– Входи, Шерлок! Войдите, сэр! – любезно проговорил он, улыбаясь при виде наших изумленных лиц. – Ты не ожидал от меня такой прыти, Шерлок? Но это дело имеет что-то особенно привлекательное для меня.
– Как ты попал сюда?
– Я обогнал вас в кэбе.
– Открылось что-нибудь новое?
– Я получил ответ на публикацию.
– А!
– Да, через несколько минут после того, как вы ушли.
– И что же?
Майкрофт Холмс вынул лист бумаги.
– Вот записка, – сказал он, – написанная мягким пером на дорогой бумаге кремового цвета, мужчиной средних лет со слабой конституцией. Вот что он пишет: «Сэр, в ответ на ваше объявление от сегодняшнего числа могу сообщить вам, что я очень хорошо знаю молодую девушку, о которой идет речь. Если вы потрудитесь зайти ко мне, я сообщу вам некоторые подробности ее грустной истории. В настоящее время она живет в Бекенхэме, в имении «Мирты». С почтением, Дж. Дэвенпорт».
– Он пишет нам из Нижнего Брикстона, – сказал Майкрофт Холмс. – Как думаешь, Шерлок, не съездить ли нам к нему, чтобы расспросить его?
– Жизнь брата дороже истории сестры, мой милый Майкрофт. Я думаю, мы заедем в Скотланд-Ярд за инспектором Грегсоном и оттуда проедем прямо в Бекенхэм. Мы знаем, что человек обречен на смерть, и каждый лишний час имеет громадное значение.
– Не захватить ли нам с собой мистера Меласа, – предложил я, – нам может понадобиться переводчик.
– Превосходно, – сказал Шерлок Холмс, – пошлите за экипажем, и поедем немедленно.
Говоря это, он выдвинул ящик стола, и я заметил, что он сунул револьвер в карман.
– Да, – сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд. – Из всего слышанного я заключил, что мы имеем дело с чрезвычайно опасной шайкой.
Почти совсем стемнело, когда мы подъехали к дому на Пэлл-Мэлл, где жил мистер Мелас. Но тут выяснилось, что как раз перед нами за ним заехал какой-то господин и увез его с собой.
– Не можете ли сказать, куда? – спросил Майкрофт Холмс.
– Не знаю, – ответила женщина, которая отперла нам дверь. – Знаю только, что он уехал в карете вместе с джентльменом.
– Этот джентльмен не называл себя по фамилии?
– Нет, сэр.
– Это был высокий, красивый, молодой брюнет?
– О, нет, сэр, господин небольшого роста, в очках, с худым лицом, но очень приятными манерами; он смеялся все время, пока говорил.
– Едем скорее! – отрывисто крикнул Шерлок Холмс.
– Дело становится очень серьезным! – заметил он, когда мы ехали в Скотланд-Ярд. – Эти люди опять захватили Меласа. Он человек не храброго десятка, как они заметили в ту ночь. Этот негодяй сумел запугать его, как только явился к нему. Без сомнения, им понадобились его профессиональные услуги, но, воспользовавшись ими, они, пожалуй, захотят наказать его за то, что считают предательством с его стороны.
Мы надеялись, что по железной дороге доедем в Бекенхэм скорее, чем в экипаже. Однако когда мы доехали до Скотланд-Ярда, то вынуждены были потратить более часа на то, чтобы дождаться инспектора Грегсона и выполнить некоторые формальности, необходимые для того, чтобы проникнуть в дом. Было уже без четверти десять, когда мы приехали на станцию, и половина одиннадцатого, когда все четверо высадились в Бекенхэме. Проехав полмили от станции, мы очутились перед «Миртами» – большим, мрачным домом, стоявшим особняком вдали от дороги. Тут мы отпустили экипаж и пошли по дороге.
– В окнах темно, – заметил инспектор. – Дом, кажется, пуст.
– Наши птички улетели, и гнездышко опустело, – сказал Холмс.
– Почему вы говорите так?
– С час тому назад здесь проехала тяжело нагруженная повозка.
Инспектор рассмеялся.
– Я видел след колес при свете фонаря у ворот, но откуда вы знаете, что повозка была тяжело нагружена?
– Вы, может быть, заметили, что те же следы колес идут и в другую сторону. Но колеи, которые идут от ворот, гораздо глубже, так что можно наверно сказать, что на повозке были тяжелые вещи.
– Вы убедили меня, – сказал, пожимая плечами, инспектор. – Да, нелегко нам будет попасть в дом. Но попробуем прежде, не услышит ли нас кто-нибудь в доме.
Он принялся громко стучать молотком у двери и звонить в колокольчик, но совершенно безуспешно. Холмс исчез куда-то, но вернулся через несколько минут.
– Я отворил одно окно, – сказал он.
– Хорошо, что вы на нашей стороне, а не против нас, мистер Холмс, – заметил инспектор, увидев, как ловко мой друг отпер задвижку. – Ну, мне, кажется, в этом случае мы можем войти, не дожидаясь приглашения.
Один за другим мы пробрались в большую комнату, по-видимому, ту самую, в которую был приведен мистер Мелас. Инспектор зажег фонарь, и при свете его мы могли рассмотреть две двери, занавеску, лампу, японские вещи – все то, что описывал грек. На столе стояло два стакана, пустая бутылка из-под бренди и остатки еды.
– Это что? – внезапно сказал Холмс.
Мы все остановились и прислушались. Откуда-то сверху доносился тихий, жалобный звук, похожий на стон. Холмс бросился к двери и выбежал в переднюю. Печальный звук доносился все отчетливее. Холмс бросился наверх, инспектор и я за ним, а Майкрофт старался не отставать от нас, насколько ему позволяла его тучность.
На втором этаже мы увидели три двери; из средней неслись зловещие звуки, то понижавшиеся до бормотанья, то переходившие в пронзительный вой. Дверь была заперта, но ключ оказался снаружи в замке. Шерлок поспешно отворил дверь и вбежал в комнату, но через мгновение выскочил назад, схватившись рукой за горло.
– Это отравление угаром! – вскрикнул он. – Погодите, пусть выветрится.
Заглянув в комнату, мы увидели, что она освещалась только тусклым синим пламенем, колебавшимся над небольшим медным таганом, стоявшим посреди комнаты. Пламя бросало на пол неестественно-мертвенный отсвет. В тени мы заметили неясные очертания двух людей, прижавшихся к стене. Из открытой двери пахнуло ужасными ядовитыми испарениями, от которых мы закашлялись и чуть не задохнулись. Холмс бросился на верх лестницы, чтобы впустить свежий воздух, потом кинулся в комнату, открыл окно и выбросил таган в сад.
– Через минуту можно будет войти, – задыхаясь, проговорил он. – Где свечка? Я думаю, в такой атмосфере нельзя зажечь спички. Подержи фонарь у двери, Майкрофт, а мы вытащим их. Ну, давайте!
Мы бросились к отравленным и вытащили их на площадку. Оба были без чувств, с посиневшими губами, распухшими, налитыми кровью лицами и вылезшими из орбит глазами. Лица их были до такой степени искажены, что только по черной бороде и коренастой фигуре мы могли узнать трека-переводчика, с которым расстались только несколько часов тому назад в клубе Диогена. Он был крепко связан по рукам и ногам, и на одном глазу виднелся след сильного удара. Другой, связанный таким же образом, был высокий, до крайности истощенный мужчина, с лицом, уродливо испещренным полосами липкого пластыря. Он перестал стонать, когда мы положили его на пол, и для меня было достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что для него уже не нужно нашей помощи. Но мистер Мелас был еще жив, и менее чем через час, с помощью нашатырного спирта и бренди, мне удалось привести его в себя. Он открыл глаза, и я имел удовольствие убедиться в том, что вытащил его из мрачной долины смерти, где сходятся все дороги.
История, которую он рассказал нам, оказалась простой и подтвердила все наши предположения. Посетитель, пришедший к мистеру Меласу, вынул из рукава нож и так напугал грека угрозой мгновенной смерти, что вторично увез его с собой. Этот хихикающий негодяй имел на несчастного лингвиста почти гипнотическое влияние. Мелас не мог даже говорить о нем без дрожи и не бледнея. Его поспешно увезли в Бекенхэм, и там ему пришлось быть переводчиком при свидании еще более драматическом, чем первое: англичане угрожали пленнику немедленной смертью, если он не согласится на их требования. Наконец, видя, что никакие угрозы не действуют, они втолкнули его обратно в его тюрьму и, упрекнув Меласа в предательстве, выявленном через газетное объявление, оглушили его ударом палки; он потерял сознание и опомнился только тогда, когда мы привели его в чувство.
Пламя бросало на пол неестественно-мертвенный отсвет.
Таково было странное приключение, случившееся с треком-переводчиком и до сих пор еще не вполне объясненное. Повидавшись с джентльменом, ответившим на публикацию, мы узнали, что несчастная молодая девушка происходила из богатой греческой семьи и приезжала в Англию к своим знакомым. Там она встретилась с молодым человеком, Гарольдом Латимером, который приобрел над ней сильное влияние и уговорил ее бежать с ним. Ее знакомые, неприятно пораженные этим случаем, ограничились тем, что известили ее брата, жившего в Афинах, и затем умыли руки. Брат, по приезде в Англию, по неосторожности попал в руки Латимера и его сообщника, Уилсона Кемпа, человека с самым темным прошлым. Негодяи, увидев, что незнакомец, по незнанию английского языка, совершенно беспомощен в их руках, держали его пленником в своем доме и жестоким обращением и голодом пытались заставить его отречься в их пользу от своего состояния и от состояния сестры. Девушка не знала о пребывании его в доме, а пластырь на его лице был наклеен для того, чтобы было труднее узнать его в случае неожиданной встречи. Но, несмотря на эту предосторожность, она с женской наблюдательностью сразу узнала его во время первого посещения переводчика. Впрочем, бедная девушка была также пленницей, так как в доме не было никого, кроме человека, исполнявшего роль кучера, и его жены, которые оба были сообщниками заговорщиков. Убедившись, что тайна их открыта, а от пленника ничего не добьешься, негодяи бежали с девушкой из нанятого ими меблированного дома, сначала отомстив, как они думали, и тому, с кем им не удалось сладить, и тому, кто выдал их.
Через несколько месяцев мы получили из Будапешта интересную газетную вырезку. В ней сообщалось о трагической смерти двух англичан, путешествовавших с какой-то женщиной. Оба они были найдены заколотыми, и венгерская полиция предполагала, что они нанесли друг другу смертельные раны во время ссоры. Но мне кажется, что Холмс держится иного мнения, и до сих пор он предполагает, что если бы можно было отыскать гречанку, мы узнали бы, как было отомщено все зло, причиненное ей и брату.