оветов все эти непорядки, вся эта грязь, весь этот страшный ужас. Все эти несчастья идут из глубокой русской сущности. Виновата Россия, виноват русский народ, со всеми его привычками… Да ладно, плевать, главное ― нормально устроиться. Пусть меня повесят, но с Митей я увижусь. Ур-ра! Вперед. Надо достигнуть цели, и я ее достигну. Как будет здорово болтать с моим стариком Сеземаном! Думаю дать ему телеграмму из Пензы, или из Куйбышева, или из Чкалова. Но надо еще туда добраться, конечно.
10/XI-41
11 дней пути. Едем теперь быстрее. Ночью проехали Пензу. Направляемся к Кузнецку и Куйбышеву. Можно считать Куйбышев значимым этапом нашего пути. Куйбышев и Чкалов. Говорил с Кочетковым об азиатских перспективах. Он не хочет устраиваться в Ашхабаде из-за сильной жары, которая стоит три летних месяца: июнь, июль и август. Зато он говорит, что я отлично мог бы там устроиться, что он мне в этом поможет. Но как же я могу жить один? Я не рассчитываю ни на Митю, ни на Насоновых. Конечно, я бы хотел устроиться в Ашхабаде, из-за Мити. Но может, Кочетков, зная, как меня влечет в Ашхабад, толкает меня там устроиться, потому что боится, что ему иначе надо будет кормить лишнего человека? Как говорят русские, нужно держать ухо востро. Положение Кочеткова представляется следующим образом: он, по своим делам, связан с Ашхабадом, но он не хочет там жить из-за пресловутых летних месяцев. Поэтому он хотел бы жить в месте менее… тропическом и ездить в Ашхабад время от времени. Но я-то тут при чем, во всем этом? Как я буду жить один в Ашхабаде, даже если допустить возможность найти там жилье? Кочетков говорит, что он знает там много народу, которые помогут мне найти работу, чтобы обеспечить жизнь до конца школы. Но я просто не представляю себе, как я могу жить там один. Хотя бы вопрос питания. Конечно, было бы здорово жить рядом с Митей… Приедем в Ташкент. Ладно. Первое, что надо сделать, ― это найти место на несколько дней в Ташкенте, чтобы поставить багаж, и ночевать, и чтобы осмотреться. Мы с Кочетковым думаем о поездке в Ашхабад, чтобы посмотреть, как там, узнать, какие там возможности работы и устройства. Все это кажется совсем нереальным. Но хуже то, что это будет даже слишком реальным, как только мы окажемся в Ташкенте. По существу, я отлично знаю, что еду в Азию исключительно из-за Мити. Если бы Митя был в Москве, я никогда, никогда в жизни из Москвы бы не уехал. Но раз он в Ашхабаде, ясно, что я его там разыщу. Мы ведь действительно слишком связаны своими вкусами, прошлым, желаниями, чтобы так разлучаться.
Но все же определять выбор моего места жительства будет не Митька, а практические соображения: возможности жилья, подрабатывания. Правда, Кочетков говорит об Ашхабаде именно в этом смысле. Конечно, хотел бы я знать, может ли Кочетков просто-напросто me lâcher[154] к чорту, me laissant me débrouiller tout seul[155]? Но ясно, лучше оказаться в таком положении в Ашхабаде, где все же есть Митька, чем в каком-нибудь Самарканде, где никого нет знакомых и друзей. С другой стороны, конечно, я не могу насиловать воли Кочеткова: не хочет, не надо. Собственно говоря, нужно бы «выяснить отношения», как говорят русские. Хочет ли Кочетков устроиться вместе со мной или хочет «кинуть» меня одного в Ашхабаде? Почему-то говорит он о том, что в Ашхабаде я устроюсь. Может, думает он о поддержке со стороны Митьки? Да вообще, сейчас это очень неясно. Но, конечно, надлежало бы выяснить, что к чему: в смысле éventualité[156] поддержки, intensité[157] поддержки со стороны Кочеткова. Увидим.
Какая замечательная книга «Богатые кварталы»! Это великое произведение отличается точностью наблюдений, хорошим французским остроумием; стиль совсем свободный, не то что некоторые скованные, как «в корсете», книги, которые бывают во Франции. Конечно, слегка мешают «левацкие настроения», и теперь это кажется особенно смешным. А чем, по существу, были социалисты до войны 14–18 г.? А коммунисты до войны 39–40? Если подумать, все это были жалкие типы. Ни первые, ни вторые даже не смогли предотвратить войну. Когда я жил в Париже, я был откровенно коммунистом. Я бывал на сотнях митингов, часто участвовал в демонстрациях… Конечно, это было очень симпатично и впечатляло, тогда верили в победу народа… В конце концов во Франции их смирили, коммунистов-то. Конечно, если они вновь поднимут голову и начнут такой беспорядок, что все пойдет вверх дном, тогда… Но я не думаю. В России они сумели сделать революцию, к чему же это их привело? Чуть ли не к полному поражению, к тому, что в этой несчастной русской стране царят беспорядок и невообразимая грязь. Маркс рассматривал возможность всеобщей революции, он никогда не говорил о социализме в одной стране; вот и сделали этот социализм в одной стране, и я совсем не представляю, как он будет продолжаться после войны. Я почти уверен, что «опыт», даже в случае победы над Германией, окончательно провалится. Он приносит всем слишком много несчастья. В чем? Да посмотрите на деревню. Как и до революции, народ глупый, грязный, малокультурный (абсолютно бескультурный, по правде говоря). Противная страна. А все-таки надо будет как-то в ней устроиться. Конечно, советские столицы хороши, но это не может компенсировать все остальное. Коммунизм, да… Многие на нем обожглись: Андре Жид, Хемингуэй, Дос Пассос были к коммунистам очень близки. Потом они, по разным причинам, разочаровались… Сам я тоже, да еще как! Стоим среди поля, вот уже часа 3–4. Почти полдень. Из окон вид на противную снежную насыпь… И все же, несмотря ни на что, не следует утопать в пессимизме, терять надежду, надо бороться, во что бы то ни стало и во всех обстоятельствах. Что касается меня, то я думаю, что в отказе от борьбы ради счастья нет ничего иного, кроме малодушия, просто-напросто. Моя цель в данный момент ― увидеть Митю, с ним возобновить наше интеллектуальное товарищество, которое мне так нужно. Кроме того, это все же ведь мой единственный друг на весь Союз. К тому же, если у меня сейчас собачье настроение, это только потому, что я бездействую, словом, что я ни черта не делаю. Я по природе бизнесмен. Приедем в Ташкент, дела будет много (вот это уж верно, и самое смешное то, что я тогда, может быть, даже пожалею о теперешнем времени). Во всяком случае, теперь хоть один плюс есть во всей этой истории: мы без затруднений проехали через опасную зону, мы больше не рискуем попасть под бомбардировку. А это уже хорошо. Это была первая наша цель. Она достигнута. Вторая цель, которую нужно достигнуть, ― это доехать до Ташкента. Вторая зависит от первой. Стоит только задуматься, не слишком напрягаясь, чтобы дойти до этого элементарного вывода. Если мы без ущерба проехали через всю опасную зону, значит, мы до Ташкента доберемся. Третья цель, видимо, будет ― устроиться в Ташкенте на несколько дней, иными словами, найти убежище, где нас могут принять и уберечь наш багаж. Устроившись на некоторое время в Ташкенте, можно будет съездить посмотреть, какие возможности в Ашхабаде, узнать, можно ли устроиться в самом Ташкенте; наконец, найдя любой приют, начать прикидывать, где устроиться окончательно, в общем, начать делать дела. Конечно, есть во всем этом и момент неожиданности: вдруг нас просто-напросто моментально из Ташкента погонят в разные другие города? Если вдруг запретят ташкентским эвакуированным ехать по своему собственному хотению, например, в Ашхабад. Конечно, есть доля неожиданности, которую невозможно предвидеть. Все же маловероятно, что нам не дадут пожить в Ташкенте хоть какое-то время и что нам не разрешат поехать в Ашхабад, который находится всего лишь в 24 ч. от Ташкента. Например, возможно, что все будет труднее, чем кажется отсюда, но я не могу поверить в такую абсолютную черноту на горизонте. Во всяком случае, Митя в Ашхабаде; я сделаю все возможное, чтобы его увидеть. И я его увижу. Кстати, сколько еще можно так ехать? Наш проклятый путь длится уже 11 дней. Если он продлится еще 11 дней до Ташкента, даже малолетний школьник может сказать, не боясь ошибиться, что все путешествие от Москвы до столицы Узбекистана продлилось 22 дня, три недели. По военному советскому масштабу, это очень хорошо. Но я весьма сомневаюсь в такой железнодорожной прыткости (можно помереть со смеху, если подумать, что в нормальное время дорога из Москвы в Ташкент длится ровно 4 дня). Митина телеграмма от 24 (то есть я ее получил 24). Было бы здорово его увидеть не больше чем через месяц после получения телеграммы. Я не думаю, что он мог уехать из Ашхабада за этот месячный срок; тем более что, говорят, в Ашхабаде ноябрь-декабрь весьма сносны с точки зрения климата. Да и сама телеграмма с адресом Сеземана что-то значит. Думаю, что он учится в каком-нибудь институте.
11/XI-41
12 jours de voyage.[158] Вчера читал discours de Staline[159] на торжественном заседании Моссовета и московских организаций le 6 novembre[160] по поводу 24й годовщины Révolution d’Octobre[161]. Основные положения: превосходство немцев в авиации и особенно, в несколько раз, в танках; кроме как «над Ленинградом нависли черные тучи; враг угрожает Москве» ― ни слова об обороне этих городов (est-ce que cela signifierait l’éventualité[162] сдачи этих городов?); основная причина неудач Красной армии ― отсутствие 2го фронта на Европейском континенте, который, безусловно, должен возникнуть в ближайшее время; Америка предоставляет СССР заем в сумме 1 млрд долларов; задача главная: уничтожение всех до одного немецких оккупантов. Итак, уже больше не болтают, как несколько месяцев назад, о том, что Германия воюет на 2 фронта. Сталин чистосердечно признает, что Германия воюет ТОЛЬКО на 1