– Какой же я был осел! – воскликнул я.
– Я видел, как вас огорчила моя слабость, – смеясь, сказал Холмс. – Мне было жаль, что приходится огорчать вас. Мы все пошли наверх. Увидав во время осмотра гардеробной, что халат висит за дверью, я опрокинул столик, чтобы отвлечь их внимание, и шмыгнул обратно в комнату, чтобы осмотреть карманы. Но как только я нашел (как и ожидал) записку в одном из карманов, как на меня набросились оба Каннингема и, наверное, убили бы меня, если бы вы не подоспели мне на помощь. Я и теперь еще чувствую, как молодой Каннингем схватил меня за горло, а старик чуть не вывихнул мне руку, стараясь вырвать бумагу. Они, как видите, догадались, что я понял все, и внезапный переход от полной безопасности к полному отчаянию заставил их совершенно потерять голову.
У меня со стариком Каннингемом был короткий разговор о мотиве преступления. С ним можно было разговаривать, но сын его – сущий демон, готовый застрелиться или застрелить кого угодно, если бы у него в руках очутился револьвер. Когда старик Каннингем увидел, что улики против него так вески, он потерял мужество и сознался во всем. Оказывается, что Вильям тайком проследил за своими хозяевами в ночь нападения на дом мистера Эктона и, получив таким образом власть над ними, пытался, путем угрозы, шантажировать их. Но мистер Алек слишком опасный человек для того, чтобы с ним можно было вести подобного рода игру. С его стороны было положительно гениальной выдумкой воспользоваться недавними грабежами в здешней местности для того, чтобы отделаться от человека, которого он боялся. Вильяма заманили в ловушку и застрелили. Будь записка у них в руках и обрати они побольше внимания на некоторые подробности, весьма возможно, что подозрение никогда бы не пало на них.
– А записка? – спросил я.
Холмс положил перед нами следующую бумагу:
(Если вы придете к вашей калитке, кое-что, что может очень удивить и быть очень полезно вам, а также и Энни Моррисон. Только никому не говорите об этом)
– Я именно ожидал найти что-нибудь в этом роде, – сказал он. – Конечно, мы так и не знаем, какие отношения существовали между Алеком Каннингемом, Вильямом Кирваном и Энни Моррисон. Результат, однако, показывает, что западня была устроена очень искусно. Ватсон, я полагаю, что наш отдых в деревне увенчался полным успехом, и завтра я вернусь на Бейкер-стрит с обновленными силами.
Внезапное исчезновение Сильвер-Блэза
«Внезапное исчезновение Сильвер-Блэза» (Silver Blaze), 1888, Дартмур, графство Девон (Dartmoor, Devon)
– Боюсь, что мне придется ехать, Ватсон, – сказал Холмс в одно прекрасное утро, когда мы сели за завтрак.
– Ехать? Куда?
– В Дартмур, в Кингз-Пайлэнд.
Я нисколько не удивился. Напротив, меня все время удивляло, что он не принимал участия в этом необыкновенном деле, о котором говорила вся Англия.
Целый день накануне мой приятель бродил по комнате из угла в угол, с опущенной на грудь головой, с нахмуренными бровями, не обращая ни малейшего внимания на мои вопросы и замечания и поминутно набивая трубку крепчайшим черным табаком. Он наскоро проглядывал присылаемые ему газеты и тотчас же бросал их в угол. Несмотря на его молчание, я очень хорошо понимал, о чем он думал. Только одно дело в настоящее время могло привлечь к себе его внимание и вызвать к деятельности его способность к анализу – это странное исчезновение Сильвер-Блэза, фаворита, претендующего на первый приз в Уэссексе, и трагическое убийство его тренера. Поэтому, когда он внезапно заговорил о поездке на место происшествия, я услыхал только то, чего ожидал и на что надеялся.
– Я был бы очень рад поехать с вами, если только я не помешаю, – сказал я.
– Вы сделаете мне величайшее одолжение, если поедете со мной, Ватсон. И я думаю, что не пожалеете, так как этот случай – единственный в своем роде. Я думаю, мы успеем попасть на поезд в Паддингтоне, а дорогой я подробно расскажу вам все. Сделайте одолжение, захватите с собой ваш превосходный бинокль.
Таким образом, приблизительно через час я сидел в углу купе первого класса поезда, мчавшегося в Эксетер, а Шерлок Холмс, проницательное лицо которого с резкими чертами обрамлялось дорожной шапкой с наушниками, поспешно принялся пробегать купленные им в Паддингтоне газеты. Мы уже проехали Рединг, прежде чем он бросил под диван последний газетный лист и протянул мне портсигар.
– Хорошо едем, – сказал он, выглянув в окно и затем поглядев на часы. – Делаем по пятьдесят три с половиной мили в час.
– Я не считал столбов, на которых указаны мили.
– И я также. Но на этой линии телеграфные столбы расставлены на расстоянии шестидесяти ярдов, и потому очень легко сделать вычисление. Вы, вероятно, уже знакомы с делом об убийстве Джона Стрейкера и исчезновении Сильвер-Блэза?
– Я читал сообщения газет «Телеграф» и «Кроникл».
– Это одно из тех дел, в котором надо приложить все умение рассуждать скорее на выяснение подробностей, чем на добывание новых улик. Дело это настолько трагично, необыкновенно, имеет такое важное значение для многих, что прямо не перечесть всевозможных предположений, догадок и гипотез. Затруднение состоит в том, чтобы отделить самый остов факта – несомненного, неопровержимого факта – от измышлений теоретиков и репортеров. Затем, когда мы утвердимся на прочном основании, то должны будем подумать, какие могут быть выведены заключения, и установить главные пункты, на которых зиждется вся тайна. Во вторник вечером я получил телеграммы от полковника Росса, владельца лошади, и от полицейского инспектора Грегори, который ведет следствие по этому делу. Оба они просят меня принять участие в нем.
– Вы получили телеграмму во вторник вечером, а едете только в четверг утром? – вскрикнул я. – Почему же вы не поехали вчера?
– Потому что сделал ошибку, дорогой Ватсон, а это, как мне кажется, случается со мной чаще, чем могут думать те, кто знает меня только по вашим запискам. Дело в том, что я никак не мог себе представить, чтобы можно было скрыть надолго самую замечательную лошадь в Англии, в особенности в такой малонаселенной местности, как северная часть Дартмура. Вчера я с часу на час ожидал известия, что найдена лошадь и похититель ее, он же и убийца Джона Стрейкера. Но когда на следующее утро я узнал, что ничего не сделано, за исключением ареста молодого Фицроя Симпсона, я почувствовал, что мне пора приняться за это дело. Но все же я не потерял даром вчерашнего дня.
– Вы уже составили себе определенное мнение об этом происшествии?
– По крайней мере, я ознакомился с главными фактами. Я перечислю их вам: ничто так не проясняет дела, как объяснение его другому лицу, да и вы скорее сможете помочь мне, когда я покажу вам, чем мы располагаем.
Я откинулся на подушки и закурил сигару, а Холмс, водя длинным указательным пальцем по ладони левой руки, принялся описывать события, послужившие поводом к нашему путешествию.
– Сильвер-Блэз, – начал он, – потомок Сомоми и обладает такими же блестящими качествами, как и его предок. Теперь ему пятый год, и он выигрывал подряд все призы своему счастливому обладателю, полковнику Россу. До катастрофы он считался первым фаворитом на Уэссекский приз, и ставки шли три к одному. Он всегда был фаворитом публики, ожиданий которой никогда не обманывал, и потому на него постоянно ставились огромные суммы. Понятно поэтому, что было много людей, в интересах которых было не допустить появления Сильвер-Блэза у флага в будущий вторник.
Само собой, с этим фактом считались в Кингз-Пайлэнде, где находятся скаковые конюшни полковника Росса. Были приняты все меры предосторожности для охраны фаворита. Тренер Джон Стрейкер – бывший жокей, скакавший в цветах полковника Росса, пока не стал слишком тяжелым для положенного веса. Он служил у полковника пять лет жокеем и семь лет тренером и зарекомендовал себя усердным и честным слугой. У него под началом три конюха; конюшня небольшая, только четыре лошади. Один из конюхов дежурил по ночам в конюшне, а другие спали на сеновале. Все трое – славные, надежные парни. Джон Стрейкер, человек женатый, жил в небольшом домике ярдах в двухстах от конюшни. У него не было детей, он держал одну служанку и жил в достатке.
Местность кругом уединенная, но приблизительно в полумиле к северу находится несколько вилл, выстроенных каким-то подрядчиком из Тавистока, для больных и для желающих пользоваться чистым дартмурским воздухом. Сам Тависток лежит на две мили к западу, а по другую сторону болота, также в двух милях, находятся большие мейплтонские конюшни, принадлежащие лорду Бэкуотеру и управляемые Сайласом Брауном. В остальном же местность совершенно пустынна; по временам в ней встречаются только бродячие цыгане. Таково было положение дел до катастрофы, происшедшей в понедельник ночью.
В этот вечер, в девять часов, лошадей, как всегда, заперли в стойле после обычной прогулки и водопоя. Двое из конюхов пошли ужинать на кухне у тренера, а третий, Нед Хантер, остался дежурить в конюшне. Несколько минут спустя служанка, Эдит Бакстер, принесла ему ужин – тушеную баранину с приправой из перца. Она не взяла с собой никакого питья, так как в конюшне имеется кран, а дежурному не полагается пить чего-либо иного, кроме воды. Девушка шла с фонарем, так как было очень темно, а тропинка идет по топкому месту.
Эдит Бакстер была ярдах в тридцати от конюшни, когда из окружавшей ее темноты внезапно появился какой-то человек и приказал ей остановиться. Когда он вошел в круг желтого света, отбрасываемого фонарем, девушка увидела джентльмена в сером твидовом костюме и в фуражке. На ногах у него были гетры, а в руках палка с тяжелым набалдашником. Смертельная бледность его лица и нервные манеры поразили Эдит. На вид он ей показался скорее старше, чем моложе тридцати лет.
– Можете вы сказать мне, где я нахожусь? – спросил он. – Я уже думал, что мне придется ночевать в болоте, когда вдруг увидел свет вашего фонаря.