с такой записью от 31 марта 1813 года: «Господа Малиновский, Пущин и Илличевский во время прогулки в саду поссорились с Пушкиным и под видом шутки толкали его и били по спине прутом. Сей их поступок доведен был до сведения директора, который, сделавши им строгое увещание, приказал оставить их без ужина».

Бывали и более серьезные ссоры, но это были, как писал Пушкин в стихотворении «В альбом Пущину» (1817), «размолвки дружества», которые давали только лучше чувствовать «сладость примирения». Об этом Пушкин упоминает и в «Пирующих студентах»:

Нередко и бранимся,

Но чашу дружества нальем

И тотчас помиримся.

Взаимная любовь не нарушалась этими кратковременными «размолвками».

Но вот наступила весна 1817 года — момент окончания Лицея. Пути друзей разошлись: Пушкин поступил в Коллегию иностранных дел, а Пущин — в гвардию, в конную артиллерию.

Еще будучи в Лицее, он был «частым гостем», как он рассказывает, в «артели», устроенной И. Г. Бурцовым (декабристом) в гусарском полку, а затем стал членом «Союза благоденствия». Вступление в тайное общество заставило его строже взглянуть на себя. Он как будто вырос в собственных глазах. Между тем Пушкин после лицейского затворничества увлекся полученной свободой и предался удовольствиям светской жизни. Казалось, он совсем забросил серьезные занятия: мало кто замечал ту внутреннюю творческую и умственную работу, которая шла в нем, несмотря на рассеянный образ жизни. Не замечал этого и Пущин. Строгий к самому себе, он так же строго судил и своего друга. Он откровенно, по старой лицейской привычке, выговаривал ему, например, за то, что он будто бы «вертится» среди знати. Пушкин не оправдывался, не спорил — он только бросался его щекотать, что всегда делал, когда видел, что возражать бесполезно: все равно не переубедишь. Потом, вспоминая обо всем этом в своих записках, Пущин сам признавал, что был слишком придирчив. «Видно, нужна была и эта разработка, — писал он, — коловшая нам, слепым, глаза».

Участие в тайном обществе положило между ним и Пушкиным известную преграду, мешавшую полной откровенности. Пушкин замечал, что «Жанно» что-то от него скрывает, и догадывался, в чем дело. Со своей стороны, и Пущину неприятно было молчать о благородных целях, которым он посвятил всю свою жизнь, и он не раз думал о том, чтобы принять Пушкина в тайное общество. Почему это не осуществилось, Пущин откровенно рассказывает в своих записках.

В мае 1820 года Пушкин был сослан на юг, и друзья расстались на целых пять лет. Они свиделись только зимой 1825 года, когда Пущину удалось навестить Пушкина в новом месте его ссылки, в Михайловском. Это было последнее свидание друзей перед вечной разлукой. День, проведенный вместе в Михайловском, запечатлелся в их памяти до конца жизни. Этот день — 11 января 1825 года — подробно, с любовью описан Пущиным в его записках.

Многое изменилось в положении обоих друзей за пять лет, прошедших до этой встречи. Пушкин был уже знаменитый поэт. В тиши Михайловского вполне созрел его гений. Он работал здесь над своими главными созданиями — «Борисом Годуновым» и «Евгением Онегиным», изучал историю, записывал народные сказки и песни. Перед ним вставал вопрос о роли народной массы в революции, о значении «мнения народного» — вопрос, о котором мало думало большинство декабристов.

Пущин же в это время успел преобразиться из блестящего гвардейского офицера в скромного судейского чиновника. В 1823 году он бросил военную службу и по примеру поэта-декабриста Рылеева, служившего в суде, занял судейское место в Уголовной палате — сначала в Петербурге, а потом в Москве. По тем временам это был гражданский подвиг, так как дворяне смотрели на судейских чиновников с презрением. В суде служили люди неродовитые, бедные, необразованные, жившие взятками. А Пущин принадлежал к знатной дворянской фамилии: его дед был адмирал екатерининских времен, отец — генерал-лейтенант.

Задачей Пущина было облагородить судейское ведомство, искоренить взятки, защитить простой народ от притеснений. Во всем этом сказались принципиальность Пущина и его благородный характер. Пушкин гордился подвигом своего друга. В черновом наброске стихотворения «19 октября» (1825) он писал:

И все прошло — проказы, заблужденья…

Ты, освятив тобой избранный сан,

Ему в очах общественного мненья

Завоевал почтение граждан…

Теперь, в Михайловском, Пущин больше не опасался сказать Пушкину о существовании тайного общества, потому что все равно Пушкин, находившийся в ссылке, под надзором, не мог бы принять в нем участия. Вероятно, Пущин тогда же сообщил ему о предстоящем восстании, которое намечалось на лето 1826 года. Этим, может быть, и объясняется предсказание Пушкина в стихотворении «19 октября»:

Промчится год, и я явлюся к вам!

В январе 1825 года Пущин расстался с Пушкиным, а в декабре того же года вспыхнуло давно подготовлявшееся восстание. Пущин был в Москве, когда умер Александр I. Наступило междуцарствие: сначала присягали Константину, а потом назначена была присяга младшему брату, Николаю. Пущин понимал, что тайное общество не может пропустить такой случай, и бросился в Петербург — на место предстоящих событий. «Если мы ничего не предпримем, — писал он в Москву одному из членов тайного общества, — то заслуживаем во всей силе имя подлецов». Он был на собрании 13 декабря у Рылеева, когда решено было восстание, и 14 декабря один из первых пришел на Сенатскую площадь. Князя Трубецкого, выбранного начальником, на площади не было. Пущин вместе с Рылеевым отправился к нему и потребовал, чтобы он явился на площадь. Но Трубецкой, потерявший веру в успех, так и не явился. Пущин, хотя и был в гражданском платье, принял участие в командовании. Он действовал хладнокровно и энергично и оставался на площади до самого конца — до картечных выстрелов. Его шуба была прострелена картечью в нескольких местах.