Но к счастью существуют молодые, воспринявшие, вопреки всему, великую традицию русской поэзии.
Ничто не погибло. Есть сыновья не только у Долматовского, но и у Ахматовой.
С ужасом слушаю толки о том, что меня хотят сделать членом Комиссии. Верила бы в Бога, молилась бы: пронеси Господи! Работа в Комиссии будет для меня еще одной помехой на пути к моим дневникам, к записям об Анне Андреевне. Их переписать могу только я; а переиздать без ошибок «Белую Стаю» и пр. – многие.
А мой жанр (на 60-м году жизни я это поняла) – воспоминания, дневники, портреты. Чужая судьба, проведенная сквозь сердце.
20/III 66+ Вчера у меня была Л. Я. Гинзбург. Снова – о тысячах в Никольской церкви, о толпе перед Союзом. Добавила, что речь Берггольц была не только плоха (как сказала мне по телефону Шура), но и все о себе: как она, Ольга Федоровна, в самые трудные годы была рядом с Анной Андреевной… Мои записи начинаются в 38-м году; тогда Анна Андреевна говорила о ней дурно, и я ни разу ее там не видала.
Лидия Яковлевна сказала, что полным наследником оказался Лева, но что он великодушно заявил, что половину отдает Ирине Николаевне. Затем он не пожелал взять к себе рукописи, сказав, что у него в коммунальной квартире ненадежно…
Надо, конечно, прежде всего сделать опись бумаг, сфотографировать «1001 ночь» и «Лермонтова»[218].
Л<идия> Я<ковлевна> рассказала: какая-то старушка в церкви:
– Какая женщина была, всех в церковь привела за собой: и молодых, и старых, и евреев.
15/ IV 66 Склоку по поводу Толи – состава комиссии и пр. – опускаю.
Сегодня Аня Каминская рассказала мне – а я не знаю, можно ли ей верить? – что рассказывала ей Анна Андреевна о последнем своем свидании с Николаем С тепановичем.
Она уже была замужем за Шилейко и жила в Мраморном. Николай Степанович пришел с ней объясняться – кажется, о разводе. Разговор был неприятный. Они простились. Николай Степанович спускался по винтовой лестнице. Анна Андреевна крикнула ему вслед:
– По такой лестнице только на казнь идти!
Больше она его не видела.
Расстреливали у выкорчеванных корней – деревья повалены, корни торчат, под ними ямы.
Аманда сказала мне со слов Саломеи Николаевны (Соломинка), что Анна Андреевна была влюблена в В. Князева, – того героя «Поэмы», который застрелился из-за О. А. Глебовой-Судейкиной.
Это сильно углубляет бездонность «Поэмы».
4/V 6 6 Переделкино Часто по вечерам сижу на лавочке с Эммой Григорьевной. Говорим об Анне Андреевне.
Я погладила кошку.
– Знаете, как Анна Андреевна называла кошек, когда гладила их? Младшие.
Сегодня Эмма Григорьевна рассказала мне многое, чего я не знала:
«Белая Стая» посвящена Анрепу.
С ним она в свою поездку в Оксфорд встретилась в Париже. У него уже был инсульт. Он подарил ей платочек.
В Париже она встретилась и с другой своей любовью, с Лурье.
Лурье изменил ей когда-то, влюбившись в Судейкину.
Аманда мне говорила со слов Саломеи Николаевны, что Анна Андреевна была влюблена в Князева. (Не ему ли: «Пленник чужой, мне чужого не надо»). Мне ясно по стихам «…На левом берегу Невы / Мой знаменитый современник»[219], что она была влюблена и в Блока (что всю жизнь энергично отрицала), который тоже, судя по «Поэме», любил Судейкину. Сегодня мне сказала Эмма Григорьевна, что Ане, незадолго до конца, Анна Андреевна поведала все про Блока и Аня записала это.
Сколько у нее было любовных неудач. У нее!
Стихотворение Нарбуту было посвящено сначала Николаю Ивановичу Харджиеву[220].
У него – 25 писем Анны Андреевны[221].
7 /V 66 Москва Сегодня – наконец – Толя.
Обо всем. До нового сердцебиения.
Я его спросила, что он знает про листки «Для Лиды». Он сказал: «Это, наверное, из «Лермонтова»»[222].
Значит, не отдельно! Значит, Ирина Николаевна сказала правду (я получила от нее письмо), что это не отдельные листки, не письмо…
Значит, не видать мне их…
Из Толиных рассказов – кроме распри с Пуниными – фактическое:
«Что нам разлука…» посвящено ему. У него есть экземпляр с ее надписью – Анатолию Найману.
У него около 30 писем. Из Рима она ему писала каждый день. И в больницу, когда он лежал[223].
Если они долго не виделись – давала ему читать «Лермонтова».
Подарила ему 2 «письма» – никому, просто так – мысли о своей поэзии. Одно он мне обещал в перепечатанном виде[224].
Уверен, что Анну Андреевну и Леву ссорила Ира. Уверен, что Лева не пришел к ней в больницу в Москве потому, что ему тоже что-то сказала Ира. (Он собирался: Нина Антоновна обещала спросить у Анны Андреевны; передала ему «Мама ждет» – а он не пошел… В промежутке что-то сделала Ирина Николаевна).
Он сказал мне очень умно: каждое стихотворение Анны Андреевны происходит из конкретности, реальности. Каждое имеет основу. «С 63 года я знаю основу каждой строки».
Сказал, что «Красотка очень молода» многим казалась загадкой. (Значит, не только мне!) И что ему на вопрос она ответила: Смерть! (А мне – Любовь; и сердилась – это ведь ясно из следующего стихотворения: «И наконец ты слово произнес».)
«Я щедро с ней делюсь цветами» сказал он, это Ника из Болгарии в деревянных флакончиках привозила розовое масло, и Анна Андреевна отлила его одной даме. Это она называла делиться цветами.
Сегодня я получила из Лениздата письмо с просьбой подготовить текст «Поэмы» для однотомника. Надо обдумать. Текст придется дать неполный, а тот, который был ею подготовлен для «Бега времени»… Это противно.
Толя предлагает Луниным, что он придет в любую минуту описывать бумаги. Они крутят.
И у Толи, и у Нины Антоновны имело успех мое предложение – послать в Ленинград Эмму Григорьевну, чтобы она с Толей и Аней сделала опись. Она ведь архивистка. Может быть, они позволят…
Толя говорит, что Володя, брат мужа Ани, очень хороший и правдивый человек, говорил ему, что видел записку рукой А. А.: «отдать в Пушкинский Дом»[225].
Надо отдать – но сначала все привести в порядок родными, не чужими, руками. Не Макогоненко и Берггольц[226].
17/V 66 Переделкино Тут часто посиживаю вечерами с Эммой Григорьевной на лавочке. Нет, разобраться в копии «Для Лиды» помочь она не может. Автографов у нее тоже мало. Стихи наизусть не знает. Но зато окунула меня в бездны семейных и иных склок.
Анна Андреевна тратила на Луниных и Ардовых много денег (в последние годы).
За Леву боролась, билась, хлопотала очень энергично, но когда он вернулся – не позаботилась о его костюмах, деньгах, лечении: деньги для него вообще давала не щедро; говорила: «ну вот теперь Лева будет меня содержать». А он вернулся больной.
29 /V 6 6 Видела эти дни Марию Сергеевну – наконец – и снова Эмму Григорьевну.
Бесконечные разговоры о поездке Эммы Григорьевны в Ленинград для работы над архивом. Сначала не хотела Ирина Николаевна. Теперь она говорит «мечтаю об Эмме Григорьевне», а Эмма Григорьевна колеблется («меня не любит Лева… Лунины потом скажут, что я воровка…»). Я уверена: надо пытаться.
И Мария Сергеевна и Эмма Григорьевна мне сказали – обе порознь – что Анне Андреевне не нравилась та книга, которая так раздражала меня. Когда ей дали, она прочла немного и вернула со словами:
– Мне это не нужно.
Потом слушала передачу по радио, и отошла, рассердившись[227].
31/ V Сегодня полдня у меня провел Толя.
Вчера утром я из Лениздата получила «Поэму». Это – экземпляр для «Бега времени», сильно перевранный машинистками. Мне Люша помогла его вычитать.
Но возникли вопросы, о которых я хотела говорить с Толей. Он умен, а о ней и ее вещах помнит все. Ответил на все убедительно, точно, верно.
Например, я помнила, что со строфою об Эль Греко что-то не так, хотя она и есть в экземпляре для «Бега времени». Спросила. Он подтвердил – она ушла в цикл «Полночные стихи», стала предпоследним. Мне это говорила и Анна Андреевна, но я позабыла[228].
Вообще он, конечно, самый нужный человек в ахматоведении. Но пока ничего не записывает. Это жаль. И неверно.
Чуть он ушел – письмо от Ирины Николаевны, отчаянное, насчет «Будки» и квартиры.
А последние поправки к «Поэме», о которых мне сказал Толя – «не нашла».
Буду требовать, чтобы она допустила его к «Поэме». Он-то найдет!
Да, еще. Я ему сказала, что в его возрасте стихи Анны Андреевны запоминала с одного раза – если она только не читала несколько подряд.
Он: – Я тоже. Она мне прочитала штуки три, и на следующий раз я ей все прочел. Тогда она сказала: – Так? Хорошо. Я вижу вы из тех, кому одного раза много.
10/VI 66 Пиво Воды Сегодня были Толя с Иосифом.
Конечно, об архиве, об Ирине Николаевне и Ане, о которых они говорят резко и справедливо.
Толя работал с Марией Сергеевной над корректурой Леопарди[229].
Мария Сергеевна передала Суркову свое письмо о необходимости отвоевать «Будку», которое я редактировала.
Сурков собирается в Ленинград.
По моей просьбе Сарра Эммануиловна попросила своих друзей в «Литературной газете» позвонить в Ленинград о «Будке». Некто Гр. Семенов (тамошний Ильин)[230]